Бомжующий мистер Ватсон темными переулками, при бледном хладном свете зловещей Луны, привел меня к поселку коттеджей на окраине городка. Шикарный поселок был выстроен недавно, буквально за год-два, верхушкой нашего местного административно-финансового бомонда: мэром, его замами, начальником налоговой полиции, начальником милиции, тремя бизнесменами и еще несколькими авторитетами, имена которых остались покрыты мраком. Бомж уверенно отворил небольшую калитку в двухметровом монументальном заборе, протопал к дому и ключом отпер дверь.

«Однако!», – глубокомысленно подумал я о нём.

В тёмной прихожей он пропустил меня вперед, обдав еще разок своим неповторимым ароматом, и куда-то исчез. Я шагнул в полуосвещенную залу и остолбенел. Посередине, под хрустальной люстрой, в центре светового круга стоял лев, буквально в пяти шагах. От изумления я не успел испугаться.

Тряхнув огромной гривой, зверь сладко зевнул и неспешно прилёг. Я тихонько сделал шажок назад. Лев встал и заинтересованно посмотрел. С трудом подавив мочеиспускательный рефлекс испуга, я замер. Зверюга тоже застыл, по-видимому, раздумывая, что со мной сделать. Я задержал дыхание и сделал вид, что мне всё равно. Но при этом от страха не в силах был пошевелиться. Когда видишь льва в «Полосатом рейсе», то думаешь: «какое милое величественное создание». Когда приходишь в зоопарк, то даже через решетку ощущаешь львиную мощь; и при одной мысли, что вдруг решетка не заперта, холодеет спина, и тогда думаешь: «ну и громадина!». А вот когда сталкиваешься со львом нос к носу, то уже ни о чем не думаешь. Только напрягаешь всю волю, чтоб не стать спринтером.

«Эй! Викентий! Не бойтесь. Идите сюда», – вывел меня из замешательства знакомый женский голосок. Аэлита!

Она стояла на другом конце залы. Я нерешительно потоптался на месте. Аэлита призывно махнула рукой: «Ну, смелее! Он Вас не тронет». Ага, спасибо за столь обнадеживающее обещание. Вот в одной Бакинской семье когда-то, как писали в газетах, тоже думали, что львы и тигры это такие большие кошки. И держали их в своей квартире. А зря. Хищники однажды оказались в плохом настроении…

Я с опаской сделал шаг вперед. Лев с любопытством смотрел, но не двигался. Еще шаг. Черт, ноги дрожат. Стыдно, ведь Аэлита всё видит. Изо всех сил стараясь держаться супермэном, я двинулся было прямо вперед, но ноги непроизвольно сделали загогулину по самой дальней траектории, вдоль стены. Когда всё же, с трудом не оборачиваясь на зверя, я достиг Аэлиты, она одобрительно воскликнула: «Молодец!». «П-п-охоже, он не оч-ч-ень г-г-голоден», – попытался я, заикаясь, острить.

Мы вошли в другую залу. По стенам, в массивных позолоченных рамах, висели полотна Рафаэля, Энгра, Веласкеса… Ничего себе, музейчик. Откуда здесь это? Аэлита подвела меня к изящно инкрустированному круглому столику, обильно уставленному фруктами и вином, налила себе мускат, мне – коньяк. «За встречу!», – подняла она бокал и обворожительно улыбнулась. «За встречу!», – гулким эхом отозвался я, еще не придя в себя от сильных ощущений, и махом заглотил коньяк, даже не ощутив вкуса.

Тут в глазах всё помутилось, закружилось и исчезло.

Очнулся на полу. Башка трещала, как после изрядного похмелья. Борясь с вращающимся в мозгу туманом, я неуверенно сел и осмотрелся. Аэлиты не было. Но сильно ароматизировало бомжом. Оглянувшись, я узрел его в кресле, за моей спиной. Он дружелюбно улыбался, щурил близорукие глаза, курил сигарету и равномерно покачивал ногой, закинув её на колено.

– Вы кто? – спросил я первое, что пришло в голову.

– Доктор Ватсон, – заговорщески ухмыльнулся он.

– Послушайте, кончайте этот цирк. Что всё это значит?

– Это значит, что мы должны кое о чём договориться.

– О чём?

– О покупке Вашего изобретения.

– Какого еще изобретения?

– Полёт шмеля.

– Ошибаетесь. Нет никакого изобретения. Я не знаю, как шмель летает.

– А вот обманывать меня не советую.

– Обманывать? Но я правда не знаю. Эта тема пока не раскрыта. Я провел только предварительные опыты и сделал лишь самые общие аэродинамические расчеты.

– Ну, не надо так прибедняться, – многозначительно изрек бомж и вытащил из-за пазухи ворох бумаг. Мои чертежи и формулы. Я был неприятно удивлен.

– Зачем Вам шмель? У Вас есть Аэлита. Человек – летает! Изучайте. Исследуйте. Насколько я понимаю, Аэлита ведь у Вас в руках. Или она на Вас работает по своей воле?

– А вот это никого не касается. Хотя, ладно, удовлетворю Ваш любознательный ум. Я вытащил Аэлиту из одной неприятной истории. Она мне по гроб жизни обязана. Будет делать, что прикажу. И Вы тоже будете делать, что прикажу.

– А идите Вы знаете куда?!

– Будете хамить, позову Лёву.

– Какого еще Лёву? – равнодушным тоном спросил я, явственно осознавая, о ком речь.

– Так что – позвать?

– Н-нет, пожалуй, не надо. Я согласен продать изобретение.

– Так-то лучше. Вами сделано открытие, переворот. Но, по-видимому, Вы не успели записать все выкладки до конца. Уверен, что в Вашей голове уже созрели конечные формулы. Они мне нужны. Но, к сожалению, я не могу их извлечь механически, инструментами. А то бы снял с Вас скальп и достал мозг. Поэтому я их покупаю. За миллион.

Он вынул из кармана кошелек и пакет с купюрами. Мой миллион. Вот гад. За мои же деньги покупает моё изобретение. И еще ехидно скалится. Юмор изображает.

– Не согласен.

– Мало?

– Аэлиту.

– Что!?

– Вы мне – её, я Вам – формулы.

– Хорошо. Вот бумага. Вот ручка. Пишите!

– Нет. Сначала пусть придёт она. Я хочу с ней поговорить.

– Да на здоровье.

Он позвонил по мобильнику. Пришла Аэлита, смущенно отводя глаза. Ей явно было не комфортно. Я в упор стал её разглядывать. Мне нужно было кое-что понять.

– Аэлита! Вы служите у этого мерзавца?

– Э! Поосторожней в выражениях. Я ведь и рассердиться могу, – вскочил с кресла мнимый бомж.

Аэлита молчала. Она машинально водила ногой в красной туфельке по блестящему паркету. Плечи опустились. Голова немного склонилась, и волосы рассыпались, закрывая лицо.

– Он Вас заставил? Или Вы сами?

Она не отвечала. «Бомж» погрузился обратно в кресло. Я ждал. Аэлита как в рот воды набрала.

«Ну, всё, вот и поговорили», – удовлетворённо хмыкнул мнимый бомж. И добавил, кивнув пленнице: «Умница, девочка». Она вдруг решительно вскинула голову, и я на миг увидел её испуганные глаза, полные смеси отчаянья и надежды.

Я деловито взял хозяйскую ручку «паркер», записал на листке несколько формул, шагнул к креслу и левой рукой протянул эту бумагу «бомжу». Он, вальяжно развалившись, лениво принял листок и стал вникать в написанное. И тогда я с размаху правой рукой вонзил «паркер» ему в глаз.

Но зловещий глаз, странное дело, не оказал «паркеру» никакого сопротивления. Ручка пронзила его насквозь, как пустое место, и воткнулась в спинку кресла, пропоров кожаную обшивку. И я по инерции, проделав энергичный пируэт вслед за «паркером», свалился на бомжа. Но бомж исчез. Подо мной было только кресло.

«Какой Вы, однако, злой», – иронично молвил бомж, выходя из-за портьеры. Изумлению моему не было предела. Поэтому я не нашелся, что ответить, и по-детски буркнул обиженно: «А Вы вонючка!». «Ничего, я пойду помоюсь и стану чистым…», – веско с намеком изрек бомж, по-хозяйски взял Аэлиту под локоть и удалился с ней в следующую комнату, плотно прикрыв дверь. Щелкнул замок. Понятно, в ловушке.

Я плюхнулся в кресло, еще хранившее след мерзкого запаха, и постарался задуматься. Мысли скакали в разные стороны, как блохи. Зачем меня сюда заманили? Аэлита с этим «бомжом» заодно или нет? Но бомж вовсе не бомж, это раз. С Аэлитой у него, как видно, сговор, это два. Она с самого начала действовала по его указивкам, это три. Все мои «случайные встречи» с ними обоими были подстроены, это три. Черт! Не три, а четыре. В коньяк они добавили что-то, препятствующее способности анализировать, это пять. Нечто вроде мозгового релаксанта? Чтобы я бездумно выдал все секреты? Не на такого напали. Так, так… Что еще? По-видимому, в моих прикидочных формулах уже содержится решение. Решение, которое я проглядел. Что именно проглядел?