Больше в тот день нас не дергали. Все остальные успешно отбились сами, а вот дальше стало весело. Немцы похоже поняли, что есть скрытые укрытия в тылу и долбили позиции на полкилометра вглубь. Потери росли, на позиции выскакивали с опозданием и нам приходилось метаться с места на место сбивая немцам пыл атаки.

  Вечером видели воздушный бой. Германцы пытался бомбить позиции третьего батальона, который держал брод, а наши прилетели прикрывать. Минут двадцать тройка немцев и наша пара крутились в небе. Иногда с земли постреливали пулеметы пехоты, если свалка приближалась достаточно близко, чтобы бить прицельно и не боятся задеть своих. В итоге одного немца таки сбили, хотя я так и не понял кто именно летчики или окопники. В любом случаи, биплан кувыркаясь, грохнулся об землю хвостом и сложился внутрь себя. Судя по неуправляемому падению, пилот был мертв. После этого германцы вышли из боя и улетели к себе. Наши сделали круг над позициями, повернули назад, заметив нас на дороге, один из пилотов помахал рукой и улетел к себе. Гадом буду - это подполковник пытался мне сказать, что он таки справляется со своей работой вопреки моим гнусным инсинуациям.

  На следующий день мы понесли первые потери. Шрапнель поставленная на удар попала во второй броневик. К счастью, попала она в подвешенную к борту доску. Толстая доска и те самые 4 см, вызвавшие мое ворчание спасли от пробития брони. Машина упала на бок. Весь экипаж получил контузии разной силы тяжести, одному из пулеметчиков картечина попала в шею, а водила сломал руку. Людей пехота выволокла, а броневик надо было вытаскивать ночью. Пока же надо мотаться и стрелять за двоих.

  Как только начало смеркаться, вернулись к броневику Клима. Тот, к моей радости, отделался легко, даже в госпиталь отправлять не стали. Просто оставили отлеживаться в блиндаже. Пока не стемнело окончательно пошел в первую линию смотреть что к чему. С собой захватил запасной экипаж. Водила был послабей выбывшего и надо было ему все показать пальцем и подробно расписать действия. На месте времени на это не будет. Пока разглядывал лежащую на боку Минерву, подошли местный унтер и Клим. Вместе разработали план эвакуации. Тут и стемнело наконец, пора.

  Вместе с солдатами батальона подкрались к броневику. Мой экипаж сидел в заведенной машине и ждал сигнала на случай, если надо будет брать подстреленного на буксир. Практически на ощупь осмотрел подвеску и колеса(из траншеи их было не видно) вроде все в порядке.

  - Ну давайте, мужики, навались! - скомандовал я вполголоса. Глупо, конечно, немцы далеко и все равно не услышали бы.

  Солдаты дружно упершись подняли Минерву на колеса и сразу же, согласно плану, ушли в окопы. Броневик еще покачивался, а мы уже принялись его заводить и, о чудо! он завелся. Пришлось бегать вокруг командуя действиями водителя, сам бы он в темноте точно в воронку завалился, а потом еще и впереди идти высматривая дорогу. Стремно, однако, ну да ничего, выбрались. Немцы среагировали, когда мы уже подъезжали к дороге. Кинули несколько снарядов на позиции, где мы возились, и успокоились.

  Утром хмурый и не выспавшийся опять гонял германскую пехоту. Германское командование, видимо, решило нейтрализовать нашу мобильность, предприняв массированные атаки сразу на трех направлениях. Я рванул к броду, вторая машина с орущим после контузии Климом на помощь второму батальону, а третий неожиданно отказался от помощи. Сообщил, что германцы под огнем форсируют речку и копятся в овраге, но с такими потерями копиться для полноценного удара им еще долго. Так что мы можем работать на других участках, а к нему вдвигаться, когда освободимся. Намекал комбат так же и на какой-то сюрприз, приготовленный для врага. Ну и славно, нам же проще.

  В эпической битве за брод я, наконец, увидел Первую Мировую во всей красе. Пьяные в дым немцы перли волнами. Пулеметы и шрапнель выкашивали их цепь за цепью, а они все перли и перли. Даже три пушки пытались подкатить пока русские и германские гаубицы старались подавить друг друга. Ну да у наших тоже трехдюймовки нашлись. Как только немцы подкатили свои орудия поближе и начали их приводить в готовность, их накрыла шрапнель. Ну и слава богу, а то они меня серьезно нервировали. После первого боя у второго броневика обнаружились две дырки от пуль в борту, что меня крайне озадачило. Как-то не ожидал я, что сделанная от пуль броня этими пулями пробивается. Так что было решено ближе двухсот метров или трехсот шагов по-местному к врагу не приближаться и за линию окопов не лезть, а то проходимость у Минерв была аховая. К этому мне тоже привыкнуть было трудно. Все таки боевая машина и вдруг паркетник. На всякий случай плотно обстреляли пушки в надежде пробить щиты и достать тех, кто мог за ними укрыться. В последствии и мы и артиллеристы постоянно держали пушки под присмотром. Куча трупов вокруг них росла, но немцы все же пытались время от времени к ним пробраться. Окончательно они выдохлись только через час, после нашего прибытия. Новые волны атакующих прекратились, а выжившие полежав еще некоторое время и дважды попытавшись прорваться к траншеям, начали отходить. Сразу же из окопов выскочило десятка два солдат и бросились к пушкам. Мы прикрыли их огнем, благо германская пехота еще не далеко ушла и артиллерия по нам работать не могла. Солдаты с радостным гиканьем и уханьем укатили пушки к себе. Уже когда мы готовились к отбытию, набивая ленты и доливая спирт в баки их грустный командир подошел к нам и пожаловался на жизнь.

  - а пушки-то не те оказались.

  - В каком смысле не те? - удивился я.

  - не трехдюймовки. Я-то думал это переделка из наших, а они вишь, свою сделали. Калибр у них чуть больше нашего. Слышал я про такую новинку, но думал еще не скоро по всему фронту распространится.

  -Но стрелять-то можно?

  - Можно, пока снаряды не кончатся.

  Разочарованный унтер пошел к своим, а мы поехали к третьему батальону. Как выяснилось, там справились без нас. Сюрприз для немцев и правда оказался сильным. Командир таки исхитрился спрятать одну трехдюймовку на продольной оси оврага. Ее частично врыли в землю, накрыли тюками соломы и плетеными матами и все это замаскировали сверху травой, благо она везде была жухлой и разница в глаза не бросалась. Когда немцы решили, что их скопилось достаточно для атаки и офицеры задули в свистки, пушка открыла огонь. От неожиданности высунувшиеся было немцы среагировали инстинктивно и совершенно не правильно - попытались спрятаться в овраге. Поставленная на картечь шрапнель сметала их слоями на сколько хватало пробивной мощи картечин в сплошной массе тел. Тех кто пытался выскочить сметали пулеметы. За десять минут пушка расстреляла все бывшие при ней снаряды и попыталась уйти, но не успела. Сразу целая батарея накрыла ее позицию. Весь расчет погиб, а от самой пушки остался только ствол точащий из земли. Но немецкую пехоту это не спасло и даже не утешило потому, что рота русских пехотинцев провела атаку по дну оврага и мстя за погибших только что товарищей, пленных не брала. Форсировать реку в обратном направлении тоже никто не сумел.

  Вечером к месту сбора пришел экипаж второго броневика. Злой как черт Клим сообщил, что германский снаряд опять попал в них, но на этот раз в переднее колесо. Поскольку за наши окопы не совались, как и было оговорено, и весь экипаж цел, то оружие и боеприпасы уволокли все. Немцы же наученные ночной эвакуацией обрушили на несчастный броневичок град снарядов, пока не оставили от него кривенькую и горелую коробку.

  - Не везучий я видно - вздохнул Клим.

  - Мне бы такое невезение. Всю войну прошел, дважды подбитие машины пережил, ушел со всем имевшимся имуществом и все недоволен. - устало проворчал я в ответ - Как это немцы вас так ловко подловить смогли?

  - Немцы вояки умелые, а случается на войне всяко. - Твердо глядя, мне в глаза заявил Клим, но потупленные глаза водилы намекали на его ошибку.

  - Застряли что ли?

  - А хоть бы и застряли! Там все поле перепахано так, что не поймешь где окопы были.