Чейн сидел на своей койке, обхватив руками подтянутые к подбородку колени, и пытался не царапать кожу ногтями. Он не мог прекратить дрожать.

Зверь, скованный цепями в нем, о дикой природе которого когда-то предупреждал его Вельстил, то и дело шевелился до этого. Но сейчас затих, как будто погрузился в какой-то внутренний сон.

Но не сам Чейн — такое облегчение всё никак не приходило к нему.

Тихие шаги Винн раздались во коридоре снаружи.

Он сполз с кровати и дрожащими руками придвинул сундук к двери. Его немедленно охватила паника. Сундука было недостаточно. Винн все еще могла открыть дверь и увидеть его… не спящим днем. Он сжал ручку двери — и она согнулась под его пальцами.

Он почувствовал, слабые попытки Винн открыть дверь с той стороны.

— Чейн… ты в порядке? — встревоженно позвала она.

Чейн тихо обхватил дверную ручку обеими руками.

Он не смог удержаться от тихого стона, представив себе её ужас, когда она посмотрит ему в глаза. Он слишком поздно понял, что часто и тяжело дышит, хотя ему совсем не нужно дышать. Он изо всех сил попытался остановить себя, слушая ее голос, а затем — голос Красной Руды и рык Тени.

Всё это было слишком громко, как будто они стояли в его каюте и кричали на ветру, который он тоже слышал. Осознание ужаснуло его, как будто Винн наткнулась на него во время кормления или всмотрелась в его лицо после убийства… и увидела его эйфорию.

В нижней части Дред-Ситта она дважды вынудила его бодрствовать днем. Они были глубоко в горе, огражденные от восходящего солнца. Несмотря на это, он страдал, затуманенный и дезориентированный разум не осознавал и половину из того, что он делал.

Сейчас всё было не так — он полностью бодрствовал.

Каждый нерв отзывался болью. Каждая мышца дрожала. Иллюминатор каюты был закрыт только мешковиной. Снаружи пылало солнце, и тусклый жар пробивался сквозь ткань.

Только занавес и тонкая обшивка шхуны скрывали его от дневного света.

Он никогда так не чувствовал солнце.

Оно было там и могло достать его, ждало, чтобы сжечь. А он не мог скрыться от него, потому что как ни пытался, не мог впасть в дремоту.

— Чейн?.. — мягко прошептала Винн через дверь.

Ему захотелось отпихнуть сундук в сторону, распахнуть дверь, притянуть ее к себе и не отпускать до самых сумерек. Но он не мог позволить ей увидеть себя таким слабым.

Он держался за дверную ручку до тех пор, пока не услышал ее нерешительно удаляющиеся шаги. Тогда он отполз к койке, взобрался наверх, так вцепившись в матрас, что услышал звук рвущийся под его ногтями ткани, и забился в угол в изголовье. Снова подтянув колени к подбородку, он смотрел на иллюминатор. Только один слой мешковины лежал между ним и солнцем.

И как Чейн не старался, он не мог провалиться в состояние покоя.

Что он с собой сделал?

Тринадцать дней спустя Винн стояла у парапета правого борта, а солнце почти коснулось далёкого горизонта в океане. Неожиданно из-за её спины выступил матрос и указал на другую сторону побережья.

— Драйст впереди, госпожа. Вы еще не видите порт, но есть корабли, спешащие укрыться там.

Винн шагнула в сторону порта, и он последовал за ней, пытаясь обойти Тень.

— Да, я вижу их, — сказала она. — Когда прибудем?

— Вскоре после последнего колокола дня. Вы можете уже собираться, — он сделал паузу, смотря на нее. — Берегите себя, госпожа. Это безжалостное место. Большинство из нас даже не сходит на берег там… только если за грузом.

Она кивнула в знак благодарности за его предупреждение, а затем почесала ухо Тени кончиком пальца.

— Подвинься, девочка. Мы сходим на берег.

Плавание от Четбурга было не слишком приятным, но хотя бы Красная Руда большую часть времени оставался в своей каюте, и Винн совсем не возражала против этого. Возможно, это была типичная гномская неприязнь к морю. Но эта добровольная изоляция делала напряженность между ними еще более глубокой, когда он выходил на обед. Ели они в тишине. Он часто смотрел перед собой, его темные глаза были рассредоточены, как будто он много времени проводил в мире, которого никто больше не видел.

Но что было гораздо хуже, она провела последние шесть дней, задаваясь вопросом, страдает ли Чейн от какой-то формы морской болезни. Он не выходил из каюты уже две ночи. Когда наконец вышел, то выглядел ужасно — слишком бледным даже для него.

Он стал беспокойным, раздражительным, и часто отвлекался, отвечая на вопросы коротко и резко. Он не проявлял интереса к картам или любому другому времяпрепровождению. Она набралась смелости и прямо спросила его, что случилось. К ее удивлению он приказал ей оставить себя в покое. Когда он повернулся, чтобы уйти, он с трудом открыл дверь в свою каюту. Его рука сильно дрожала.

Последние ночи он медленно возвращался к своему прежнему поведению. Винн никогда бы не думала, что будет рада его возвращению к задумчивому, холодному состоянию, каким он был всегда. Но вчера они играли в «двух королей» почти до рассвета. Всё, казалось, вернулось в старое русло.

Нет, ей не было жаль, что это путешествие заканчивается, и она, конечно, в следующий раз будет разборчивее в том, что касается комнат, — если она сможет добыть что-то получше. Спустившись к каютам, она постучала в дверь Красной Руды.

— Мы должны быть наготове, — предупредила она. — Собери вещи. Мы сойдём на берег, как только Чейн проснётся.

Время прошло быстро, пока Винн собирала вещи. Неспособная унять своё любопытство о вольном порте с дурной репутацией Драйсте, она подумала, в какой ярости и шоке будет Хайтауэр, если узнает, что она проигнорировала его предупреждение. Вдруг кто-то мягко постучал в дверь её каюты.

— Винн? — позвал Чейн.

Она посмотрела на иллюминатор и увидела, что уже опустились сумерки, но тускнеющий свет снаружи не исчез полностью. Каким-то образом он снова проснулся рано. Раньше он никогда не просыпался сам до полной темноты.

— Да, входи.

Он заглянул внутрь.

— Захвати сундук, — сказала Винн. — Мы прибыли в порт.

Ещё до первого колокола ночи, Чейн с тревогой вышагивал по палубе. Гавань была переполнена, так что команда должна была ждать очереди, чтобы поставить судно в доки.

— Ох, дохлые боги в семи адах! — шепотом пробормотала Винн.

Чейн нахмурился и глянул на нее. Он был не слишком доволен способом выражения, но никак не мог поспорить с чувством. И он все еще чувствовал себя как-то не так. Побочные эффекты смеси Вельстила прошли, но его грызла ворчащая нервозность. По крайней мере, теперь, после проверки жидкости, он знает ее назначение.

Она не даёт ему впадать в сонное состояние.

Вспышка деятельности на палубе заставила его очнуться от своих мыслей. Поведение команды решительно изменилось. Половина матросов увязывала паруса на мачте, в то время как остальные начали вытаскивать груз на палубу, словно в любую минуту ожидали сигнал, разрешающий швартовку. Один матрос поднялся в смотровое гнездо с большим арбалетом и колчаном болтов, привязанным к спине.

Чейн как-то разуверился, что Винн правильно выбрала дорогу.

Светя крупными жаровнями на концах, шесть длинных пирсов выступали от порта далеко в воду. Суда заполнили почти всё свободное место, самые большие корабли бросили якорь на расстоянии от берега.

Осматривая пирсы, Чейн не мог унять возрастающее волнение.

Люди, сбившиеся в толпы, заполняли порт даже в сумерках. Докеры и матросы были везде, перетаскивая грузы к судам и от них, возясь со швартовкой и оснащением и перекрикивая даже шум толпы. Шхуна среднего размера отошла от самого близкого дока и проплыла мимо перед носом их судна.

— Снимайтесь с якоря! Осторожно к порту! — прокричал их капитан.

Их маленькая шхуна проплыла внутрь и скоро расположилась на свободном месте. Чейну, наряду с его спутниками, пришлось отойти, когда матросы бросили швартовочные канаты на пристань. Как только был спущен трап, четыре вооруженных матроса прыгнули вперед. Двое побежали, чтобы занять позицию в основании трапа, в то время как другая пара стражей встала наверху, осматривая бурлящую деятельность порта.