Теперь на аэродромах было введено боевое дежурство. Получив тяжелый урок, все стали бдительнее. Антенны радиолокаторов вращались круглые сутки, ощупывая воздушное пространство над океаном. Вдали от Оаху бороздили море сторожевые суда. Летающие лодки — «Каталины» круглосуточно висели в воздухе, разведывая японские суда на удалении до семисот миль от Гавайских островов.

Чарлз Мэллори не был единственным счастливчиком, кому удалось подняться в воздух во время налета и вернуться живым. Роберту Харрису тоже пришлось подраться. Налет японцев застал его у Кэт. Эта храбрая женщина доставила его на аэродром Уилер. Когда Роберт добрался до стоянки, первая волна японских самолетов прекратила свою работу. Во время короткого затишья Бобу удалось разыскать среди разбитого и сгоревшего хлама исправный «лайтнинг» и поднять его в воздух.

Вынырнув из дыма, затянувшего небо над островом, Роберт неожиданно оказался в самой гуще японских машин второй ударной волны. Впечатление было потрясающим. По словам Боба, он предпочел бы встречу с тигром-людоедом, имея оружием бейсбольную биту. В этом вылете Роберт Харрис был сбит. Но прежде чем ему пришлось покинуть с парашютом изрешеченный японскими пулями «лайтнинг», он успел свалить в море пикировщик «99». Боб приводнился с парашютом милях в двух от береговой черты. Его вместе с экипажем сбитого японского самолета подобрал спасательный катер.

Плавающие в океане японцы и Роберт Харрис вели себя мирно, хотя их разделяло не более трехсот ярдов. Но, очутившись на борту катера в обществе сбитых японцев, Боб не захотел сдерживать своей злости. Он сразу же набросился с кулаками на низкорослых противников. Японцы, чудом избежавшие гибели, даже не думали сопротивляться. Двумя молниеносными ударами в челюсть Харрис свалил одного, послал в нокаут другого.

— Лейтенант, прекратите, — пытался удержать его кто-то из моряков. — Это же пленные…

— Пленные?! — истерично крикнул летчик. — Ты посмотри, парень, что наделали эти мерзавцы! — Он кивнул в сторону бухты, затянутой дымом. — Ты знаешь, сколько они сегодня побили наших? На меня одного, — он с ненавистью посмотрел на пытающегося подняться на ноги японца, — налетело не меньше десятка «нулей». Из «лайтнинга» сделали решето, а когда я выпрыгнул, пытались расстрелять меня в воздухе.

Трясущимися руками Роберт взял предложенную ему сигарету и, сделав несколько жадных затяжек, стал переодеваться в сухую матросскую робу.

Японцы, придя в себя, что-то залопотали на ломаном английском языке.

— Что им нужно? — поинтересовался Боб, успевший проглотить стакан виски для согрева после купания. Теперь летчик совсем пришел в себя.

— Они заявляют протест против грубого обращения с офицерами императорского флота.

Боб показал им неприличный жест и посоветовал:

— Молчите, крысы, пока не выкинул вас за борт.

Но японцы не реагировали на его слова: повернувшись спиной, казалось, забыли обо всем. Они смотрели на пылающую бухту, и в узких их глазах светилось торжество.

Очень немногим пилотам и зенитчикам удалось открыть свой боевой счет в небе Пёрл-Харбора. Зато кому повезло — стали знамениты на всю Америку. О них кричала пресса. Их фотографии заполняли страницы газет и журналов. Херст и другие газетные магнаты, славя героев Пёрл-Харбора, пытались сгладить остроту национального позора и бесчестья.

Сегодня знакомый штаб-сержант по секрету сказал Чарлзу чрезвычайно приятную новость, которой ему не терпелось поделиться с приятелем.

Боб появился в гостинице почти вслед за Чарлзом. Швырнув в угол темно-синюю пилотку, что у него было признаком плохого настроения, он сел в кресло и потянулся за сигарой.

— Привет, старина! Откуда у тебя такой изумленно-растерянный вид, словно у монахини, затяжелевшей от прохожего пилигрима? Ты чем-то расстроен?

— Был сейчас у Кэт…

— Об этом можно и не говорить. От тебя за милю разит ее духами. А что рано вернулся?

— В Гонолулу пришел «Йорктаун», а вместе с ним и ее красавчик Генри Хьюз. Ты посмотрел бы на нее, когда мы пришли к ней в одно время. Кэт извивалась, как гремучая змея. И ты знаешь, она, стерва, так повела себя, что я вскоре почувствовал: мне там делать нечего. Чтобы позолотить пилюлю, она перехватила меня у порога, и я опасался, что задушит в своих объятиях. А затем выставила за дверь. Словом, на правах хозяина у нее остался Генри. Хочется рвать и кусаться…

— Стоит ли из-за этого так переживать?

— Чак, пойми меня, старый бандит. Я к ней снова успел привязаться. Она здорово скрасила мою жизнь в эти проклятые дни, что прошли после японского налета. А потом ты видишь, что она весьма оригинальная женщина. Красива. Неглупа…

— Ну коль ты начал ее хвалить, то, видно, дело и вправду серьезно. Но учти, Боб, Кэт не только умна и красива, она своенравна и ядовита. И берегись, как бы в одно время от ее ласк ты не завалился в плоский штопор.

— Чарлз, я говорю серьезно. У этой женщины кроме всего прочего есть кое-что и на счету в банке.

— Мой дружеский совет — плюнь на нее. Найди другую, и через неделю-две из твоей памяти выветрится эта шикарная мисс. А сейчас я сообщу тебе прекрасную новость: в штабе лежит телеграмма — нам с тобой президент подкинул по кресту «За летные заслуги».

— Ты не шутишь?

— Штаб-сержант Горрис поклялся, что читал телеграмму своими глазами. Говорит, что завтра об этом объявят официально.

— Ура! — воскликнул Боб и, оторвав Чарлза от пола, закружил в воздухе. — Чак, дорогой, ты вернул мне интерес к жизни!

— Но это еще не все, Робби. Нас с тобой повысили в званиях. Теперь я — первый,[30] а ты — капитан.

— Чарли! Какого же дьявола мы сидим здесь! Почему мы еще не в кабаке? Пошли в машину! — заторопил он приятеля.

Не доезжая до ресторана, Роберт остановил «форд» у газетного киоска:

— Чак, прихвати газету, может, там что есть о нашем награждении.

— Не можешь потерпеть до завтра?

— Ей-богу, не верится, что нас наградили, хотя знаю — кресты дадут не зря. Мы их честно заслужили.

Чарлз вышел из автомобиля и через минуту вернулся с журналом «Лук». С яркой обложки его смотрело худощавое лицо пожилого адмирала. В темных глазах этого почтенного джентльмена, читалась пугающая непреклонность, привычка повелевать и распоряжаться судьбами тысяч.

— Кто это такой? — поинтересовался Роберт, взглянув мельком на портрет.

— Сейчас посмотрим, — отозвался Чарлз, листая журнал в том месте, где помещали списки награжденных. Ему и самому не меньше, чем Бобу, хотелось убедиться в правдивости слов штаб-сержанта. — В этом номере о нас еще нет, — сказал с легким разочарованием и тут же подпустил шпильку: — Конечно, нам было бы приятнее, если бы «Лук» поместил на обложке знаменитого аса Боба Харриса…

— Но, увы, — парировал Роберт, — его редактор предпочитает давать портреты адмиралов.

— Это новый главнокомандующий военно-морским флотом США адмирал Эрнест Кинг.

— Ого! — с уважением воскликнул Боб. — Беру свои слова назад. Это действительно не просто адмирал. Значит, его предшественнику Киммелю за Пёрл-Харбор дали пинка в зад? Поделом!

— Ну, теперь держитесь, «чарли»![31] Этот Кинг — мужчина серьезный. Слушай, что о нем пишут: «Адмирал за сорок один год своей службы прошел через все офицерские должности, проявив на каждом посту незаурядные способности. Он весьма одаренный человек с недюжинным умом. Не терпит глупцов и слабовольных людей. Однако подчиненные его больше боятся, чем любят…»

Роберт взял на секунду журнал из рук Чарлза и взглянул на портрет Кинга.

— Для дела, вероятно, этот адмирал хорош, однако я не завидую его подчиненным. Не дай бог служить под началом такого сухаря, будь он хоть трижды одаренный! Посмотри, какой у него испепеляющий взгляд. По-моему, он разучился улыбаться еще в детстве.

Чарлз решил заступиться за адмирала: