Майор прибыл в полк вечером и провел всю ночь в подразделениях. Утром на участке полка возобновились атаки пехоты и танков противника. На этот участок переключили вою дивизионную артиллерию. Полковник Рыжи направил туда же огонь береговых батарей и кораблей. Было сделано все возможное, чтобы враг здесь не прорвался. Однако полковой КИ оказался окруженным. Пришлось вновь посылать на выручку разведбат. Вместо раненого комбата его повел в бой капитан В. П. Сахаров — начальник оперативного отделения, временно возглавлявший штадив.
В те же часы был атакован правый фланг дивизии — полк Новикова. Воробьев знал, что там почти все батальоны по числу бойцов не больше нормальных рот. Но усилить правый фланг он мог лишь двумя машинами с зенитными пулеметами под командой штабного оператора старшего лейтенанта Дацко.
Счетверенные зенитные пулеметы предназначались для противовоздушой обороны командного пункта дивизии, но давно вели огонь главным образом по пехоте и сделались своего рода летучим резервом, быстро выдвигавшимся на участки сильных атак. Вовремя подоспели они и в тот раз. Как доносил Новиков командиру дивизии, огонь "счетверенок" прижал к земле целый вражеский батальон и не давал ему подняться.
Трудный для 95-й дивизии боевой день, о котором я сейчас рассказываю, закончился тем, что и на правом фланге, и в центре атаки противника были отбиты. Генерал Воробьев остался доволен новым командиром полка: в сложнейшей обстановке Толстиков не растерялся.
В этот самый день с Большой земли прибывало первое маршевое пополнение. Наши поредевшие части так нуждались в нем, что даже самые выдержанные командиры проявляли нетерпение, поджидая уже подходившие к фронту резервы.
Конечно, одной тысячи бойцов, которых мы смогли выделить 95-й дивизии, было недостаточно, чтобы существенно уплотнить ее боевые порядки. Сутки спустя Воробьев уже спрашивал меня по телефону:
— Николай Иванович, нельзя ли подбросить нам еще человек пятьсот? Можно невооруженных — винтовки найдутся…
Я ответил, что направляем вдвое больше, и притом с оружием — маршевые батальоны с Большой земли продолжали прибывать. За два дня в 95-ю дивизию влилось свыше двух тысяч бойцов. Одновременно Воробьеву было послано несколько одесских танков, первые образцы которых прошли боевое испытание у чапаевцев.
В результате четырехдневных атак противника в последних числах августа (напомню, что в это время враг наступал и в Южном секторе, а в Восточном яростно штурмовал подступы к Пересыпи) на отдельных участках Западного сектора наши войска были оттеснены на полтора-два километра.
Затем здесь опять наступило короткое затишье, означавшее, по-видимому, очередную перегруппировку неприятельских сил. 2 сентября оно разрядилось ожесточенными атаками. Но новый натиск не застал 95-ю дивизию врасплох.
3 сентября — в день, на который Антонеску назначил (в пятый или шестой раз!) взятие Одессы, не произошло ничего из ряда вон выходящего. Трудное положение возникало то на одном, то на другом участке, но на помощь пехоте приходили где артиллеристы, где летчики. С моря вели огонь корабли. И все вражеские атаки были отбиты.
Словом, день был как день. И быть может, тогда мне не показалась бы столь красноречивой запись, сделанная в тот день Василием Фроловичем Воробьевым, которую сейчас хочется привести:
"…Растянутые в жиденькую цепочку полки оказывали наступающему противнику упорное сопротивление. На отдельных участках бой шел в окопах. Командиры 161 и 90 сп просили помощи, но резервов опять нет. Выручали артиллерия и авиация. Три дивизиона береговой артиллерии и два дивизиона нашего 57-го артполка вели огонь по району южнее хутора Важный. Наблюдатели доносили, что ничего не видят из-за дыма — таков был огонь.
Противник был положен на землю, и его продвижение приостановлено. Вообще артиллерия творит чудеса. Несмотря на широкий фронт, вся дивизионная и даже береговая артиллерия способна вести сосредоточенный огонь по любому району, успевая помогать соседям слева и справа…"
В тот день было много раненых. В числе их оказались подполковник Опарин, прокомандовавший всего несколько дней 90-м стрелковым полком, и отважный майор Амбиос Кургинян.
Начальник штаба 241-го полка, как выяснилось, опять занялся "не своим делом" — в горячий момент сел в машину с зенитными пулеметами, вывел ее к переднему краю и огнем счетверенных "максимов" заставил залечь атакующего противника. Но, прежде чем машина успела сменить позицию, ее накрыл залп вражеской батареи.
Тяжело было узнавать о выходе из строя (хорошо еще, если временном) таких людей, трудно искать им замену. Однако становилось уже почти невозможным требовать, чтобы старшие командиры вели себя иначе — их поведение диктовалось обстановкой.
В начале сентября, вскоре после описанных событий, мне довелось побывать в 95-й дивизии, а затем и у чапаевцев. Выезжал, как обычно, с прикрепленным к сектору направленцем: в Западный — с Шевцовым, в Южный — с Безгиновым.
Путь до 95-й дивизии стал совсем коротким. Командный пункт Воробьева помещался теперь близ винодельческого совхоза Холодная Балка, на западном берегу Хаджибейского лимана.
Место для КП выбрано необычное — использованы входы в старые катакомбы с внутренним двориком, куда попадаешь через пробитый когда-то небольшой тоннель.
Василий Фролович встречает расспросами об Одессе. Хоть и близок фронт от города, а он еще ни разу не был там с тех пор, как принял дивизию, — почти месяц. Я могу рассказать не так уж много: сам бываю в городе не часто. Да и хочется скорее перейти к дивизионным делам, тем более что времени, как всегда, в обрез.
Интересуюсь прежде всего, доволен ли комдив своим новым начальником штаба. Вместо раненого И. И. Чиннова назначен подполковник Р. Т. Прасолов, возглавлявший раньше штаб ТИУР.
— Ничего, входит в курс, — сдержанно говорит Василий Фролович. Чуть помедлив, добавляет: — Штабную работу знает. Распорядителен. И кажется, боевой.
Этим сказано уже немало: Воробьев не любит хвалить людей, к которым не успел присмотреться.
Интересует меня и новый командир 90-го стрелкового полка. Когда увезли в госпиталь раненого Опарина и штарм еще не нашел подходящей замены, Воробьев неожиданно предложил поставить на полк майора Белюгу — заместителя командира другого полка по материально-техническому обеспечению. В иное время, вероятно, никто не решился бы вверить полк командиру-хозяйственнику. Но теперь это не вызвало возражений — комдиву в конце концов виднее.
— Этого Тимофея Денисовича Белюгу, — стал рассказывать Воробьев, — я и сам до последнего времени почти не знал. Дивизией ведь командую без году неделю… А стали тут вместе думать, кого назначить вместо Опарина хоть временно, и кто-то вспомнил: есть такой майор — по должности хозяйственник, а по натуре боевой командир! Где-то еще за Днестром он с комендантским взводом засаду против немецких мотоциклистов устроил. Где-то, тоже еще до меня, оборону против прорвавшихся танков организовал, хотя вроде и не его это была забота. Вспоминали и другие истории в том же духе. Ну я и подумал: раз интендант Осипов морским полком командует, может, и этот сумеет не хуже. Ведь кого вы пришлете — еще неизвестно… Вызвал этого майора Белюгу, спрашиваю прямо: "С полком справитесь, если понадобится?" А он тоже напрямик: "Если понадобится, товарищ генерал, то, пожалуй, справлюсь!" Вот и воюет теперь за Вакаржаны… Вчера ругал его — имел возможность окружить просочившуюся в стыке с соседом неприятельскую роту, да пока думал, как это лучше сделать, рота ушла. Красноармейцы из пополнения, говорят, аж плакали от злости, что ее упустили… А вообще, надеюсь, толк из Белюги будет.
Слушая Воробьева, и думал о том, что мы подчас еще не знаем, на что способны люди, которые находятся рядом. Т. Д. Белюга вскоре был ранен, однако лечь в госпиталь отказался наотрез. С рукой в гипсе носился на машине по батальонам: сидеть на КП и управлять боем оттуда оп решительно не умел.