Лиственницы, кедры и ели стояли довольно редко, группами. Меж этих темно-зелёных гигантов теснились берёза, осина, тополь, рябина, черёмуха, лещина и можжевельник. Их переплетали длинные и тонкие плети дикого винограда. Мелкие чёрные ягоды ещё не осыпались. Плотные гроздья висели повсюду, и трудно было понять, растут ли они на лозах, скромные плети которых обвивали ветки деревьев-сожителей, или же принадлежат кедрово-берёзовому разнолесью. На полянках серым шелестящим морем подымался большой, в рост человека, вейник. Кислые травы щетиной покрывали землю. Здесь был настоящий разнотравный луг, крепко почитаемый всеми сельскими жителями за прекрасные кормовые качества и весёлый вид в пору цветения.

Но самое неожиданное ждало его впереди.

Орочко вышел к озеру. Должно быть, это было то самое озеро, куда ходил рыбачить Лука Лукич. Агроном удивился не тому, что так легко нашёл озеро, а виду берегов: уж очень много травы по берегам истоптал рыболов. В прибрежных осоках виднелись через каждые десять шагов примятые травы, поваленные растения, целые тропки, будто Лука Лукич, прежде чем усесться с удочкой, исходил весь берег кругом.

На берегу озера, в тени широких елей, рыжей стеной стояли папоротники. В своё время агроному приходилось видеть в Сухуми редкостные для нас бананы. Оригинальные листья у этого тропического растения! Широкие, плотные, с чуть приподнятыми лодочкой краями, они достигают двух и более метров в длину и царственными опахалами развеваются вокруг растения, создавая густую тень. Агроном вспомнил о бананах, во все глаза глядя на папоротники. От толстого, в руку, стебля во все стороны раскинулись почти двухметровые резные листья, Членики их, тронутые морозами, обвисли. Бурые пятна споровых гнёзд рядами лежали на листьях. Высота папоротников достигала трех метров!

— Что такое? — не удержался от возгласа агроном. — Представители палеозоя? Девонские леса? Я, кажется, перестаю понимать… Откуда здесь растения древних геологических эпох? У нас они давно превратились в приземлённые травянистые кустики…

Он с опаской посмотрел на озеро и вполголоса пробормотал:

— Не удивлюсь, если оттуда сейчас высунется зубастая голова мезозавра…

Но опасность подстерегала его не со стороны озера. Спокойные тёмные воды, окружённые зеленой рамкой осоки, были чисты и неподвижны. Но, если бы агроном в этот момент оглянулся, он, несомненно, увидел бы, как в десяти метрах от него, в зарослях дикой малины, совершенно спокойно трудится большой бурый медведь. Зверь давно видел человека, но остался равнодушным к появлению невиданного незнакомца. Больше того, он как-то по-смешному втянул в себя воздух, наморщил нос и моргнул. И все это в высшей степени дружелюбно. Потом он снова занялся своим мирным делом. Встав на задние лапы, медведь передними обхватывал кусты малины, подтягивал их к самому носу и, причмокивая, с великим наслаждением слизывал переспелые красные ягоды. При этом он то и дело посматривал в сторону притихшего соседа, как бы приглашая и его полакомиться. Но Орочко, поглощённый созерцанием папоротников, не видел зверя. Что-то бормоча по поводу геологических загадок, он пошёл обратно.

— Эге-ге-ге!.. — раздалось близко в лесу. — Александр Алексеевич! Ороч-ко-о!.. — кричал по слогам Хватай-Муха, продираясь сквозь чащу.

— Здесь я!.. — громко отозвался агроном и в ту же минуту увидел медведя. — Ну, знаете!..

Ослабев от испуга, агроном сел на влажную землю и смотрел на зверя блуждающими глазами.

Странно повёл себя бурый лесовик. Вместо того чтобы задать пришельцу взбучку или, в лучшем случае, рявкнуть для острастки и самому дать тягу в кусты, как это часто делают на Севере благоразумные бурые медведи, он фыркнул, стал на все четыре лапы и вперевалочку, но с достоинством подошёл к агроному, не спеша обнюхал его, потёрся шершавым боком о его полушубок и тоже сел, как умеют сидеть ручные медведи — то есть вытянув вперёд раскоряченные задние лапы и опустив на брюхо передние. Обомлевший агроном, должно быть не отдавая себе отчёта в происходящем, виновато улыбнулся, протянул руку и погладил тёплую пушистую шерсть своего соседа. А тот, видимо, оценил этот дипломатический жест дружбы, в знак чего лизнул руку нового приятеля и закрутил головой, помаргивая своими маленькими жёлтыми глазками.

Идиллия окончилась неожиданно. В пяти метрах от них щёлкнули взведённые курки: это Лука Лукич вскинул свою двустволку.

— Не надо стрелять! — хриплым, каким-то не своим голосом успел сказать Орочко. — Не надо, Лука Лукич. Он… Он… Это ручной медведь…

— Ручной?! — недоверчиво переспросил Хватай-Муха. — Чи цирк сюда приихав, чи киносъёмка?..

Но медведю, что-то не понравилось в этом диалоге. Он со вздохом опять стал на все четыре лапы и быстро пошёл прочь.

Менее чем через час Усков и его спутники достигли подножия северной стены. Густой лес подступал к ней почти вплотную. Необычайная высота стены придавала лесному уголку загадочный, сказочный вид. На память невольно приходили картины Васнецова, написанные по сюжетам пушкинских сказок. Вот, кажется, сейчас из дремучего леса выйдет кудесник, звякнет золотой цепью учёный кот и задрожит земля под копытами боевого коня русского богатыря…

Но Усков глядел на мир глазами геолога. Его больше всего интересовали камни. Как возникла гигантская стена, поднявшаяся на такую высоту? Что таит она в себе?

Усков мысленным взором видел перед собой далёкие дни геологической революции, эпоху горообразований и вулканов.

Было когда-то так. Колыхалась Земля. Над широкими просторами мира горело дрожащее зарево, и чёрное от дыма небо висело над беспокойной Землёй. Могучие подземные толчки сотрясали окрестности. Земная кора дыбилась: вспучивались древние пласты, залегавшие доселе в глубинах земной оболочки. В судорожных корчах рождались горы, и под их напором отступали, ревя, обмелевшие океаны. В разрывы земной коры снизу хлынули газы, пепел и расплавленная магма. Словно огромная пробка, рванулась вверх жидкая вулканическая масса, срезала в этом месте неровности скал, выбросила камни на склоны гор, и в пустой трубе кратера, между только что родившихся стен, заклокотала лава.

Прошли века, минули тысячелетия. Остепенилась Земля. Остыл, присмирел вулкан. Кипящая лава осела вниз, покрылась коркой; началось медленное разрушение созданного. Уже осыпалась щебнем южная сторона вулкана, и через какое-то время на дне кратера появилась жизнь. Но под кратером, далеко внизу, уже много-много веков сохраняется лютый жар. Достигает поверхности тепло, согревает источники и ручьи, даёт жизнь мхам. травам, кустарникам и лесам. И только северная стена грандиозного каменного колодца стоит тысячелетиями голая, сумрачная и неприветливая, как и в грозную пору геологических катастроф…

Путники остановились около этой стены. Борис ударил по камню раз, другой. От стены отлетел кусок. Борис поднял его, протянул Ускову.

— Первородный камень, гранит больших глубин, — сказал Усков. — А вон там, выше по стене, можно найти и другие породы, осадочные. Смотрите, вон чернее г… Это уже сланцы. История земных напластований раскрывается здесь перед нами, как в музее. Жаль, цель у нас несколько иная. Ох, многое можно прочитать на страницах этой открытой истории Земли. Однако думать, что мы сможем найти выход из кратера именно здесь, по-моему, всё-таки пустое мальчишество. Стена монолитна и отвесна. Уж если мы что и найдём, так это там… — Он указал рукой на юг.

Любимов в знак согласия молча кивнул головой. И они двинулись на юг, продираясь сквозь чащу, перелезая через каменные завалы, обходя ямы и упавшие деревья. Шли, стараясь не удаляться от стены. Изредка кто-нибудь взбирался на скалу или дерево и осматривал окрестность. Сверху были видны только верхушки деревьев огромного леса. Водное зеркальце озера блестело не ближе двух километров, чуть видное сверху сквозь гущу деревьев. Но вот неожиданно лес оборвался. Дорогу пересекал ручей. Берега его оказались голыми, вода бежала по красноватому щебню. Миллионы пузырьков возникали и с лёгким шипением лопались на поверхности воды.