Преподавание в летней школе подходило к концу. Пресловутая Хейли успокоилась, сидела тихо, и писала все свои тесты на самую низкую отметку, которая все еще не считалась «завалом». Гриша давно не думал, пожалуется она на него или нет. Он просто знал, что жаловаться эта самовлюбленная идиотина не будет, хотя бы потому, что он с ней оставался для дополнительных занятий, и мамзель видела, что он добросовестный преподаватель и не стоит на него «гнать», иначе ей же будет хуже. Включался примитивный инстинкт самосохранения. Гриша это знал заранее, тем хуже, что тупость Хейли стоила ему пары часов в неделю. Черт с ней. По дороге домой он ее сразу выбрасывал из головы. Они с Марусей решили съездить в Париж. Лето, там сейчас не очень-то: жара, толпы туристов, дорого … но в голубой дымке недоступности. Когда-то юные Гриша и Маша все бы отдали лишь бы туда попасть, Париж все еще казался им обоим самой привлекательной заграницей. Билеты Гриша пока не купил, они казались дорогими, он все еще не был уверен, что так уж туда хочет.

Надо же, теперь, чтобы им отправиться в Париж, нужны было просто потратить деньги, а раньше … Гриша помнил, как еще в институте, его «отобрали» в поездку. Как он готовился к прохождению разных партийных и комсомольских комиссий, как учил имена всех первых секретарей компартий, да ничего не понадобилось. На что он надеялся с фамилией Клибман в 79 году? И однако надеялся, дурак, верил, что он подходит: и активист, и учится хорошо, и делегации сопровождает по линии КМО, посещает кружок синхронного перевода. Когда комсорг курса поставил его в известность, что его фамилия уже не в списке, Гриша удивился, расстроился, и даже зачем-то спросил «почему?». Комсорг замялся и обещал разузнать. А дома он сказал родителям, что его не пускают, возмущался, даже говорил, что может еще «все образуется». Папа по обыкновению промолчал, а мама вздохнула: «Гришенька, успокойся. Бог с ними. Не лезь никуда». Как это не лезь? Конечно он прекрасно понимал, что мать права, что ничего тут не сделаешь, и все-таки он не мог с этим смириться. Звонил Валере, горько жаловался, «вот, мол, видишь, Валер, что делается. Совсем, сволочи, обнаглели». Валера не стал его разуверять, что «не может быть», знал конечно, что «может». Он молчал, а потом вдруг в конце разговора сказал: «Ладно, Гриш, не переживай, мы с тобой еще везде побываем. И не будем ни у кого спрашивать разрешения. Они просто не смогут нас с тобой „отпустить или не отпустить“. Не будет у нас никаких „они“. Ты понял?» Грише было 19 лет, и ему было очень трудно себе представить жизнь без «них». А Валера уже, выходит, представлял. Об иммиграции они тогда еще и не говорили. Какие-то евреи вокруг ехали, но друзей это не касалось.

Если не считать мелких огорчений насчет выезда за рубеж, то в этот период конца 70-ых начала 80-ых, у них была «сладкая» жизнь, самый пик их мужской плейбойской карьеры, прямо какая-то «звезда пленительного счастья». Звезда и потом не закатилась, но компании, выпивки, женщины, вся эта пьянящая свобода первой юности, потом уже не могла достичь накала того десятилетия, доставить того первозданного удовольствия упоения своей молодостью, властью, привлекательностью и силой.

Гриша ехал из спортклуба, где он занимался на тренажерах бок о бок с гораздо более молодыми мужчинами. Рядом тягали тяжелые штанги мальчишки не более 16-ти. Он себя с Валерой такими очень хорошо помнил.

Интересно, с кем их можно было бы в этом возрасте сравнить? С петушками, щенками, молодыми львами, голодными волчатами. Всего в них было понемногу от этих животных. Вот им по 15 лет, позади девятый класс, впереди 10-ый, последний год, надо будет поступать. Сейчас последние каникулы, что-то должно случиться, хватит быть детьми, пора взрослеть. Как они тогда с Валерой понимали взрослость? Ну, первое — это свои деньги. Ребята их возраста не стремились и не умели зарабатывать. Кому-то из их ровесников может и хотелось лишних денег, но … разные «но» никто решить не мог, а они с Валерой решили. На улице Панфилова был большой овощной магазин, там работала директором мать их одноклассницы, которой Валерка помогал по математике, а после урока у нее дома, немного тискал, унося ноги перед самым приходом с работы ее матери, приятной крашеной блондинки. Валера там у этой Галочки часто обедал, валялся на диване, но мама хотела его как-то посерьезнее отблагодарить. Денег она дочкиному репетитору предлагать стеснялась, а тут случай представился.

Поздно вечером в магазин привезли какой-то дефицит, грузчик валялся в подсобке сильно пьяный и тетя Наташа позвонила Валере, что «мол, не согласится ли он разгрузить грузовик с апельсинами…нужно очень быстро и аккуратно, товар дорогой … она в долгу не останется … да, да, конечно, можно с Гришей Клибманом. Еще лучше, если вдвоем … да, да и Гришу она тоже отблагодарит … какой разговор …». Через 20 минут ребята были на заднем дворе магазина, подъехал грузовик и Гриша с Валерой играючи вытащили из кузова 40 ящиков апельсин, получив по 3 рубля, что было прямо-таки по-царски. Теперь разгрузки были поставлены на поток. Дура Галочка за этим следила, инстинктивно уважая «работающих мужиков».

Валеркин папа был летчиком и летал на международных рейсах, его девочки-стюардессы привозили из рейсов кое-какие вещи. Шмотки они продавали сами, а вот, мелочишку, типа жвачек, презервативов, хороших сигарет и разовых зажигалок, они не могли быстро продать, этим и стали заниматься Валера с Гришей. Продавали всегда понемногу и никогда в своей школе. Музыкалка, спортивные школы, двор, дача … все равно было опасно, но … зато они имели 30 % от сбыта. Вполне по-честному. Папа, как знал Валера, тоже привозил шмотки из рейсов, но он бы никогда в жизни не привлек сына к таким делам. Валерка познакомился с папиным экипажем, бортпроводницы летали с ним разные, но он их знал, и девочки симпатизировали симпатичному «сынку». Ребята, правда, сразу договорились, что «если что», они скажут, что сами выпросили зажигалки у иностранцев, и … что им будет? Подумаешь. От природы осторожный Гриша, всегда умолял Валеру не брать для продажи сразу много: «Не вздумай, Валер … дело не в „боишься“, просто мы можем загубить наш гешефт». Валерка уже знал те же слова на идише, что и Гриша. Так было легче. Гриша просил друга не «швыцать», называл кого-то «шлемазолом и поцем». Партия дешевых презервативов с усиками называлась «мыция». Валера кивал и понимающе улыбался.

Кроме денег нужна была «крутость». С этим у них обоих все было в порядке. И дрались, и ругались, и шмотки умели носить, и джинсы фирменые, батники, широкие ремни у них были. А еще они умели очень хорошо играть на гитаре и петь. Потом-то к началу 80-ых они это делали вообще классно, но и тогда в 15 лет уже умели. К «крутости» относились достижения в спорте. Гриша был перворазрядником по самбо, а Валера вскоре после случая с Мякой самбо бросил, но стал кандидатом в мастера по волейболу, он играл в юниорской сборной Москвы. Нужно было быть привлекательным, обязательно бриться, душиться хорошим одеколоном. Все это после 9-го класса было при них. Папа подарил Грише на Новый год электрическую бритву «Эра», а Валера брился станком, куда клал фирменые лезвия «Жилет», которые всегда привозил его папа. У него и крем для бритья был специальный и особый лосьон, который замечательно пах. Юношеские прыщи у них были, но быстро прошли в начале 8-го класса. С этим им повезло. Даже мамин рецепт этилового спирта не очень Грише понадобился. Занимаясь спортом, оба научились принимать душ и пользоваться дезодорантом, что еще не было у мальчишек их возраста распространенным умением.

Оба любили и умели выпить, путем проб и ошибок, нащупав свой «дозис леталис». Тут у них выработалась целая теория: пить много или мало, в зависимости от количества закуски, от самочувствия, т. е. «как пошло», от планов на этот вечер, от компании, от наличия или отсутствия в компании девушек. Главное — не напиться, т. е. потерять способность себя контролировать, начать быть неинтересным для окружающих, потерять лицо … Никогда не вестись на подначки, на «слабо», уметь остановиться, не заигрываться … Это была целая наука и друзья ее постепенно постигали. Конечно в то лето 75 года, они были только в начале пути, и напивались к сожалению еще не раз. Мальчишки … что с них возьмешь.