Командир руководил боем подразделений с передового КП. Противник к тому времени опять завладел Булдинкой и рвался к деревне Шицли. Ничем вроде не примечательное селение, но стоит в широкой балке, по которой можно продвинуться в сторону Чебанки, где находится тяжелая береговая батарея. Не в расчете ли на прорыв туда появилась сегодня на этом участке неприятельская кавалерия?

Из батальонов прибегали к Осипову запыхавшиеся связные. Телефон не действовал — где-то перебило провод. Не удивительно, если в подобной обстановке командир, тем более новый, как-то обнаруживает свое волнение. Однако Осипов выслушивал доклады, отдавал приказания совершенно спокойно. Вспомнились слова Аксельрода о железном характере Якова Ивановича, — наверное, бригадный комиссар был прав.

Осипову около пятидесяти. Голос глуховатый, лицо в резких, глубоких морщинах. Но фигура стройная, подтянутая. Ладно сидит на нем перехваченная ремнями защитная гимнастерка с тремя шпалами в петлицах.

Я не ожидал увидеть Якова Ивановича в армейской форме и отметил про себя: старый моряк, привержен, разумеется, ко всему флотскому, но все же переоделся. Знает, что на суше, в поле так сподручнее. А бойцы полка были в морском обмундировании. Синие фланелевки и широкие черные брюки краснофлотцев посерели от степной пыли. Морская форма — не для окопов. И вероятно, есть напрасные потери от этого: человек в темном отчетливо виден издалека.

К штарму у Осипова была одна-единственная просьба — побольше бы огоньку! Войска Восточного сектора поддерживались и береговыми батареями, и кораблями. Но полевой артиллерии, огонь которой всего ощутимее, потому что она ближе, здесь не хватало. К тому же приходилось экономить боеприпасы. Недостаток их ограничивал сейчас и маневр огнем между секторами.

Я заверил Якова Ивановича, что о положении со снарядами поставлены в известность высшие военные инстанции. Поскольку нарушилась нормальная связь со штабом фронта, командарм просил помочь боеприпасами командование Черноморского флота. Из Севастополя уже сообщили, что партия снарядов отправляется на самых быстроходных кораблях.

Бои под Булдинкой шли с переменным успехом. Восстанавливая положение на одном из участков, моряки загнали чуть ли не целый неприятельский батальон в лиман.

— Пусть покупаются! — сказал, услышав об этом, Осипов.

Он и на хорошие донесения реагировал сдержанно, немногословно, только глаза веселели.

Вскоре выяснилось, что вернуть прежние позиции на участке у лимана помогла инициатива краснофлотца Семена Клименко: он с ручным пулеметом прополз по кукурузному полю в расположение противника и, внезапно открыв огонь, уничтожил много вражеских солдат, а главное — вызвал панику. Моряки не упустили момент и, не дав фашистам опомниться, поднялись в контратаку.

Среди моряков много бесстрашных людей. И спайка у них крепкая: если один рванулся вперед, другие не отстанут. Если бы к этому хоть немножко полевой выучки! Подполковник Грабарчук нашел в морском полку вопиющие недостатки по инженерной части. Подтверждался печальный факт: окапываться моряки не умеют и не любят, делают это только под нажимом.

Осипов, безусловно, понимал, насколько опасно такое отношение к азбучным основам обороны. За два неполных дня, прошедших в беспрерывных боях, у него, естественно, еще до многого не дошли руки. Но в этого командира хотелось верить.

В полку пограничников те, кто был не. в касках, носили зеленые фуражки. Ими гордились не меньше, чем моряки своей формой. "Пусть враг боится одного вида нашей фуражки! " — эта фраза пошла туг, кажется, от командира полка и нравилась бойцам.

Майор А. А. Маловский моложе Осипова чуть не на двадцать лет. И по складу характера другой — живой, веселый, задорный. За год до войны окончил академию имени М. В. Фрунзе. Полк принял немногим больше недели назад, но уже вполне освоился. Правда, со своим начальником штаба М. Г, Кудряшовым, со всеми комбатами и командирами рот майор служил вместе на границе.

По тому, как докладывал Маловский о состоянии своего участка обороны, по зорко подмеченным деталям обстановки нетрудно было понять: этот молодой майор из тех командиров, которые успевают везде побывать, самолично за всем доглядеть.

В целом полк НКВД оказался таким, каким я и рассчитывал его найти. Отношение к рубежу обороны здесь было, как к государственной границе. Участок у пограничников немалый — 14 километров по фронту. Зато и людей у них больше, чем в каком-либо полку армии, есть и хороший резерв (скоро он понадобился не только этому полку и даже не только Восточному сектору). В дальнейшем полк пограничников не раз делился с другими частями и своими командными кадрами.

Мы с Васильевым и Грабарчуком побывали также в 54-м Разинском полку полковника Свидницкого. Добрались до левого фланга сектора, где в силу природных условий образовался на узком перешейке между Куяльницким и Хаджибейским лиманами наиболее изолированный участок Одесской обороны.

На перешейке раскинулись виноградники пригородных колхозов, пахло полынью и мятой. Справа и слева — синие, как море, лиманы. Берег Хаджибейского высокий, обрывистый, Куяльеицкого — более отлогий. У воды, совсем как в мирные дни, лежат перевернутые плоскодонные лодки рыбаков.

Лиманы, пересекая фронт, уходят далеко в расположение противника. Очевидно, они удобны для заброски туда разведчиков, небольших диверсионных групп. Надо быть готовыми и к тому, что так попытается использовать лиманы и враг. Но главное — чего ждать от него на самом перешейке?

Сзади дымят заводские трубы Пересыпи, словно напоминая, как близки отсюда рабочие кварталы Одессы. Сейчас атаки противника с восточного направления рассчитаны в случае успеха на прорыв его к городу менаду Куяльницким лиманом и морем. Тогда нам не осталось бы ничего иного, как взрывать дамбу и затоплять Пересыпь (уровень воды в лимане выше), эвакуировав оттуда жителей. Но наступление врага возможно также и в дефиле между лиманами, на этом стиснутом с двух сторон водой и пока довольно тихом перешейке…

Оборонялся здесь батальон 136-го запасного полка. Поддерживали его батареи 134-го гаубичного артполка. Артиллерийским делам на межлиманном участке майор Васильев уделял особое внимание, вникал во все мелочи. Николай Александрович словно предчувствовал, что при следующем выезде в Восточный сектор, полторы недели спустя, ему придется возглавить на несколько напряженных часов этот участок обороны.

Мы возвращались в штарм с убеждением, что бои за Булдинку и Шицли — начало более крупных событий на восточном направлении. Нельзя было поручиться за то, что оно не сделается направлением главного удара противника на Одессу.

Немедленно по приезде докладываю о положении в Восточном секторе генерал-майору Шишенину. Слушая, начальник штаба, как обычно, делает короткие записи в рабочей тетради. Он умеет слушать, не прерывая докладывающего ни вопросами, ни репликами. Но в тот раз в обычной внимательности Шишенина к моему докладу проявилась также и выдержка начальника штаба. Дело в том, что, пока мы ездили в Восточной сектор, внезапно обострилось положение в Южном, точнее — на правом его фланге, у стыка с Западным.

Около полудня 16 августа противник, атаковав пехотой и танками позиции 287-го полка Чапаевской дивизии, прорвал его оборону у деревни Кагарлык. Это означало непосредственную угрозу как Беляевке, так и тылам Западного сектора.

Прорыв был пока на узком участке, но рассчитывать на то, что чапаевцы ликвидируют его своими силами, не приходилось. По решению командарма создавалась ударная группа, куда включались стоявшая в резерве кавдивизия генерала Петрова, один полк Чапаевской и полк из 95-й дивизии. Ее командиру генералу Воробьеву командарм приказал возглавить группу и нанести утром 17 августа контрудар в направлении Кагарлыка.

Были уже спланированы действия артиллеристов и летчиков — истребители с утра начинали штурмовку прорвавшегося противника. Представители штарма и политотдела выехали в части. Однако обстановка на этом относительно отдаленном участке оставалась не особенно ясной. Какие силы введет в бой утром противник? Сколько у него здесь танков?