— Эге-ге-ге!.. — послышалось от лагеря. — Кто стрелял? В чем дело?
«Вместо ответа взволнованный и радостный Петя через минуту положил перед Хватай-Мухой свой трофей.
На следующий день утром Орочко, взобравшись на высокую скалу, зарисовал реку и всю долину и определил, что долина имеет километров сорок в длину и не менее тридцати в ширину. С севера и востока её закрывали высокие скалистые горы. Над ними все время клубился туман. Сквозь его серую пелену проглядывали мрачные высоты.
— Салахан-Чинтай! — пояснил Любимов. — В этой стороне где-то есть большое горное плато. Дурная слава ходит о нем. Оттуда часто срывается ураганный ветер, и уж как сорвётся — жди беды! Бывает, среди лета все поморозит, даже ледок на воде появляется, а лиственница сразу чернеет и осыпается.
— Занятное место, — откликнулся агроном. — Такие места называют «кухней погоды». Именно здесь «готовятся» ураганы, снегопады и прочая подобная прелесть.
— Этих мест никто не посещал. А может, они и есть самые богатые? — задумчиво произнёс Любимов.
Днём долина выглядела весёлой и нарядной. В лесу Петя обнаружил озеро. Оно блестело, голубизной своей соревнуясь с небом.
При первой же разведке Усков набрёл ещё на несколько озёр размером поменьше и установил, что некоторые очень глубоки. В довершение ко всему оказалось, что вода в них совсем тёплая. Это уж было совершенно удивительным для такого края, где грунты всегда проморожены на много десятков метров вглубь. В озёрах водилось много рыбы.
Лука Лукич пригласил Петю:
— Айда, хлопче, на рыбалку!
— С удовольствием!
Не успел Петя забросить крючок с наживкой, как поплавок сразу ушёл в воду, а через секунду на берегу уже плескалась порядочная рыбёшка.
— Попалась! — крикнул рыболов и с радостью схватил добычу. — Хариус! Ого!..
За какие-нибудь полчаса наловили их чуть ли не с полсотни. Жадные стайки тёмных хариусов и серебристой краснопёрой мальмы сгрудились около крючков и шли на них с какой-то весёлой жадностью; они брали даже голый крючок, просто из любопытства. А когда солнце стало садиться, над тихой гладью воды начались акробатические номера. Рыба, как выразился Лука Лукич, «прямо сошла с ума». Она веселилась и играла. Ловкие хариусы десятками выпрыгивали из воды и, красиво изгибаясь в воздухе, ныряли в озеро, чтобы снова и снова взметнуться вверх.
— Танцуют! — воскликнул Петя. — Смотрите, смотрите, Лука Лукич, они и вправду танцуют…
— Побачишь, як они у меня на сковородке затан-цують…
Когда за ужином Петя рассказал о рыбной ловле, Усков улыбнулся и хлопнул себя по лбу:
— Ну вот, а мы гадали-придумывали здесь без вас, какое имя дать самому большому озеру. Петя, тебе, как первооткрывателю, предоставлено право… Как ты думаешь?
— Озеро Танцующих хариусов. Подойдёт?
— Красиво… Ну как? Возражений нет? Тогда решено… А долину?
Все задумались. Борис поднял голову:
— Долина Бешеной реки. Ведь нигде такой речки нет, как эта. Она имеет начало, по никуда не впадает…
— Удачно! Примем? Пусть будет долина Бешеной реки. Река в самом деле бешеная. Да и судьба её необычна. Она собирает воду с гор и тут же пропадает, прячет воду в земных глубинах, а потом вновь выходит на поверхность в виде источников или родников. Но не это всё-таки самое интересное, дорогие мои друзья. Вы посмотрите, сколько здесь кварца! А среди кварцевого песка нашлось кое-что… Придётся разобраться в происхождении металла. Откуда он, где взяла его река? Надеюсь, труд наш на этот раз не будет напрасным.
— И у меня есть славные вести, — вставил Орочко. — Я сегодня определял, глубоко ли оттаивает здесь вечная мерзлота. Представьте — в одном месте более чем на два метра прорыл и не встретил мёрзлого слоя. А ведь по ту сторону перевала мерзлота везде лежит на сорок — сорок пять сантиметров от поверхности. А вот что дало измерение температуры почвы: почти пятнадцать градусов тепла! Вода в озере — семнадцать градусов! Невероятно, по это так! Похоже, что мы напали на своеобразный оазис в приполярных горах. Как вы думаете, Василий Михайлович, чем все это можно объяснить?
— Я уже и сам задавал себе такой вопрос, — ответил геолог. — И, кажется, нашёл ответ. Если Бешеная /река проложила себе ход в глубины земные и уносится туда, то почему не может быть обратного явления: выходов глубинной воды на поверхность? Вы видали, сколько здесь щелей и разломов горных пород? Это позволяет предположить, что в некоторых местах тёплая вода из больших глубин подымается наверх и нагревает почву. Она же, глубинная вода, в течение веков, возможно, сумела растопить вечную мерзлоту в долине и превратила мёрзлые грунты в сплошной талик. Вот вам и тёплые озера и тёплая земля на шестьдесят шестой параллели…
— Но это же находка! Вы представляете? В такой большой долине можно создать прекрасную пашню, выращивать овощи, картофель, травы. Все, что нужно! Кругом мрачные голые горы, а в центре — этакое богатство!
— Огромное поле деятельности для агронома. Исследуйте, проверяйте, намечайте, Александр Алексеевич! Нет ничего удивительного, если именно здесь — ваши будущие поля и огороды.
Любимов сидел молча и с усердием разбирал и смазывал свой старенький карабин. Петя внимательно следил за его работой. Борис, намаявшись за день, уснул. Хватай-Муха возился с посудой.
— Николай Никанорович, — тихо спросил Петя. — Вы так тщательно смазываете оружие… Думаете, карабин пригодится вам здесь?
Любимов улыбнулся:
— А что же… Пожалуй, может и пригодиться.
— Вы что-нибудь видели? — насторожился Петя. — Сегодня на песчаной отмели я нашёл чьи-то свежие следы. Пять пальцев, с круглой пяткой. Это медведь?
— Следы медведя и я видел. И ещё кое-что. Если бы Борис Алексеевич не предложил раньше меня название для нашей реки, я дал бы ей другое имя. Ну, скажем, Волчья река. Сегодня мне пришлось видеть сразу две пары волков. Они сейчас больше парами ходят, а к зиме пойдут стаями. Так-то вот…
— Лошадей беречь надо.
— За лошадей-то как раз можно не беспокоиться. Сейчас волки их не тронут. Да и охрана хорошая: Гордый в обиду своих коней не даст. А вот нам всем нелишне будет иметь па всякий случай добрую картечь в стволах.
Долину окутала ночь. Разговоры у костра утихли. Усталость брала своё. Разведчики улеглись и скоро уснули. Тлел слабым огоньком костёр, кругом было спокойно и не то чтобы светло, но как-то прозрачно, как бывает погожей белой ночью на Севере, когда вечерняя заря почти сразу же сменяется яркой утренней зарёй.
Перед самым рассветом тревожно заржал жеребец. Весь табун в одно мгновение пронёсся через луг и сбился в кучу у самого костра. Лошади теснились к палатке, всхрапывали и дрожали всем телом. Кава и Туй вскочили и, грозно ощетинившись, с загоревшимися глазами уставились на ближние кусты. Но броситься туда не решались: видно, зверь был им не по силам. Люди проснулись почти в ту же секунду и схватились за ружья.
В прибрежных кустах осторожно треснула ветка. Кто-то тяжёлый наступил на неё. Шесть ружей поднялись. Ещё раз треснул валежник, теперь уже ближе.
Собаки, рыча, попятились. Зоркий глаз проводника на» щупал в зарослях две чёрные тени. Он зашептал:
— Смотрите… Вон в кустах Держать на прицеле… Огонь!..
Разом грянули выстрелы. Кава и Туй, преодолевая страх, кинулись в кусты. Оттуда послышался глухой и грозный рёв зверя, потом дикая возня и победное рычание Туя. Разведчики вошли в заросли.
Огромный бурый медведь бился в предсмертных судорогах. В горло ему впился Туй. Умный пёс был неузнаваем. Дикие инстинкты вспыхнули в нем при виде крови. Он рвал свою жертву и свирепо рычал. Его с трудом отогнали и насилу успокоили. Когда осветили примятые кусты, то увидели, что в лес уходила кровавая дорожка: второй медведь, несомненно тоже ужаленный пулей, ушёл в заросли.
Преследовать раненого зверя ночью Любимов запретил, да это, собственно, и не нужно было. Покой был восстановлен, нарушители наказаны, а мяса теперь хватит надолго. Медведь весил не меньше трех центнеров. Добычу вытянули па поляну. Медведь оказался старым, матёрым зверем. Бурая шерсть его слежалась и висела клочьями. Огромные, почти вершковые когти и зубы пожелтели от времени.