Сакральное — проистекающее от Бога, в силу чего оно объективно священно, а не возведено в ранг святыни сами людьми в нарушение заповеди «не сотвори себе кумира».

Если анализировать употребление этого термина по отношению к государственной власти на протяжении истории, то выявится взаимосвязь:

В периоды подъёма и активного развития общества, во многом обеспечиваемых ОПРЕДЕЛЁННОЙ концепцией, которой подчинено государственное управление, и качеством государственного управления в соответствии с концепцией, государственная власть наделялась людьми атрибутами сакральности потому, что воспринималась ими как объективно сакральная.

Периоды упадка и затяжных кризисов характеризовались тем, что люди отказывали исторически сложившейся государственной власти в сакральности по той же причине (обусловленность качества жизни ОПРЕДЕЛЁННОЙ концепцией и качеством государственного управления в соответствии с нею).

Многие агрессии, инициируемые врагами как внешними, так и внутренними, начинались с того, что агрессор направлял свои действия на то, чтобы государственная власть потенциальной жертвы агрессии утратила сакральность во мнении людей.

Это могло быть как результатом утраты властью объективной сакральности, так и результатом нравственно-этического разложения общества или политически активных социальных групп в его составе. В истории гибели Российской империи имело место и то, и другое: государственность утрачивала объективную сакральность; а некоторая часть политически активных слоёв общества, деградировав в нравственно-этическом отношении, клеветала на власть с целью её дискредитации и десакрализации даже в тех случаях, когда власть действовала достаточно адекватно по отношению к потоку событий.

Наряду с этим многие представители самой государственной власти и обслуживавшие власть идеологи во все эпохи стремились к тому, чтобы подвластное общество воспринимало исторически сложившуюся государственную власть именно в качестве сакральной, хотя и не всегда достигали в этом стремлении успеха — как в силу процесса утраты властью объективной сакральности, так и в силу сложившихся в обществе в прошлом и продолжавших господствовать негативных предубеждений в отношении власти. Идиомы о «чести мундира» и «чёрном кобеле», которого не отмыть до бела, — о стремлении представить власть сакральной в ситуациях, когда её действия свидетельствуют об обратном.

Особый практический интерес представляет вопрос о политике власти, направленной на то, чтобы в обществе её воспринимали в качестве поистине сакральной. Дело в том, что:

если общество воспринимает государственную власть в качестве сакральной, то проведение политического курса государства в жизнь упрощается, поскольку:

выполнять распоряжения власти — долг каждого гражданина не перед властью, а перед его собственной убеждённостью в правоте власти;

перед государственной властью не встаёт вопрос о том, что она должна убеждать общество в полезности для общества каждого из её политических проектов и распоряжений, поскольку общество доверяет власти и её представителям как личностям и признаёт их компетентность в вопросах государственного управления вообще и во благо общества в особенности;

если общество не воспринимает государственную власть в качестве сакральной, то перед государственной властью встают:

два вопроса — о её собственной легальности [43] и легитимности [44];

и проблема — для того, чтобы её распоряжения выполнялись, власть должна убедить общество в полезности её политических проектов и распоряжений для общества и в несостоятельности мнений своих политических оппонентов, что в силу складывающихся политологических и культурологических обстоятельств не всегда оказывается возможным для власти, не воспринимаемой обществом в качестве сакральной, вследствие того, что власть успела утратить «кредит доверия».

Соответственно, государственная власть, которой отказано в признании её сакральности, вынуждена терять время на разного рода дискуссии и опровержения сплетен и заведомо клеветнических вымыслов о ней, по какой причине, проигрывая в быстродействии, она не способна обеспечить высококачественное управление в отношении тех целей, которым привержена де-факто; но и в случае отказа от дискуссий она не в состоянии обеспечить высококачественное управление, поскольку вынуждена преодолевать безучастность населения к её политическим проектам и распоряжениям и целенаправленный саботаж их выполнения. Потери времени властью на убеждение и принуждение к исполнению её решений в этом случае, могут быть столь большими, что власть окажется полностью недееспособной и рухнет сама с более или менее тяжёлыми и продолжительными последствиями для общества.

Но если в прошлом — в эпоху господства религиозных культур — вопрос о сакральности государственной власти ставился открыто, то в наши дни его подменяют вопросами о легальности и легитимности власти. Причины этого в том, что в эпоху господства религиозного миропонимания источником государственной власти считалась воля Бога (или богов — в политеистических системах). После того, как наука в Западной региональной цивилизации освободилась от кураторства церкви (но так и не освободилась от кураторства синагоги), и возникла политология, то при господстве обнажённо атеистического или агностического[45] миропонимания, сакральность государственной власти в указанном выше смысле перестала восприниматься как объективно существующее явление. Но проблемы взаимоотношений государственной власти и народа и состоятельности власти в аспекте полезности её для общества остались, вследствие чего атеистическая политология Западной региональной цивилизации стала описывать их при помощи терминов «легальность» и «легитимность» власти.

Казалось бы: какая разница, в каких терминах описывать взаимоотношения государственной власти и общества, если речь идёт об одной и той же проблематике? Разница, однако, есть, и состоит она в том, что:

термин «сакральность» государственной власти подразумевает:

объективность различия Добра и Зла в их конкретных проявлениях в жизни;

и факт служения государственной власти тому, что объективно является Добром, источником которого в религиозном миропонимании является Бог (либо боги — в политеистических верованиях);

термины «легитимность» и «легальность» власти, а также и связанные с ними прочие термины подразумевают только полезность власти для более или менее широких социальных групп в составе общества и юридически безупречное её происхождение и воспроизводство на протяжении некоторого времени, на которое в историческое прошлое распространяется память тех или иных политически активных слоёв общества[46].

Но в этом случае объективность различия Добра и Зла — вопрос дискуссионный, поскольку представления об этом в ЗАВЕДОМО невежественных толпо-«элитарных» обществах[47] — исключительно субъективные, и апелляция к каким-либо высшим по отношению к обществу нравственно-эти­чес­ким авторитетам — не признаётся. Как следствие в таком обществе неизбежна жизнь под властью принципа, следование которому порицал ещё царь Соломон: «Сила наша будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным» (Премудрость Соломона, 2:11) [48]. Под воздействием этого принципа, действующего на всех шести приоритетах обобщённых средств управления [49], по произволу «сильных» целенаправленно формируются господствующие над толпо-«элитарным» обществом представления о Добре и Зле и их различии в конкретике жизни [50].