— А теперь, Глория, задержи дыхание, пока я затяну шнурки. Не гримасничай. — Энн рассмеялась, туго затягивая корсет. Затем натянула прелестное лавандового цвета шелковое платье на голову девушки. Когда целые ярды материи соскользнули вниз, она одернула платье на стройной фигуре Глории и поправила сзади турнюр. — Ну вот. Что скажешь?

Глянув в зеркало, Глория едва не задохнулась, увидев низко вырезанное декольте, обнажавшее добрую часть ее груди. В корсете у нее была просто осиная талия, а турнюр придал очарования ее формам.

— Ну, не могу же я… оно слишком, слишком…

— Последний крик моды, — подчеркнула Энн, оглаживая ткань. — Немного смелое, конечно. На Сьюзен тоже будет нечто похожее, но если ты не хочешь…

— Хочу, — мрачно воскликнула Глория, представив себе Сьюзен одетой, словно сказочная принцесса. У нее изменилось лицо, когда она подумала о заказах на открытки, и с озабоченным видом она повернулась к сестре Джонатана. — Почему, ты думаешь, она так поступает? Изображает верность твоему брату, а сама встречается с другими мужчинами?

— Вероятно, все еще выбирает свою жертву. — Энн пожала плечами, вкалывая еще одну булавку в турнюр. — Другие ее поклонники — люди не менее состоятельные и именитые. Если ни один из них не сделает ей предложения у нее останется Джонатан.

Глория вздрогнула. Трудно вообразить, что кто-то действует столь расчетливо по отношению к такому человеку, как Джонатан. Она снова посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Ты уверена, что в таком наряде можно появиться у Барнеров?

— Он просто прелестный, — заверила Энн. — Послушай, ты сказала Джонатану о цветах?

Глория кивнула в замешательстве.

— Да, но маргаритки вполне подходят для подарка. А я думала, ты хочешь добиться, чтобы ухаживание Джонатана было неудачным.

Энн хихикнула, потом изобразила серьёзную мину, принялась за прическу Глории.

— Конечно, годятся, если только не вынуждают человека чихать. Но Джонатану это неизвестно.

— А ведь верно, как я забыла об этом. — У Глории даже дыхание перехватило.

— Конечно же! Она только взглянет на этот букет и, я уверена, покажет себя в истинном свете. — Энн довольно улыбнулась. А ты написала стихи?

Глория развернула листок бумаги и протянула его сестре Джонатана.

— Я все сделала так, как ты советовала. Ты действительно считаешь, что мы должны поступить именно так? Я слышала, Сьюзен весьма чувствительна насчет своих ног.

Рот Энн презрительно скривился.

— Можно сказать, что ноги — самая заметная ее характеристика. Разумеется, мы должны действовать именно так. Джонатану просто необходимо видеть ее такой, какая она есть. Иначе он женится на ней. Ты не показывала еще это послание Джонатану?

Глория покачала головой, и Энн кивнула:

— Отлично. Лучше всего отдать его на приеме. Смотри не забудь. Ну вот, готово. — Коснувшись в последний раз темных локонов Глории, она повернула ее к зеркалу, удовлетворенно улыбнувшись, видя неподдельное удивление молодой женщины. — Как тебе это нравится?

— Я выгляжу… просто замечательно. — Глория с изумлением уставилась в зеркало.

И вправду: зачесанные наверх каштановые волосы выглядели великолепно. Локоны блестели в утреннем свете, подчеркивая ее высокие скулы и прелестный рот. Без очков ее глаза стали вдруг гораздо выразительнее и казались такими же синими как у тети Джулии. Энн ущипнула ее за щечки, отчего они порозовели, потом отступила назад, восхищаясь своим мастерством.

— Ты смотришься просто прелестно. Джонатан не сможет отвести от тебя глаз. У меня предчувствие, что этот прием окажется самым лучшим из всех, на которых я побывала в последнее время.

Особняк Барнеров казался еще более роскошным, чем дома Узббов или Осборнов. Глория с изумлением разглядывала мраморные полы, высокие греческие окна, закрытые кружевными парижскими шторами, блестящую мебель розового дерева. Сверкали люстры. Шикарно одетые женщины и элегантные мужчины потягивали шампанское и ели изящные сэндвичи.

— Пойдем, не надо волноваться, — окликнула Глорию Энн, когда та с некоторым испугом воззрилась на собравшуюся толпу. — Ты прекрасно смотришься. Иди так, как я тебя учила — плечи слегка назад и голову чуть выше.

— Жутко делать вид, что имеешь много денег. — Глория едва удержалась от смешка, следуя инструкциям Энн. — Гораздо легче разрисовывать открытки.

— Конечно, трудно, — согласилась ее подруга. — Позволь мне представить тебя Бейкерам и Мак-Клелланам. Они внесли много денег на строительство больницы Джонатана, а их жены просто умирают от желания познакомиться с тобой. Не забывай только улыбаться и быть любезной.

Глория последовала за Энн. Как все просто, думала она, изящно раскланиваясь, улыбаясь и проявляя интерес к рассказам гостей о проведенных ими отпусках на мысе Мэй и о состоянии экономики. Она держала свою чашку так, как ее научила Энн, ограничила себя одним сэндвичем, вежливо слушала и кивала в подобающих случаях. Как прежде, ее репутация автора валентинок стала основной темой разговоров, и все женщины высказывали свое восхищение ее работой.

Все было просто чудесно. Глорию никогда еще не принимали так, как здесь. Ее улыбка стала еще шире, когда к ним присоединился Генри, выразивший свое восхищение ее прической и нарядом, а еще несколько привлекательных мужчин под всякими предлогами старались привлечь ее внимание. Она смеялась над чем-то, сказанным Энн, когда заметила Джонатана и Сьюзен на другом конце комнаты.

С бьющимся сердцем она попыталась отвести свой взгляд, но ей это не удалось. Сьюзен была так ослепительно красива, что выглядела почти нереальной. Бледно-голубое платье необыкновенно шло к ее белокурым локонам. Она прижималась к Джонатану, явно гордясь им. Ее смех разносился по дому.

Глория перевела взгляд на Джонатана — он с обожанием смотрел на свою невесту, потом наклонился и прошептал что-то ей на ушко, и Сьюзен опять рассмеялась, прелестно порозовев.

Бог мой! Да что со мной такое, думала про себя Глория. Джонатан любит Сьюзен — вот и все дела. Никакой хитроумный план Энн не может ничего изменить. Как глупо было надеяться на это. Взглянув на свое одолженное платье, она съежилась. Разве она так хороша, чтобы составить конкуренцию Сьюзен, так остроумна, утонченна? Она обманывала себя, воображая, что в один прекрасный день он предпочтет ее. Упав духом, она наблюдала, как они шли в ее сторону, едва сдерживаясь, чтобы не сбежать.

— О, привет, Глория, — весело воскликнула Сьюзен, оглядывая ее платье. — Ты выглядишь прелестно. Мне кажется, я помню это платье. Энн, разве оно не твое?

— Ах, конечно. — Энн наградила Сьюзен отнюдь не дружелюбным взглядом. — Разве не замечательно, что у нас с Глорией один и то же размер? Я порекомендовала ей моего портного, и он шьет Глории чудесные туалеты.

Сьюзен улыбнулась, и морщинки лучиками разбежались от ее глаз.

— Нужно сделать так, чтобы она встретила здесь самых обворожительных молодых людей. Не хотим же мы, чтобы она страдала от одиночества, правда же?

— Не думаю, что этого следует опасаться. — Энн окинула многозначительным взглядом стоявших поблизости мужчин. — Генри, похоже, уже сходит по ней с ума, а его друзья просто околдованы ею.

— Дурачок. — Джонатан враждебно посмотрел на кузена, потом повернулся к Глории и оглядел ее с неподдельным удивлением. Его взгляд задержался на мгновение на ее декольте и она могла бы поклясться, что заметила в нем неодобрение в сочетании с чем-то еще, от чего ее сердце учащенно забилось. — Дивное платье, но Энн, ты могла бы предложить наряд поскромнее. Сама знаешь, как реагируют эти студенты.

— Да прекрати ты! — воскликнула довольная Энн. — Глория вовсе не собирается влюбляться во всех подряд, не так ли, дорогая?

Глория хотела было сказать «нет», когда Энн предостерегающе посмотрела на нее. Впервые в ее жизни она прибегла к вооруженной женской хитрости, вспоминая разговоры дам, для которых писала открытки ко Дню Святого Валентина и которым везло в любви. Пряча улыбку, она опустила глаза, обещая себе исповедаться в церкви на следующее утро.