Приведу некоторые данные, характерные для обстановки на нашем участке фронта в мае 1943 года. В ночь на 13-е налетали 46, на 16-е — 30, на 21-е — 40 бомбардировщиков.
Разумеется, эти данные не означают, что противник ограничивался в тот период только ночными налетами потому, что это было удобно ему. Отнюдь нет. Все говорило о том, что он решил измотать наш летный состав, не позволяя ему ночью отдыхать.
Словом, мы имели о тактике противника исчерпывающую информацию. Это давало нам возможность наилучшим образом использовать наши ограниченные силы. В каждом полку у нас постоянно дежурили группы, готовые к немедленному взлету. Были выделены опытные пары для перехвата воздушных разведчиков. Наши силы были распределены, конечно, с учетом степени важности охраняемых объектов, управление и связь отработаны таким образом, чтобы можно было оперативно перенацеливать в воздухе наши немногочисленные истребители.
Но существовала одна объективная реальность, повлиять на которую мы были не в состоянии. Я имею в виду явное неравенство сил в тех боях. После месяца боев с предельным напряжением у людей накопилась и физическая, и моральная усталость. Ошибки стали допускать не только летчики, но и командиры полков. Подчас наши пилоты действовали не самым удачным образом: повторные атаки не всегда производились организованно, управление ими часто нарушалось, немногочисленные наши группы рассыпались и несли неоправданные потери. А 22 мая днем произошел случай, который заставил меня срочно принимать решительные меры.
Стояла отличная погода, и около полудня три девятки Ю-87 практически беспрепятственно отбомбились по железнодорожному мосту и по станции Волхов, причем система оповещения «Редут» обнаружила вражеские самолеты своевременно и тут же выдала данные на КП полков и дивизии. Дежурные группы 156-го и 630-го авиаполков (четыре ЛаГГ-3, шесть Ла-5 и два Як-7б) вылетели с опозданием на 5–7 минут, ведущие групп в воздухе вели себя недостаточно инициативно и организованно и оказать отпор противнику не сумели. Только из-за неточности бомбометания не был уничтожен железнодорожный мост и некоторые другие важные объекты. Двенадцать же наших истребителей не нанесли сосредоточенного [185] удара по «юнкерсам», не атаковали их при выходе из пикирования и не преследовали при отходе.
Такое у нас случилось впервые. Я написал строгий приказ по дивизии. Нисколько не снимая вины с ведущих, тем не менее отметил в нем, что такое могло произойти только по вине командиров 156-го полка подполковника А. С. Егорова и 630-го — подполковника П. Н. Новицкого. Они допустили снижение боеготовности групп, запоздалый взлет и нечеткое управление боем по радио с КП.
Немедленно было сделано все необходимое для повышения боеготовности частей. Помимо мер чисто дисциплинарного порядка большое внимание было уделено учебе. Тщательно анализировался каждый воздушный бой, проводился детальный разбор успешных воздушных схваток, изучалась тактика борьбы с большими группами бомбардировщиков. Штабом были разработаны указания по управлению боем и организации связи в конкретных наших условиях. Все эти организационные и тактические разработки имели силу приказа. Положение дел в соединении вскоре несколько улучшилось, и это сказалось на результатах боев.
27 мая под вечер система «Редут» оповестила о приближении самолетов противника к Новой Ладоге. Немедленно были подняты две шестерки Як-7б от 86-го гвардейского авиаполка (ведущие капитаны А. В. Зазаев и И. Я. Попович) и девять ЛаГГ-3 от 156-го авиаполка (ведущий капитан И. Г. Романов). У противника насчитывалось до 35 бомбардировщиков «Хейнкель-111» под прикрытием 12 истребителей. Летчики 86-го гвардейского, набрав высоту, пошли на перехват в район железнодорожной станции Жихарево, но были перенацелены с КП полка в район города Волхов. Над ним шестерка «яков» капитана Зазаева встретила три группы бомбардировщиков (по 9 машин в группе) под прикрытием истребителей. Пара А. В. Зазаева с ходу атаковала замыкающее звено Хе-111, и ведомый И. К. Сомов с близкой дистанции сбил один бомбардировщик. Стрелки с «хейнкелей» открыли интенсивный огонь, чтобы не дать нашим истребителям возможность атаковать с малых дистанций.
Сбив самолет замыкающего звена, младший лейтенант И. К. Сомов нацелился на второе звено Хе-111. Во время повторной атаки он оторвался от капитана Зазаева, пристроился к капитану А. М. Манову, вместе с которым и ушел на свой аэродром, после того как израсходовал весь [186] боекомплект. В то же время его ведущий попеременно атаковал двух Хе-111. Боекомплект его тоже был на исходе. В ходе боя к Зазаеву присоединился еще один истребитель, и эта пара тоже благополучно вернулась на аэродром. Третья пара из этой шестерки — младшие лейтенанты А. П. Хорошков и М. Ф. Манулин — атаковала группу бомбардировщиков при подходе к Новой Ладоге. На встречном курсе Манулин длинной очередью сбил Хе-111, после чего резко ушел вниз и, снова набрав высоту, атаковал с хвоста другой «хейнкель». С других бомбардировщиков по нашему истребителю открыли интенсивный огонь. Он был поврежден и стал неуправляемым. Младший лейтенант воспользовался парашютом, благополучно приземлился на своей территории. Оставшийся без напарника Хорошков вел бой с двумя «фоккерами», одного из них сбил и тут же атаковал звено «хейнкелей». Ему удалось сбить и бомбардировщик, но сам подвергся атаке трех ФВ-190. Изобретательно маневрируя, летчик сумел оторваться от преследователей и благополучно вернулся на аэродром.
Другая шестерка летчиков 86-го гвардейского авиаполка (ведущий капитан И. Я. Попович) на подходе к Новой Ладоге вела бой с девятью Хе-111 и истребителями сопровождения. Пара капитана А. М. Манова и майора С. Г. Левитина сбила два бомбардировщика. Дальнейшим атакам наших летчиков помешали «фоккеры». Манов и Левитин вышли из боя с полностью израсходованным боекомплектом.
Неподалеку от этой пары дрался гвардии старший лейтенант А. Н. Деркач. Опытный летчик, он сумел оторваться от наседавших «фоккеров» и тут же атаковал ближайший Хе-111. Бомбардировщик с резким снижением ушел на юг. Набирая высоту, гвардеец увидел, как один ФВ-190 нацеливается на наш «як». Деркач успел отсечь «фоккер» огнем и тем самым спас своего боевого друга от неминуемой гибели. Но в этот момент его снова атаковали два ФВ-190. Одного из них Деркач сбил. Но и его самолет полупил повреждения. Тем не менее летчик благополучно привел подбитую машину домой.
«Лаги» 156-го авиаполка вели бой в районе Волхова с тремя Хе-111 и четверкой ФВ-190. Этот бой закончился безрезультатно.
Таким образом, двенадцать летчиков 86-го гвардейского авиаполка сбили шесть «хейнкелей» и два «фоккера». [187] Еще два вражеских истребителя подбили. Наши потери составили два самолета. Один летчик погиб.
86-й гвардейский истребительный авиаполк, как известно, еще на Северо-Западном фронте зарекомендовал себя как один из лучших. В части было немало сильных летчиков, но тем не менее в организации боя, о котором только что было рассказано, были допущены и очевидные просчеты. В частности — не все наши пары до конца боя смогли держаться в тесном взаимодействии. Кроме того, не было обеспечено необходимой взаимной поддержки между группами.
Бой был тщательно проанализирован и разобран со всеми летчиками. Теперь мне уже был очевиден уровень подготовки руководящего летного состава, особенно в вопросах тактики и управления боем. Вне зависимости от этого по-прежнему нашим уязвимым местом оставалось соотношение сил. Поэтому, отсылая в штаб воздушной армии итоговое донесение о бое, мы добавили ряд соображений о том, что для надежного отражения массированных налетов необходимо иметь до 100 истребителей под единым командованием. В апреле и мае наша дивизия понесла потери, и сил явно не хватало, чтобы надежно решать такую задачу. В двух полках дивизии — 86-м гвардейском и 156-м — к 1 июня было всего 26 исправных машин, да 14–16 самолетов насчитывалось в подчиненном нам 630-м авиаполку.
В конце мая 1943 года были упразднены должности заместителей командиров эскадрилий по политчасти. Это решение потребовало от политотдела и политработников частей усилить внимание к командирам эскадрилий, поскольку на них теперь возлагалась ответственность не только за руководство боевыми действиями, но и за организацию политико-воспитательной работы. Не все командиры, разумеется, оказались готовыми к выполнению этих задач. Теперь им приходилось особенно серьезно учиться искусству воспитания подчиненных.