Слово «навсегда» как-то сразу подрывает доверие к тексту. Лишь Богиз Своей Вечности может говорить «это — навсегда!». А в человеческой историиграницы и союзы склонны меняться».

Далее он в подтверждение своей мысли приводит фрагмент выступленияМуссолини 9 мая 1936 г. по поводу привидевшегося тому возрождения Римскойимперии (отметив «иронию Промысла» — в связи с датой выступления Муссолини), вкотором тоже были употреблены слова «отныне и навсегда» в отношении Эфиопии,включённой тогда в состав Италии по итогам второй итальяно-эфиопской войны(1935 — 1936), и излагает ряд претензий к В.В.Путину и его спичрайтерам, средикоторых:

·    «Совмещение слов"храмовая гора", "ислам" и "иудаизм" вовсе недает в результате хоть что-то обнадеживающее. Совсем наоборот, это сразуотсылает нас к тяжелейшему, многовековому и неразрешимому конфликту».

·    «… с религиоведческойточки зрения уподобление Херсонесской купели Иерусалимскому храму («сакральноезначение так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует иудаизм»)не кажется убедительным» (после чего А.Кураев даёт пояснение).

·    «Четвертое недоумение —чисто историческое. Но его мы лишь обозначим и оставим в стороне. Это вопрос обисторической достоверности корсунской легенды. И в источниках, и вцерковно-исторической науке нет единого мнения по вопросу о том, точно лиименно в Херсонесе крестился князь Владимир. Это если мягко сказать. Скорее, современ работы академика А. А. Шахматова «Корсунская легенда о крещенииВладимира», у историков считается, что Владимир крестился на два года раньшекорсунского похода и в Киеве.

«Этот рассказ, как и сама летопись, появился не ранеепоследней четверти XI века, то есть через столетие после описываемых событий. Вболее древних свидетельствах подобной версии нет. В них сказано, что князьВладимир крестился дома (в Киеве или Василеве), а через два года после Крещениярешил обратить в христианскую веру весь народ и отправился в Корсунь, чтобы,взяв греческий город силой, потребовать, уже в качестве победителя, наставниковв правой вере: себе — жену-христианку, а народу — священнослужителей. Нетруднозаметить, что в источнике, которым воспользовался летописец, образ князяВладимира снижен и даже несколько осмеян (поехал добывать невесту — и крестился)…В произведениях «русской» ориентации утверждается, что князь Владимир принялКрещение на родине, и это было актом свободного выбора; через два года он пошелна Корсунь, чтобы потребовать от лица победителя священников, которые «научилибы народ закону христианскому», и закрепить брачным соглашением вступлениесвоего государства в семью христианских народов. Корсунская легенда и зависимыеот нее памятники отрицают самостоятельность выбора, изображают характерВладимира-язычника, не щадя чувства национальной гордости русского народа, иприурочивают Крещение к Корсунскому походу, считая это событие делом случая,которым воспользовалось греческое духовенство» (диакон Александр Мумриков«Память и похвала» мниха Иакова и «Корсунская легенда» // Богословские трудысб. 29 (М., 1989) http://odinblago.ru/pamat_i_korsun).

Итак, «корсунская легенда» отражает греческую точку зренияна крещение Киева, полемизирующую с национально-русскими акцентами болеераннего «Слова о законе и благодати».

·    «В-пятых, то, в какомконтексте обратился к корсунской легенде президент России, вызывает военно-политическуютревогу. И вот почему:

а) придание конфликтуимиджа и мотива сакральной войны «за Иерусалим», «за обладание ГробомГосподня», «за купель святого Владимира» ведет к усугублению конфликта. Мы жене за газ, а за святое!!!

б) сакрализация войныприводит к тотальной героизации своих боевиков и столь же тотальной демонизациинедругов. Это очевидная эскалация конфликта.

в) оправданиетерриториальных перемен и военных действий (даже самые «вежливые» действияармии есть всё же военные действия) мотивом «много веков назад это было нашейсвятыней» грозит сделать непредсказуемым политический диалог во всем мире. Уочень многих народов памятные для них исторические места находятся за пределамиих нынешних государственных границ».

·    «В-шестых, за тысячу лет,прошедших со дня события, Херсонес входил в состав Российской империи лишьдвести лет. То есть в формировании русской государственности и идентичности онособой роли не играл. Сыновья и внуки святого князя не ставили задачи овладенияименно “дедовой купелью”».

·    «Седьмое недоумение —церковно-каноническое. Привлечение внимания к Херсонесу ставит малоприятныйвопрос чисто канонического характера: как именно Крым был выведен из подчиненияконстантинопольскому патриарху и перешел в ведение «патриарха северных стран»?»

·    Наконец, утверждениеКрыма как опоры именно русской идентичности ставит нас на одну доску с крайнимиукраинскими националистами. Именно они в недавние годы утверждали, что лишьУкраина является наследницей Киевской Руси и Владимирова Крещения. Неужели мысейчас дерзнем исключать украинцев из этого наследия — подобно тому, как ониисключали нас?

История это не газопровод. Попытка провести историческуюлинию от Херсонеса до Москвы, тщательно обходя Киев, слишком уж фантастична.

В общем, раздумья над этим фрагментом послания президентаставят меня перед выбором: Или придется считать, что президентские спичрайтерынабраны из безнадежных троешников.

Или же придется придти к выводу о том, что «эта экскурсиявелась для колхозников».

И, значит, от историков и пишемых ими «единых учебников»будет ожидаться прежде всего духоподъемная эффективность, а вовсе неисторическая достоверность. Значит, мы вновь входим в эпоху идеологии. Напомню,что по Марксу (а не по тов. Суслову) идеология это власть иллюзий».

Даже приведённые фрагменты обоих текстуально выраженныхнепониманий показывают, что в них много общего. Откуда такое единомыслие тех,кого общество привыкло воспринимать в качестве если не антагонистов, топредставителей взаимно чурающихся друг друга политических идеологий[6]?

*                   *

*

Однако поиски ответа на этот вопрос в русле попытоквыявить личностное миропонимание: разработчиков текста президентского ПосланияФедеральному собранию; В.В.Путина как редактора итоговой его версии; М.Эпштейнакак типичного либерального интеллектуала-пустослова; А.В.Кураева как одного изведущих PR-менеджеровРПЦ, — могут породить только множество взаимно несовместимых мнений, чтообусловлено особенностями субъективизма тех, кто возьмётся за решение этойзадачи.

Ответ на этот вопрос требует выхода на иной уровеньрассмотрения — концептуальный, и соответственно — на уровень анализаалгоритмики эгрегоров, связанных с каждой из концепций глобализации: библейскойи Русской. При таком подходе можно выявить то, что сопутствует оглашениям трёхтекстов: Послания президента Федеральному собранию, статьи М.Эпштейна, недоумениямА.В.Кураева.

В этом случае становится ясной причина единомыслиялиберала и церковника: им обоим нравственно предпочтителен библейский проектпорабощения человечества от имени Бога, но либерал является представителем егосветской ветви[7],PR-менеджер РПЦявляется представителем одной из его конфессиональных ветвей[8].А обеспокоенность их Посланием В.В.Путина Федеральному собранию — следствиетого, что оба учуяли, что из России исходит реальная угроза библейскому проектупорабощения человечества от имени Бога. Но в чём суть этой угрозы ни тот, нидругой понять не в состоянии. Поэтому М.Эпштейн ограничился выражениемобеспокоенности будущим в форме намёков, а А.В.Кураев сосредоточился на том, что,по его мнению, является исторически недостоверным и канонически недопустимым поотношению к традиции РПЦ.

Однако при рассмотрении проблемы на уровне концепцийглобализации и алгоритмики связанных с ними эгрегоров, «открытый текст»Послания В.В.Путина Федеральному собранию — вовсе не повествование в прямойпонятийно определённой форме, а тоже метафора, т.е. иносказание, по отношению ккоторому достоверность либо недостоверность тех или иных исторических илипсевдоисторических фактов, на которые ссылается В.В.Путин, — не имеет никакогозначения. Значение имеет другое.