— А что если завести танкетку? — обратился он к другу.

— Попробуем, — сказал Долгов. — Пойдёт ли?

— Пойдёт, — ответил Богатырь. — Душа из нее вон — она теперь наша.

Он забрался на сиденье водителя и стал возиться с мотором. По началу всё шло хорошо. Мотор фыркнул два раза словно спросонья и заурчал ровно и бесперебойно. Теперь предстояло пустить танкетку, но тут-то друзья и хлебнули горюшка. Всё было в этой машине наоборот и совсем не так просто, как казалось. Богатырь нажимал педали, передвигал рычаги, а танкетка то вертелась волчком, то пятилась назад, но вперёд двигаться и не думала. Иван взмок и чертыхался; сзади, на сиденье стрелка, нервничал Долгов.

Время от времени Иван переставал возиться, откидывался назад, на спинку сиденья, и, отдуваясь, говорил:

— Подожди, сейчас всё начну сначала. — И начинал, запоминая, что к чему. И вот произошло чудо: танкетка неожиданно рванулась вперёд. Долгов стукнулся непокрытой головой о броню.

— Береги голову! — крикнул Богатырь, но и его постигла та же участь, — он ударился так, что ему показалось, будто голова треснула пополам. А танкетка ревела и мчалась вперёд, подпрыгивая, точно одержимая. Богатырь вел её степью, напрямик к переднему краю. Она проскочила вражескую траншею, румыны даже и вслед не стреляли, решив, очевидно, что это своя танкетка пошла в тыл русских.

...Когда Богатырь и Долгов вошли в штаб, их сразу не узнали. Головы были в шишках, ссадинах, кровоподтеках, лица черны от копоти.

Выслушав донесение, командир полка стал быстро отдавать приказания. Группа была в опасности, надо было торопиться. Потом командир посмотрел на Богатыря и Долгова и велел им немедленно отправляться в медсанбат. У Богатыря ёкнуло сердце.

— Товарищ майор, — обратился он к командиру. — Нельзя ли медсанбат отложить на после. Разрешите нам на этой танкетке туда... на выручку. Мы из румын колбас понаделаем, я знаю!

— Разрешите, товарищ майор, — поддержал Долгов. — Мы танкетку освоили полностью. Она у нас как какая-нибудь дрессированная собачка.

— Я вижу, — язвительно сказал майор, кивнув на головы разведчиков, и строго добавил: — В медсанбат!

Долгов сразу скис. Богатырь почувствовал, что если и он скиснет, придётся действительно итти в медсанбат, а ему очень хотелось скорее вернуться к своим и поквитаться с румынами. Он стал просить майора, доказывать ему, что лучше их никто не знает дороги, что там ждут немедленной помощи и на танкетке они в один миг примчатся. Майор, наконец, согласился.

— Перевязаться немедленно, — приказал он.

Их стали тут же перевязывать индивидуальными пакетами. Кто-то принес огромные шапки-ушанки.

— Вот это добро, — повеселел Богатырь, — будут вместо шлемов.

Танкетка мчалась обратно в тыл к румынам.

— Давай, давай! — кричал Богатырь, не отрывая глаз от смотровой щели. Залитая лунным светом степь расстилалась перед ним.

Румыны, окружившие группу Фурсова, заметив немецкую танкетку, обрадовались, замахали шапками. Танкетка замедлила ход и вдруг полоснула пулемётным огнем по румынской цепи. Румыны заголосили, заметались из стороны в сторону, но огонь танкетки всё нарастал и нарастал.

— Ещё, ещё, Долгов, — кричал Богатырь. — Учи их лучше.

И Долгов учил, не жалея. Наконец, Богатырь не выдержал и на полной скорости рванулся к румынам. Он давил их теперь гусеницами, крошил и мял, и чем больше он их убивал, тем больше ожесточался против этих двуногих зверей, осквернивших и опоганивших его родимую землю.

Вражеская рота таяла, остатки её рассыпались и бежали, но Богатырь всё продолжал преследовать их. Он остановился только тогда, когда Долгов крикнул, склонившись над его ухом:

— Ваня, мы оторвались от своих, давай догонять!

Выбравшись из окружения, группа разведчиков быстро уходила, ведя с собою двух «языков» и неся папки со штабными документами.

Лейтенант Фурсов всё время оглядывался назад, ожидая, что вот-вот к ним присоединится советская танкетка, которая так во-время подоспела на помощь. Вскоре позади послышался рокот, но он ясно различил, что их настигает не своя, а вражеская машина.

Лейтенант отдал приказание немедленно рассыпаться и залечь.

«Вот цирк! — с досадой подумал Богатырь, — не признают».

Он остановил танкетку. Только машина встала, как целый шквал автоматного огня обрушился на неё. Пули забарабанили по броне, и всё, казалось, зазвенело внутри танкетки.

— Открывай люк, — приказал Богатырь Долгову, — будем кричать.

Долгов быстро отбросил люк.

— Бросьте стрелять, тут свои, свои!..

Они кричали во всю силу своих легких по складам, до хрипоты. Но всё было тщетно. Их не слышали, и пули продолжали щелкать по броне.

— Они нас застрелят, — мрачно сказал Долгов.

— Застрелить не застрелят, — ответил Богатырь, — а вот гранатой поднимут за милую душу.

Ему стало холодно от такой мысли. Он представил себе, что вот сейчас, в эту минуту, кто-нибудь уже подползает к танкетке со связкой гранат.

Они закричали ещё раз.

— Не стреляйте, свои-и!

Но и на этот раз не помогло. Тогда Богатыря осенило. Достав из кармана белый платок, он привязал два уголка его к кинжалу и, приподнявшись, осторожно высунул это сооружение через люк наружу. Стрельба сразу смолкла.

Над танкеткой взвился белый флаг. Богатырь с Долговым вышли из машины и направились к своим.

Ранней весной Богатырь с шестью разведчиками, по заданию штаба армии, пошел на охоту за «языками». Вместе с ним был и его земляк Петренко. Ночь, как на зло, выдалась плохая, лунная, хоть плачь!

— Погоду бог перепутал, — сказал на прощание командир батальона. — Мы ему другую заказывали. Но что делать! Ни пуху вам, ни пера.

Разведчики тронулись в путь.

Благополучно перебравшись через линию фронта, группа углубилась на территорию, занятую врагом.

Кругом стояли деревья в белой кипени, соловьи щелкали чуть ли ни в каждом кустике. Хоронясь по оврагам, осторожно пересекая дороги, разведчики все шли и шли. Зашли далеко, а «языка» всё не было, точно в одну ночь вымерли все немцы. Был этот рейд самым глубоким, какие только приходилось делать Богатырю и его группе.

— Ну, и ну! — сказал Петренко, когда группа остановилась на отдых, — положение!..

— Обыкновенное, — ответил Богатырь.

Петренко обиделся.

— Что я, сосунок в разведке?

— Я не говорю, что сосунок, — сказал Богатырь. — Люди ходят и ищут по многу суток!

Он сказал это не столько для того, чтобы успокоить своих товарищей, сколько для самого себя. Положение действительно было не из приятных. Ходить по несколько суток за «языком» ему тоже не приходилось. Вернуться назад с пустыми руками? — Нет, этого никогда не было.

Передохнув, разведчики тронулись дальше. Они выбрались из балочки на тропинку. Тропинка вилась на вершину невысокой горы, поросшей соснами и цветущим кустарником. Богатырь знал ещё по зимним разведкам, что где-то там, за горой, километрах в семи от неё, есть деревня, — может быть, там у деревни улыбнётся им счастье.

Они пошли по тропинке в гору. Не доходя нескольких метров до вершины, разведчики остановились. Сквозь соловьиные трели откуда-то издалека доносились приглушенный говор людей и что-то похожее на смех.

Разведчики выбрались на вершину и залегли. От вершины к большой поляне шел пологий, поросший низенькими деревцами спуск. У самого подножья виднелось какое-то здание, похожее на огромный сарай. На поляне возле здания были немцы; их было много, человек семьдесят, не меньше; они громко разговаривали и смеялись.

По дороге, ведущей к зданию, то и дело шли новые и новые группы; они входили в сарай и возвращались оттуда вооружёнными. Очевидно, в сарае был склад оружия. Да, именно так, сомнений не могло быть никаких.

Петренко высунул голову из-за камня. Он окинул взглядом поляну и поморщился.

— Уж больно много, — сказал он шопотом.

— Да, рискованно, — согласился Богатырь. — Только я так думаю, дальше итти не резон. Надо «языка» брать здесь.