В 1944 году двадцатидвухлетним солдатом я проходил в Оксфорде подготовку к предстоящей высадке в Норвегии. Однажды вечером я познакомился в «Чиппинг Нортон» с женщиной и серьезно влюбился в нее. Ее муж служил в британском флоте в составе русского конвоя, но с 1943 года находился на излечении где-то в Шропшире, у него было нервное заболевание. Говорили, что все, кто прошел через это, получили такое нервное заболевание. Так вот, пока он был в госпитале, его жена забеременела и 2 января 1945 года родила дочку. Насколько мне удалось краем уха услышать, муж оказался человеком незлобивым, потому что обошелся с девочкой (моей дочерью) как со своей собственной. Но, когда она была еще подростком, с ней что-то случилось, она, возможно, о чем-то догадалась. Факт тот, что в конце 1962 года она убежала из дома, и через несколько месяцев мать узнала, что она стала обыкновенной уличной девкой и промышляет около вокзала Кингс-Кросс. Я знал об этом кое-что, так как ее мать поддерживала со мной связь, посылая иногда невинную открытку, и один-единственный раз позвонила, когда в 1986 году умер ее муж. Вскоре после этого она перебралась в Тесфорд, и я смог позвонить ей туда несколько раз. Но, я бы сказал, она не проявила никакого особого желания возобновить нашу старую любовь и дружбу, и, честно говоря, у меня тоже не было такого желания. Я слишком дорожил своей независимостью, чтобы обзаводиться сколько-нибудь прочной связью, да еще с женщиной, которую я, черт побери, возможно,  даже не узнаю! Но в отношении дочери у меня было совсем другое чувство, и я попытался узнать, где она обретается. Она приходила на похороны, и я подумал, что у них есть какой-то контакт. Ну а затем ее мать умерла, это случилось прошлым февралем, у нее был ужасный рак, и, когда она умирала, дочь находилась рядом с ней. Тогда, вероятно, она и узнала тайну, которая мучила ее родную мать столько лет. Думаю, мне следует быть очень откровенным, говоря об этом, потому что моя дочь написала мне после похорон матери и сказала, что все равно догадалась бы. У меня никогда не было других детей, и тогда мне показалось, что она мне очень дорога, только я думал, что так и не увижу ее. Они не сообщила мне своего адреса, но по почтовому штемпелю я понял, что она живет и Лондоне. Поэтому, когда мне на глаза попалась реклама этого тура и я увидел, что три дня можно будет провести  в Лондоне, я сразу же решил ехать. Вот и все. Приятно было снова увидеть старую Англию, и если бы я даже не нашел ее, то мог бы сказать себе, что предпринял все, что мог. И, когда мы были в Лондоне, я сразу же обошел несколько центров по трудоустройству женщин, и мне повезло. В одном месте я застал человек десять женщин, обедавших за одним столом. Я не помню, как называлось это место, но вся деревянная мебель там темно-синяя, стены серого цвета, а трубы ярко-красные. Это был довольно большой дом в ряду стандартных домов, в линию вытянувшихся по улице. Комендантом там служит чудесный человек, он назвал этим девушкам имя моей дочери, и одна из них знала ее! Там крутилось много проституток и мелких жуликов и воришек, он объяснил им, в чем дело, и оказалось, что одна из них неделю назад видела мою дочь Пиппу в каком-то кафетерии совсем неподалеку. Я оставил ей десять фунтов и попросил сказать коменданту, если он снова увидит ее, чтобы он позвонил  мне, как только будут какие-нибудь новости. Вчера был последний день тура, когда группа находилась достаточно близко к Лондону, всего в часе езды. И потом вчера мне позвонила дочь, позвонила сама! Я оставлял коменданту подробное описание нашего маршрута, и она позвонила мне прямо в комнату перед самым ленчем. Мы договорились встретиться в «Бронел-баре» отеля «Грейт Вестерн» в Паддингтоне в четверть третьего дня, и я решил поехать, никому ничего в группе не объясняя. В Паддингтон я приехал точно по расписанию, в самом начале третьего часа, и пошел прямо в отель, в баре заказал себе большую порцию виски, так как очень нервничал. Понимаете, я никогда не видел своей дочери. Я ждал и ждал — почти до трех часов, когда бар закрывается на обед, а потом до четырех просидел там в салоне. Но она так и не пришла, хотя мне очень этого хотелось, я буквально молил об этом, вглядывался в каждую женщину за сорок, которая входила в бар. И я сел на поезд 16.20 обратно до Оксфорда. Он останавливался в Рединге и потом в Дидкоте. Я не заметил, как Эдди сел в поезд в Дидкоте, но знаю, что он видел меня. Знаю только потому, что он сказал мне об этом сегодня утром, он не хотел мне ничего говорить, только его мучила совесть, и он рассказал мне то же, что рассказал вам. Я очень надеюсь, что полиции удастся продвинуться в раскрытии убийства, если все мы будем говорить правду, даже если придется рассказывать о вещах, о которых не хочется говорить. Я очень прошу сохранить мою тайну. И еще одна вещь. Я попросил миссис Джанет Роско написать, что она видела меня вчера после ленча на одной из экскурсий. Прошу вас, не ругайте ее, потому что я сказал ей, что у меня болит голова. Она человек намного лучше того, что о ней думают другие, и я ее очень уважаю.

Филип Олдрич.