Паны, рыцари, городские богатеи и короли желали жить в добром согласии с могущественной и вездесущей церковью. Добиться дружбы церковников и обещания царства небесного, отпущения всех содеянных и будущих грехов можно было только одним способом — дарением церкви своего земного достояния, отказом ей по завещанию земли, домов, денег. Эти блага притекали широкой струей к монастырям, церквам, к пражскому архиепископству. Церковные поместья округлялись и ширились за счет соседних земель.

У таких деловых людей, какими были монахи, деньги не лежали недвижно. Святые отшельники отдавали их в рост. Крестьянин, у которого сгорела хата, разорившийся ремесленник или купец, обнищавший рыцарь, если не могли достать взаймы у друга или соседа, шли к монастырскому казначею. Надо было долго бить поклоны перед иконами, молиться и поститься, чтобы в конце концов, поклонившись в ноги игумену, получить денежки на грабительских условиях.

Монастыри стали первыми ростовщиками чешской земли, первыми ее банкирами.

Поразительное умение вымогать деньги католическая церковь проявляла, соприкасаясь с низами чешского народа, с маломощными, но многочисленными своими данниками — крепостными крестьянами и бедным городским людом. Не простая задача — отнять у бедняка последний грош. Чешские церковники владели в совершенстве этим искусством.

Там, где крестьяне отрабатывали барщину на монастырских землях или платили монастырю оброк, церковники получали от них доходы по праву господина — феодала. Но феодал-церковник, в отличие от феодала светского, был хозяином не только труда, но и души своего крепостного. Это и позволяло ему выманивать у своего крестьянина сверх барщины или оброка еще и обереженную про черный день копейку, пользуясь для того укорененными им же в душе крестьянина суевериями, опутав его ужасами загробных мук. Как пишет Энгельс: «…пускались в ход (наряду с грубым насилием все ухищрения религии, наряду с ужасами пытки — все ужасы анафемы и отказа в отпущении грехов, все интриги исповедальни… Чтобы вырвать у народа еще большее количество денег, прибегали к изготовлению чудотворных икон и мощей, устройству благочестивых паломничеств, торговле индульгенциями, долгое время имея в этом большой успех».

К началу XV века католической церкви принадлежала половина всей земельной собственности в королевстве, в то время как земельные владения короля составляли всего лишь одну треть земельной собственности страны, а земельные владения панов, рыцарей и городских патрициев вместе— одну шестую этой собственности.

Таким образом, могущественнейшим феодалом и Чешском королевстве была католическая церковь.

В стране насчитывалось свыше ста монастырей. В одной только Праге их было двадцать пять: восемнадцать мужских и семь женских. Здесь были представлены все монашеские ордена католического мира: нищенствующие — францисканцы, доминиканцы, августинцы; военно-монашеские ордена крестоносцев, «мальтийцев, рыцарей гроба господня; монахи не нищенствующие и не воинственные — бенедиктинцы, целестинцы, премонстранты и много других. Одни щеголяли в атласных плащах, со шпагой у бедра, позванивая серебряными шпорами; другие ходили босые, перепоясанные веревкой, надвинув низко на лоб капюшон тяжелой грубой рясы, подобной власянице.

Но как бы они ни выглядели, это были подлинные хозяева — страны, держатели ее земельных богатств, крепостники, выжимающие соки из чешского крестьянства.

В знак покорности и смирения монахам пробривали темя, как это делали некогда с рабами в Греции и Риме. Но со временем эти «рабы божьи» обратились в не знающих над — собой управы, требующих власти и почета честолюбцев и безудержных распутников. Такое перерождение черного духовенства было закономерно и неизбежно: вечное безделье и наложенное уставом, но никогда не осуществляемое на деле безбрачие создавали в их обиталищах гнилую, пронизанную лицемерием атмосферу.

Но главное зло таилось в неуемной жажде стяжания. Под обманчивым покровом святости, отрешенности от мирских интересов в монастырях рано угнездились торгашеский дух, ростовщичество, всякие разновидности вымогательства и взяточничества, мошенническая продажа тут же фабрикуемых «слез христовых», «волос богородицы», а то и пропусков в рай — индульгенций.

«Откуда в духовных пастырях взяться такой жадности? Разве не должны священнослужители жить в евангельской бедности?» Среди пасомых мирян, глядевших на алчных пастырей, подобные еретические мысли возникали всюду и с давних времен. Церкви то и дело приходилось подавлять их суровыми карами, отлучениями и кострами.

Побуждая чешских королей и светских феодалов к щедрым дарениям, выматывая силы своих крепостных барщиной и оброками, опустошая кошельки деревенского и городского люда при помощи священных реликвий и всяких иных чудес, монахи в Чехии вели на глазах у народа жизнь вызывающе разгульную, обжорную и распутную.

Народ глядел на это непристойное зрелище со все возрастающим гневом. Возмущение усугублялось еще и тем, что большая часть монахов были немцы — невежественные проходимцы, прибывшие в Чехию на легкие хлеба. Очень часто они не умели даже прочесть молитву. В Чешское королевство их звали обычно настоятели-немцы. Чехов во главе чешских монастырей не было совсем.

Верхи белого духовенства были развращены не менее монахов.

Чтобы получить сколько-нибудь важную церковную должность в королевстве, надо было прежде всего понравиться Римской курии, а затем заплатить ей. В Риме для этой цели имелась подробно разработанная шкала. Например, возводимый в сан архиепископа Чехии уплачивал курии «сервиций» [11] — взятку в две тысячи пятьсот золотых дукатов. Епископская кафедра, как менее доходная, расценивалась ниже. Еще меньше платили Риму за церковный доход от деканства, пробства, каноний[12].

На римском рынке церковных должностей сан получали нередко люди, не имеющие ничего общего с делами духовными, — военные, придворные, а то и малолетние дети. Разумеется, они не знали богослужения, порой никогда и не бывали в своей церкви. Но оттуда в их карманы притекали «доходы». Для них это была выгодная коммерция.

Глядя на папу, все священнослужители меньшего сана — архиепископы, епископы, викарии — за всякую пожалованную ими низшую духовную должность, за всякий, как они выражались, «церковный доход» требовали себе мзды. В Чешском королевстве было свыше двух тысяч приходов. Это определяло размеры торговли.

В конечном счете, все оплачивала паства. С нее вымогали за поминальные службы, венчания, погребения, крещения. Всякий чех, который хотел получить доступ к чему-либо, связанному с церковью, должен был прежде всего широко раскрыть свой кошелек.

О том, как доходно было служить католическому богу в Чешском королевстве, видно из таких взятых наудачу цифр: архиепископ пражский владел четырьмя стами сел и местечек, двенадцатью городами и четырьмя замками. Совет каноников Вышеградского собора был собственником сорока одного седа. Сорока каноникам собора в Пражском кремле принадлежала сотня деревень, а соборный пробст был владельцем обширного поместья да еще двенадцати усадеб поменьше.

Но помимо рыщущих по всей стране жирных, наглых, распутных монахов, этой, по выражению Энгельса, «бесчисленной жандармерии»[13] церковных прелатов, помимо высшего и среднего белого духовенства, обратившего церковный культ в источник крупных для себя доходов, была еще масса низшего духовенства, священников сел и пригородов.

Это были «чернорабочие» церкви. Не имея никакой доли в церковных богатствах, они жили бедно, не лучше крестьянина или цехового подмастерья. Эти бедняки в потертых, заплатанных рясах каждодневно общались с толщей народной, как никто, знали ее нужды и чаяния.

В отличие от обитателей монастырей, от епископов, каноников и других «генералов» церкви, чаще всего немцев, деревенские священники были сплошь чехи. Они говорили с народом на родном языке.