Крадучись между деревьев, прячась в густых зарослях, человек вышел на лесную опушку.

Был он немолод — лет сорока, невысок, коренаст. Из распахнутой поддевки домотканного сукна выпирала могучая грудь. На крепкой шее — большая, словно вырубленная топором, коротко остриженная голова. Большой нос, толстые губы. На польский манер, ниже бритого подбородка свисали черные усы.

Глаза, карие, умные, ни на миг не терявшие властного и гордого выражения, скрашивали эти несколько тяжелые черты.

Вышедшего из лесу можно было принять за крепостного, которого укрыл от панской неволи дремучий чешский бор. В ту пору, в начале XV века, немало таких беглецов бродило по горам и лесным дебрям Чехии.

Но нет, то не был простолюдин: на разбитых, измазанных грязью сапогах поблескивали рыцарские шпоры, у пояса висел короткий меч.

Рыцарь добрался до могучего дуба у края дороги, прильнул к нему. С опаской глядел он по сторонам из-под густой сени ветвей.

— Ни души, — вздохнул, наконец, облегченно. — Там, внизу, может, засада?..

В глубине лежала залитая лунным светом долина, опоясанная лесистыми холмами южной Чехии. Вокруг замшелой церковки мирно спали семь убогих хат. Чуть забылись под луною небольшие пруды. Поодаль, на пригорке, — обнесенный частоколом, ветхий деревянный замок.

Деревушка звалась Троцнов. Принадлежала она захудалому роду троцновских дворян.

Путник втянул полной грудью благоухание зацветшего троцновского луга. Здесь, среди этих холмов, протекла вся его жизнь.

Ян Жижка, рыцарь и сын рыцаря, пришел в родные места после долгой с ними разлуки. Вот уж год его неотступно преследуют по всей округе отряды Генриха Розенберга, богатейшего чешского феодала и первого сановника королевства — в прошлом Наивысшего бурграфа.

Между рыцарем и могущественным паном шла кровавая распря. Началось с того, что пану Генриху приглянулся Троцнов. Деревушка лежала в самом сердце обширных владений пана. Феодал предложил Яну Жижке, старшему в роде, продать ему деревушку. Рыцарь и слышать о том не хотел.

Тогда пан Генрих набавил цену — раз и другой.

Вдовый Жижка жил с младшим братом Ярославом, теткой, сестрой и дочерью в большой нужде. Несколько сотен коп пражских грошей[1] дали бы ему и семье его довольство и сытость. Розенберг посулил братьям еще и службу в его отрядах. Замолви вельможный пан словечко — и оба рыцаря могли бы наняться и того выгоднее: стать под знамена стольного града Праги или найти себе ратное дело при иностранном дворе, как то было в обычае беспоместных чешских дворян.

Но на троцновском погосте покоились мать, жена и отец Жижки. Подобно отцу своему, рыцарь Ян вот уж двадцать лет пахал своими руками троцновскую землю и (вместе с братом и пятнадцатью обязанными ему барщиной крестьянами убирал скудные ее урожаи.

Как было покинуть дедину?[2] Добровольно отдать ее чужаку?

Рыцарь указал посредникам Розенберга на дверь.

Могущественный пан не привык встречать отказа своим желаниям. Он не на шутку разгневался. На свет появились подложные записи в дворовых досках. Подкупленные свидетели утверждали согласно, что Жижка владеет Троцновом не по праву: троцновские земли исстари, мол, принадлежат Розенбергам.

Земский суд[3] вынес решение в пользу сильного.

В Троцнов пожаловал бурграф ближнего королевского города Будейовицы. На паперти троцновской церкви протрубил рог. Глашатай прочел приговор.

Приходилось смириться…

Однако рыцарь Ян решил дело по-иному: созвал верных ему людей и вместе с братом Ярославом ушел в леса, отослав Розенбергу боевую перчатку.

Но троцновский рыцарь затеял наперед проигранную партию — очень уж силен был пан Генрих. Одна надежда оставалась все же у Жижки: пан Генрих самому королю чешскому Вацлаву IV нанес тягчайшее оскорбление, когда пятнадцать лет тому назад похитил Вацлава и держал его в заточении в своих замках. Жижка знал, что королю совсем не за что любить всесильного магната. Потому он и надеялся: «Суд пошел за Розенбергом, а король будет за меня».

«Да и то, — говорил себе Жижка, — лучше сложить- голову за честь рода и за правое дело, чем склонить ее до самой земли перед насильником, почти что чужеземцем, который не раз похвалялся на пирах тем, что до конца онемечит Чехию».

Троцновский рыцарь с головой ушел в борьбу с насильником. А пан Генрих, узнав о первых налетах Жижки на его владения, поклялся, что изловит нищего прощелыгу, собьет с него шпоры и повесит, как последнего холопа.

Но как ни усердствовал вельможный пан, Жижка не давался ему в руки. Мятежный рыцарь обманывал погоню, обходил засады и сам наносил ответные удары. Пылали города и местечки Розенберга, гибли его обозы с заморским добром, горели скирды на полях…

Вот и сейчас Жижку привел в родные места большой замысел против некоронованного владыки южной Чехии.

Ждут ли его этой ночью в Троцнове? Друзья там или недруги?

Рыцарь приложил ко рту сложенные ладони и трижды прокаркал вороном. В деревне кто-то, видно, чутко вслушивался в ночную тишь. В окошке ближней хаты затеплился и тотчас погас огонек. У раскрытой двери помахали раз-другой зажженной лучиной… Значит, розенберговских в Троцнове не было.

Жижка стал спускаться.

В хату крестьянина Микулаша Брады уже прибыли важные особы — посланец моравских панов Лихтенбургов и былой сосед Жижки, владелец замка Быстржицы молодой пан Краирж. Прискакал под покровом ночи и другой сосед, пан Алеш Битовский.

Вскоре явились переодетые крестьянами рыцари— бурграфы королевских замков Гуси и Звикова. Оба не раз укрывали Жижку и его людей в управляемых ими замках.

Панов и рыцарей, прибывших на тайное ночное свидание, свела воедино давняя ненависть к Розенбергу, желание отомстить чванливому вельможе, часто глумившемуся и над ними.

Троцновский рыцарь, поднявший оружие во имя попранной рыцарской чести, был для этих господ сущей находкой. Сами они ничем не рисковали. Все опасности и тяготы ложились на плечи былого владельца Троцнова.

Знатные господа уселись впотьмах на лавки вокруг корявого крестьянского стола, стали обдумывать смелый удар, как взять с налету Новоградский замок.

Новые Грады Розенберг укрепил так, что к ним и подступиться как будто невозможно. Это не то, что замок Словеницы — его Жижка захватил с двумя десятками людей.