Я кивнула.

— Итак? — он сунул бокал с вином мне в руку, и сел напротив меня в кресло. — За что выпьем?

Я в раздумьях вертела бокал в руках.

— Тогда за меня! — он выпил вино залпом, потом посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. — А ты изменилась. Я совсем не ожидал, что ты будешь так молода, так дерзка и так независима. Вообще‑то раньше ты такой не была. Ты меня любила, даже обожала и… боялась.

— Да, но это было в прошлой жизни.

— В этой, конечно, все по — другому?

— Ты стал другим…

— Ты пришла мне читать нотации? — он встал, подошел к диванчику и устроился рядом со мной. Я шарахнулась от него как ошпаренная. Алекс не отступал. Преодолев мое вялое сопротивление, он завалил меня на диван, придавив собой, и жестко грубо поцеловал. Я не сопротивлялась, даже не шевелилась.

— Нет, так не пойдет, — он отстранился. — Я хочу, чтобы ты сама этого хотела. Я никогда не насиловал женщин и не буду начинать.

Пытаясь сдержать нервную трясучку, я села рядом с ним и взяла его за руку:

— Сашка, давай я тебе спою…

Он замер, весь напрягся, бросил на меня быстрый взгляд и пошел наливать себе еще вина.

— Я слышал, ты поешь мои песни…

— Да, сам же знаешь, как они мне нравятся.

— Спой что‑нибудь, только не разочаровывай. Если у тебя получится хуже, чем у меня, никогда не прощу.

Пока он отвернулся, я сняла ошейник, спрятав его в складках платья, закрыла глаза и осмотрелась. Аура его была будто прожжена. Так бывает, когда окурки тушат о пластик. И таких прожогов у него насчитывались десятки. К горлу подступил ком. Мне стало его жалко до слез. Выжженное поле боя. "И тут уж кричи — не кричи"… пришли на память слова любимой нами двоими когда‑то песни.

— Я давно не пела, можно начну с другой песни, но она тебе тоже понравится, — я помолчала и пообещала, — а потом спою твои.

Он промолчал. Не дожидаясь реакции, я запела "Легенду" Виктора Цоя. Моя невидимая арфа будто скользнула к пальцам рук. Комната наполнилась резонансами звуков. Нити силы задрожали и стали покорными мне. Я пела, вкладывая всю душу, обрывая струны и коконом укутывая ими Сашку.

В сети связок в горле комом теснится крик,

Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи.

Лишь потом кто‑то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.

И как хлопало крыльями черное племя ворон,

Как смеялось небо, а потом прикусило язык.

И дрожала рука у того, кто остался жив,

И внезапно в вечность вдруг превратился миг.

И горел погребальным костром закат,

И волками смотрели звезды из облаков.

Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,

И как спали вповалку живые, не видя снов…

А "жизнь" — только слово, есть лишь любовь и есть смерть…

Эй! А кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать…

Магический концерт вновь лишил меня силы. Я так и осталась на диванчике в спальне Алекса. Утром меня пытались привести в себя несколько пар рук. Когда очнулась, поняла, что это Алекс и Рай Вард.

— Вы живы? — удивилась я и снова погрузилась во мрак.

Окончательно проснулась я в своей комнате. Вспоминая все произошедшее, инстинктивнnbsp;о дотронулась до горла. Ошейника не было. Неужели этот один шанс из ста я и ухватила? Боясь даже думать об этом, осмотрелась — никого. Я попыталась встать, и тот час же дверь открылась. В комнату вошел Томас с огромным подносом, заставленным едой.

— Лежи, девочка, не вставай, тебе нельзя, — предупредил он меня. — Вот, я тебе покушать принес.

Я улыбнулась, но признаки волнения, видимо, не покидали моего лица, поэтому он, поставив поднос на столик у кровати, продолжил:

— Не знаю, что произошло. Алекс вышел утром совсем не узнаваемым. Он направился к месту дуэли, извинился за нанесенные оскорбления и предложил Рай Варду пойти вместе с ним. Они тебя сюда и перенесли.

— А… Где они сейчас?

— Как где? Пьют, говорят, у них праздник.

— А со мной что?

— Медики скалали, истощение и магическое, и физическое. Ты чуть не потеряла ребенка и теперь тебе несколько дней нельзя вставать.

— Просто замечательно. Я же так от скуки умру.

— Не умрешь, — раздался от дверей радостный голос, — я об этом позабочусь.

Гера Вард собственной персоной. Она прыгнула прямо на кровать, чуть не переломав мне ноги, потом извинилась, потом полезла меня обнимать, а потом расплакалась. Я всегда завидовала ее способности изливать чувства сразу, не откладывая на потом.

Томас усмехнулся и оставил нас одних.

— Рассказывай! — потребовала я, ухватив с подноса кусок мяса и хлеба.

— Да что рассказывать… Знаешь, как ты всех напугала, не дав мне ночью знака. А потом мы подумали о самом худшем, когда увидели утром Алекса без тебя. Мы ведь знали про дальность действия ошейника. А раз он тебя не взял, то либо ты мертва, либо лежишь и умираешь от боли.

— Откуда только вы все знаете?

— А у нас тут свой шпион, — она рассмеялась, — вернее шпионка! Тита такая милая!

— Так это ты та красивая леди, которая попросила позаботиться обо мне?

— Как мне нравятся комплименты! Пусть даже и от женщин!

— Ты неисправима! — я рассмеялась, наконец, осознав, что все в порядке. — Томас говорит, они там пьют?

— Ага, Алекс и Рай Вард побратались. Алекс пригласил Рай Варда к себе советником.

— И тот согласился?

— Ага. Он решил пока домой не возвращаться.

— Слушай, а что у твоего братца с отцом вышло?

Гера Вард нахмурилась:

— Сама не знаю. Отец отстранил брата от дел и поставил какие‑то условия для возвращения. Пока не выполнит, домой не поедет. Ничего, — Гера Вард махнула рукой, — он справится, взросленький уже. Лучше ты расскажи, как себя чувствуешь? Как там мой племянник? — Девушка погладила по одеялу в районе моего живота.

— Почему племянник? Ты что‑то знаешь? — я хитро посмотрела на Геру Вард.

— Нет! Ничего я не знаю, просто мне так хочется. А ты кого хочешь?

— Девочку… — я загрустила. Вспомнились мои сыновья. — А вообще‑то я пока даже подумать о моем интересном положении не могла. Не до того было. Сколько, кстати, времени прошло после моего ухода из империи?

Гера задумалась и начала загибать пальцы:

— Завтра две недели!

Я нахмурилась:

— Это были самые тяжелые две недели в моей жизни. Трудно даже представить, что всего месяц назад я была простой счастливой студенткой.

Гера Вард успокаивающе гладила меня по руке:

— Не переживай, все наладится. Тебе теперь нужно о ребенке думать. А знаешь, что я слышала? — она немного покраснела, потом, найдя компромисс со своей совестью, продолжила. — Ну подслушала немного под дверью. Мой брат хочет сделать тебе предложение!

От этого заявления я чуть не подавилась очередным пирожком. Гера Вард ожидала, видимо, более радостного выражения моей моськи.

— Ты что, не рада?

— А с чего мне радоваться? — хмуро заявила я. — Думаешь, я сплю и вижу себя женой Рай Варда?

— Но у вас же будет ребенок?

— Ну и что? Я не собираюсь из‑за этого жить всю жизнь с человеком, который меня предал.

— Он просто не подумал…

— Ты уверена? Мне как раз показалось, что он очень хорошо подумал. Его задачей, как мне видится, было оставить меня рядом с собой. И он постарался это сделать, применив запрещенные приемы. Он изнасиловал меня, назвал своей стасси и посоветовал смириться. А потом раскаялся! Надо же!

— Он любит тебя, просто, для него такое чувство новое, вот он и запутался.

— Мне любовь представляется совершенно другой. Когда любишь, всего себя отдаешь любимому человеку. Рай Вард же любит только себя.

— Жаль, — вздохнула Гера Вард. — А я думала, на свадьбе погуляем… Вета, ты может быть, кого‑нибудь сама любишь?

Она смотрела на меня прищурившись, будто стараясь угадать, скажу я правду или обману ее.