Когда она почти полтора месяца назад начала тренироваться, в глазах у нее было темно, она вваливалась в дом и в изнеможении валилась на диван, растягивалась и долго лежала, закрыв глаза и пытаясь восстановить дыхание. «А сейчас не растягиваюсь. Вот что значит начать двигаться! Правильно меня все-таки Феликс заставил. Я бы сама не стала …» Аня пружинящей походкой взлетела по лестнице и вошла в ванную, на ходу снимая с себя вещи. Вода уже текла и Аня с удовольствием встала под душ. Струи приятно били по ее телу, она намыливалась, думая о том, как отлично, что Лида с Олегом теперь здесь живут! «Сволочь я все-таки, что не так ценю их общество, как нужно. Все какие-то мысли мне в голову приходят мрачные, а по-сути … что мне, скотине неблагодарной, надо!» — занимаясь мелким самобичеванием, Аня даже и не замечала, что она сильно прогибаясь, заводила руки за спину и довольно легко намыливала всю ее поверхность. У нее так уже давно не получалось: руки за спиной не могли ухватить одна другую, а сейчас смогли, но Аня не отдавала себе в этом отчета. Как будто так и было нужно, кто же замечает естественное?

Большое зеркало в ванной отразило все ее тело. Аня вытерлась, причесалась и перед тем, как одеваться, вгляделась в зеркало. Она это делала каждый, или почти каждый день и не замечала, что она все-таки невероятно похудела, даже можно было сказать «страшно» похудела. И тут ключевым словом было «страшно». Ну да, она мало ест, регулярно тренируется, но … чтобы так похудеть, причем столь быстро?! В этом было что-то ненормальное, недопустимое, удивительное, вернее, шокирующее. Аня смотрела на себя и уже даже и не могла себя такую припомнить: живот почти исчез, лишняя кожа свисала довольно некрасивыми складками, зато спина сделалась уже, и на ней практически и не было никаких складок. Обозначилась линия талии, а на бедрах чуть выпирали берцовые кости. «Что это со мной творится? Что-то я „подалась“ … ничего себе!» — Аня вдруг явственно осознала изменения в своей фигуре. «Ну, да, я тренируюсь … это, разумеется, от этого. Отчего же еще?» — вопрос в Аниной голове был риторическим, кто же не знал от чего: от рака! Вот от чего! Или нет? Что у нее за привычка сразу думать о плохом. Люди начинают так худеть на терминальной стадии, а у нее … никаких признаков, ну … никаких. Да, что я себя утешаю? Вот, как раз и бывает, что признаков никаких, а … уже поздно «пить боржоми».

Аня уселась на край своей кровати, дряблый живот опал и повис узкими складками, жира в них почти не было. Она взглянула на свои крепкие ноги, с рельефными икрами, которые в последнее, еще такое недавнее время, уже вовсе и не выглядели рельефными и горько подумала, что «понятно теперь, почему так вышло, что Олег приехал в Орегон, что у него все получилось с новой работой. Ясно. Судьбе было угодно, чтобы он ее, Аню, лечил, будет длить ее рак сколько сможет, тянуть ее разными там химиями, а потом она умрет.» Нет, она не похудела, она «исхудала», вот так будет точнее, и ничего тут не поделаешь. Она всегда знала, что умрет от рака. Откуда знала? Знала и все! Аня встала. Если отбросить мысли о раке, она чувствовала себя просто превосходно, давно уже она так себя не чувствовала. Сердце билось ровно и сильно, тело казалось легким, податливым, послушным. «Да, что это я так распустилась? Еще мне никто диагноза не поставил. Может пронесет. Это просто мои интенсивные тренировки!» — Ане удалось себя успокоить. Хотелось деятельности, но к компьютеру ее совершенно не тянуло. Аня решила померить свои вещи. Она знала, что ей будет кое-что велико, и это ее расстроит. Хотя, неизвестно, может как раз и порадует. Аня расшвыряла на кровати свои вешалки с одеждой и принялась все примерять, создавая разные сочетания из юбок, кофт, пиджаков и туфель.

Примерки оставили у Ани смешанное чувство. С одной стороны ее чувство тревоги насчет похудения, как бы она его не отгоняла, усугубилось: юбки висели, в талии можно уже было засунуть пару пальцев, кофты и свитера выглядели, как мешок. Получалось, что ей и носить-то нечего. Она даже достала из комода давно купленный и никогда не надеванный черный с блестками купальник и надела его. Купальник сидел, как влитой. Аня вертелась перед зеркалом, смотрела на себя со всех сторон, и осталась своим видом довольна. Она испытала давно забытое чувство — отсутствие стыда за свое тело, когда ты не боишься раздеться, не сидишь на жаре запакованная, чтобы, не дай бог, не оскорбить эстетические чувства окружающих. Да, раздеваться ей было теперь можно, да только … зачем? Она давно не ходила ни на пляж, ни в бассейн. А может надо записаться в бассейн? Ане вдруг остро захотелось поплавать, ей казалось, что она вполне сможет.

И все-таки … почему она так похудела? А может ей кажется? Может это просто мнительность? Она решила поговорить с Феликсом, спросить, что он обо всем этом думает. Собственно, о чем об «этом»? Феликс, ведь, ничего особо нового в ней не замечал. Аня повесила на вешалки всю свою одежду и ее приподнятое настроение враз улетучилось. «Тоже мне разбушевалась. Наряжалась, как дура, вертелась перед зеркалом, паясничала, сама себе улыбалась и чему-то радовалась. Интересно чему? Вот чему ей, глупой, было радоваться?» — мысли о болезни овладели ею с новой силой. Аня взяла небольшое зеркало и стала в него смотреться: кожа лица показалась ей бледной, круги под глазами какими-то более явственными, второй подбородок подтянулся, стал меньше, зато больше обмяк, а щеки выглядели впалыми. Аня, как часто в последнее время, не замечая этого, облекала свои мысли в форму диалога самой с собой:

— Нет, как-то я плохо выгляжу. А когда ты хорошо в последний раз выглядела, идиотка?

— Ничего не сделала сегодня, а только целый день себя разглядывала.

— Кто это себя так пристально разглядывает в здравом уме? Какой-то болезненный интерес к собственной персоне.

— Если так на себя смотреть и к себе прислушиваться, можно еще и не такое заметить.

— Ладно, придет Феликс, поговорю с ним. Если ему ничего не заметно, значит я просто выдумываю: и худобу, и бледность, и … рак.

Было уже часов семь, а Феликс все не шел с работы. Черт бы его побрал. Что он там копается со своими психами. Желание видеть мужа, немедленно, овладело Аней. Она легла на диван в верхней гостиной и стала его ждать, он должен был с минуты на минуту появиться. Почему-то она принялась вспоминать, как они познакомились. Воспоминания о той ночи были необыкновенно отчетливыми. Аня очень давно ни о чем таком не вспоминала, а тут все те события нахлынули на нее, как будто все происходило буквально вчера. Аня даже удивилась этой странной отчетливости. Все вернулось: погода, люди, детали обстановки, слова, запахи, шумы …

Ей было тогда в начале 70-ых двадцать шесть лет и она была не замужем. Тогда это считалось поздно, но Аня за себя не волновалась. А нее было много знакомых мужчин, некоторые из них были в нее влюблены и по обычаям тех времен, приглашали в ЗАГС, но Аня не спешила, знала, что каким-то образом она узнает, что пора … мужчины появились в ее жизни рано, лет в 16, она могла бы уже давно «пойти замуж» и раньше, ей всегда было за кого, но она не хотела. У нее позади был институт, педагогический, не слишком престижный, не такой, о котором мечтал папа. Аня окончила странный малоизвестный факультет: преподавание физики на французском. Это был даже и не факультет, а просто небольшое отделение при физическом факультете. Аня пошла туда, тщательно все взвесив: она выполняла одновременно и мамино и папино желания, да притом заранее была уверена, что учиться ей будет нетрудно, а трудностей она не любила. Перспектива быть учительницей ее не пугала. Ей было известно, что она ею не будет, если не захочет. Отделение было создано, якобы, для подготовки учителей для спецшкол, а на самом деле вовсе не для этого. Их готовили для работы за границей, в Африке, в недавно образовавшихся демократических странах, бывших колониях, вступивших на путь «социализма».