Ледовый поход был героичен, но он прошел на массовом подъеме, на общем энтузиазме, на глазах у всех. Пробивался сквозь лед флот в полном составе. А «Кобчик» выходил один. Это были будни. Команда только знала, что его сменяют сторожевики, которые работают в тех же условиях.

Сейчас в Петровске можно было наблюдать своеобразное повторение «каторжной работы» в виде добычи угля из ледяной воды, тоже без особых команд и уговоров, то есть демонстрировался не боевой, а будничный, повседневный героизм красных моряков.

Общий порыв сорвал флагмех, который, стоя над одной из ям, неосторожно изрек вслух:

- Работали-работали, а хватит всего на один котел - часа на два или на три…

Никто не рискнул одернуть или что-либо скомандовать, когда безмолвно, все как один, побросали лопаты и мешки в последние шестерки и двинулись домой. Кроме того, все равно надо было кончать не только из-за холода и воды, но и из-за наступавшей темноты.

Кто- то, желая смягчить мрачную напряженность, сострил, что «все одно дальше работать можно было только в водолазных скафандрах», но никто не отозвался. А между тем остряк был прав.

Но работали не зря.

Честно поделив уголь (кроме «Дельного», у которого был свой), на двух миноносцах подняли пары в дежурном котле так, что действовали динамо, санитарные и пожарные помпы и т.д.

Ну, заодно и обогрелись.

А наутро при всеобщем ликовании на портовой стенке появился знакомый паровоз с двумя платформами железнодорожного угля.

Наши настолько вошли в раж, что сгрузили заодно и половину запаса топлива с тендера паровоза, несмотря на вопли машиниста и начальства.

* * *

Выставил пост на конце мола, нечто вроде береговой брандвахты.

Обслуживают сигнальщики и рулевые «Деятельного».

Пытался привлечь с других миноносцев - отказ. У каждого своих дел хватает. Вернее, не только своих, но и чужих. Пока, кроме трех миноносцев и двух истребителей, здесь больше никого нет.

Так и получилось, что всю охрану водного района обслуживает команда «Деятельного».

Пока все идет нормально только потому, что никакие суда или корабли не приходят и не уходят (иначе мы не успевали бы заводить и разводить бон на шлюпках; буксира не имеем); помогает хорошая погода, а главное, то, что не беспокоит противник.

Даже самолеты не появляются.

Между тем убежден, что враги знают, что мы одни и без угля, то есть беспомощны. Ведь помимо того, что не все подлецы успели удрать, бесспорно, что некоторые остались нарочно. Конечно, в замаскированном виде.

Ведь на их стороне вековая школа британской «Интеллидженс сервис».

* * *

Рыбаков пропускаем вплотную к молу, стравливая на грунт стальной трос, крепящий боны.

Самое несолидное - пропуска, выдаваемые атаманам баркасов. Это бумажки без штампа, скрепленные корабельной печатью.

5 апреля.

Днем состоялось не очень приятное, но очень нужное знакомство.

Не желая входить на корабль, некий товарищ в кожаной куртке и с маузером настоял, чтобы командир вышел наверх.

- Вы командир?

- Я командир!

- Пошли! («Волевым» тоном.)

- Это смотря куда!…

Товарищ в кожаном заметил, что этой сценой очень заинтересовались матросы и начали как бы невзначай тесниться к сходне.

Кто- то, дав подзатыльник салаге, громко сказал:

- А ну, давай за комиссаром… Живо! Пауза затягивалась.

Товарищ изменил тактику, бросил свой специфический тон и, дружески улыбаясь, сказал:

- Да тут совсем рядом. Товарищ Панкратов до вас какое-то дело имеет.

- Ну что ж, тогда пошли… Мне он сам нужен… Отставить комиссара!

Визитер остановился перед особняком, расположенным за каменной стеной, недалеко от главной магистрали, и сдал меня такому же кожаному человеку.

Где- то в глубине двора-сада мелькнул морской бушлат и исчез, а все остальные, кроме комендантской команды из красноармейцев, были в кожаных тужурках и таких же фуражках. Традиционный костюм или почти форма, родившаяся не более двух лет назад и которая безошибочно подсказывала, что здесь помещается ВЧК или один из ее филиалов.

* * *

Панкратова я не знал. Слыхал, что матрос-балтиец, сменивший Атарбекова {51}.

С первого же момента встреча мне не доставила удовольствия.

За большим столом «буржуйского» кабинета сидел моряк в хорошо отглаженной форме первого срока и в фуражке. Несмотря на полуприкрытые ставни, ясно вырисовывалась на ленточке золотая надпись «Полтава».

- А! Старые знакомые! Помню, помню… лейтенант с «Петропавловска»? (Конец фразы звучал полувопросом.)

Развязность и дешевый прием для воздействия на психику {52} настроили меня на контратаку, поэтому я сел в кресло, хотя хозяин не предлагал, и в том же тоне сказал:

- Память-то у вас неважная, да и наблюдательности не много. Во-первых, мичман. Точнее, бывший мичман и теперь до гроба им останусь. А во-вторых, на «Петропавловске» отродясь не был… Не люблю линкоров… Я - с минной дивизии. На Балтике плавал и воевал на «Изяславе». А здесь - на «Деятельном».

Шеф особого отдела с некоторым любопытством посмотрел на меня и все еще суровым, но более деловым тоном постарался не выпустить инициативу:

- Какого черта ты здесь какие-то порядки заводишь? Пропуска в море выдаешь? Это чтоб к белякам удирали или к нам шпионов завозили?

- Обращайтесь к начальству. Не я себя назначал… Буду очень рад, если вы всю эту службу себе заберете. У меня своих забот достаточно.

Такой оборот был для него неожиданным и, судя по выражению лица, не устраивал.

Слово за слово - выяснилось, что он хочет (вернее, требует), чтобы охрана водного района отчитывалась перед ним.

- Я военный. У меня свое начальство есть. Так мы запутаем все дело. Берите себе рыбаков, но тогда отвечайте за корабли в случае налета английских торпедных катеров. А я на них насмотрелся восемнадцатого августа прошлого года.

- Почему так уверен, что рыбаки не сбегут?

- Пропуска даем только матросам или атаманам - рыбакам, раньше служившим по найму, а теперь организующим артели. Ни одному «хозяину» не даем. Кроме того, внутри артели установили круговую поруку.

- Муть все это! Ну смотри, мичман!… Если хоть один сбежит, ты вмиг у меня в подвале очутишься!

- Там видно будет!

На этом мы расстались не в особом восторге друг от друга.

5 апреля. Вечер.

Знаем уже радиодонесение комфлота об удачном бое «Карла Либкнехта» с «Милютиным» и «Опытом» {53}, бывшем накануне, и о капитуляции форта после высадки десанта моряков - сегодня утром.

Итак, еще одна победа. Остатки так называемой Отдельной Уральской армии генерала Толстова взяты в плен (2 генерала, 77 офицеров и около 1100 казаков).

Фантастически звучат цифры трофеев, которые начинаются с «90 пудов серебра». Но думаю, что упоминаемые медикаменты для нашей армии и флотилии дороже серебра.

* * *

Заметно улучшился приварок.

Частично помогли интенданты фронта, а частично - из артельных сумм - прямо с базара.

Кончились «карие глазки».

И это тоже победа, резко улучшившая настроение, а главное, и работоспособность всех нас от салаги до командира.

* * *

Тут же надо не забыть записать факт, называемый «сужением желудка».

Выйдя в первый раз в город, многие из наших морячков устремлялись в кафе, рестораны и духаны (хозяева которых не успели удрать и торговали по инерции), чтобы наброситься кто на пирожные, кто на пирожки или шашлыки и прочие яства, о которых только помнили и мечтали в голодные годы.