Пройдя на юг до пределов видимости основного знака, штурманы установили следующий (№ 2) и проверили расстояние, ходя туда и обратно несколько раз. Затем так же установили южнее знак № 3 и т.д. (насколько помню, их было пять).

На одной из банок, оказавшейся в стороне, был установлен вспомогательный знак с тем, чтобы получить базу довольно сомнительного треугольника. Вычисление помогло «привязать» и уточнить места знаков № 3 и № 4, которые были уже в видимости из района минных постановок.

Очевидно, это было не блестящее решение, но в данных условиях наиболее скорое и удобное. Кроме того, по этим же знакам ориентировались корабли, идущие из канала на 12-футовый рейд или выходящие с него по минным фарватерам в море. Таким образом, если они и ошибались, то, как говорят, в одну сторону.

Ясно, что, идя с моря, пользуясь штатной обстановкой, можно было бы и не попасть куда надо. Но пока корсаковская геодезия нас устраивала {34}.

Было бы некультурно забыть погоду.

Для минной операции она имеет первостепенное значение. Особенно если выполняется с эквилибристикой, не предусмотренной уставами и инструкциями. За все дни, то есть с 21 по 28 марта.

Ясно. Хорошая видимость. Переменные бризы. Ветер 0-4 балла, море 1-3 балла. Прохладно.

Раз задуло - то на полсуток. Раз - была дымка. А в общем - погода что надо.

* * *

Поднялся с «четверки» на борт «Карамыша» - и сразу на ют, знакомиться с минерами. Мне с ними работать!

Девять моряков, девять «стариков».

С полуслова ясно, что не просто минеры, но и бывшие унтер-офицеры.

Вот эти службу знают! Даже тянутся немного, несмотря на разность в летах, - чуть почтительны, но насторожены. Однако мне абсолютно ясно, что сделай хоть кто-нибудь из начальства неверный шаг, то есть против Республики, - своими руками задушат.

Деловиты. Солидны. Как будто чуть медленны в словах и в движениях. Но это только кажется. На самом деле рассчитано каждое слово и движение, поэтому выполняют все быстрее, чем суетящиеся и торопящиеся.

Два с минзага, два с тральщика, один спасенный с «Демосфена», остальные из минного отдела Астраханского военного порта. До этого служили в Нижнем, а еще раньше - на Балтике. Службу начали лет за пять до моего мичманства.

Лучшая аттестация для них - то, что, не дожидаясь конца нашего совета и прихода с «Каспия», они сами начали «предварительное приготовление» мин.

Увидя на палубе, кроме мин 1908 года и черноморских «рыбок», еще и тип «С» со стеклянными колпаками {35}, использовал старый прием, которому научился еще на «Изяславе» и который никогда не подводил. Не скрывать и не маскировать, если чего не знаешь.

- Ну, отцы… Вот эти шарики и «одесские штучки» {36} знаю, может, не хуже вашего, а со стекляшками в первый раз встречаюсь и ни черта в них не понимаю. Разъясните, пожалуйста {37}.

Старший, возможно бывший кондуктор, кашлянув в кулак и расправив пышные усы, солидно, но с явным удовольствием начал:

- Так что мы имеем здесь якорь, минреп и мину…

На «Каспии» сигнал: «Вижу неприятеля. Румб…!»

Командир «Карамыша» не боится, но дает понять, что с минами на борту он не очень расположен вступать в артиллерийский бой.

Мы ничего на горизонте не видим - мостик канлодки вдвое ниже, чем у флагмана. Да и дальномера нет.

Не успеваем обсудить обстановку, как флагман поднимает:

1) «Позывные заградителей»!,

2) «Продолжать операцию»!

Молодец Озаровский! Снимается и со своей канлодкой («Рошаль») идет на сближение с противником.

Минеры работают еще остервенелее. Не успеваем стирать пот. Воду пьем что твой насос.

«Каспий» и «Рошаль» идут бортом к невидимому нам противнику.

Вслед за пухлыми, ватными облачками (от нас огня не видно) доносятся глухие орудийные выстрелы.

Как ни интересно, но рассматривать некогда. Работаем. Командир «Карамыша» смотрит в бинокль и периодически сбегает на ют и докладывает или прямо орет с мостика.

* * *

Еще через минут тридцать-сорок приближается «Каспий». Опять на нем сигнал: «Продолжать операцию!»

* * *

Через час, давно без бушлатов, несмотря на свежий ветерок, вымазанные краской, зимней смазкой (тавотом), потные, даже не успевая глядеть за горизонтом, мы уже работали как черти.

На две сотни «Р» и «С» и сорок больших мин (1908 года) даже по старым инструкциям девять минеров было недостаточно. Но на попытку привлечь «подсобных» из команды «Карамыша» «старики» подняли бунт: «Никого не допустим!»

Здесь было и опасение, как бы неопытные матросы чего бы не напутали, но еще больше - желание самим управиться с таким важным боевым заданием.

Единственно, на что вынуждены были согласиться «старики», - это чтобы рулевые и боцман канлодки нарубали минрепа (на длину двух глубин, с запасом на узлы), для того чтобы потом мины ставить «серьгой» по глубинам, взятым лотом.

На баке на двух наковальнях рубили стальной трос и клали марки, а на корме «колдовали» минеры.

Чтобы нам не мешали и для липовой «конспирации», два прохода на корму были завешаны брезентами, свисавшими с мостика позади гребных колес.

* * *

Разбились на «минные партии».

Никольский оказался простым, умным, опытным, а главное, веселым человеком. Он руководил походя, как бы шутя и играя, но на самом деле работал сам как десятый минер, не упуская никакой мелочи и твердо добиваясь четкого и точного «окончательного приготовления» мин.

Подражая ему, стал одиннадцатым минером и начальником другой партии.

Все шло, как наметили.

Но вдруг - случилось страшное!

Окончив готовить все мины образца 1908 года и часть типа «С», кто-то из минеров сдернул брезент с линии «рыбок», но через две-три минуты остолбенел.

Протер глаза. Посмотрел на нас, потом опять на мины, потом опять на нас, каждый раз мрачнея все больше.

- Заглушки! - выдавил он из себя одно слово. - Подлецы!… Заглушки…

Не сразу, не веря глазам, не веря на ощупь, мы наконец убедились в том, что временные заглушки (диск на резьбе с ушком для удобства завинчивания и отвинчивания), те самые, которыми закрываются отверстия для вставления запальных приборов с ударным механизмом, оказались ввинченными так глубоко, что сбоку были видны два-три витка нарезки во фланце корпуса мины, а ушко срублено, место сруба зачищено и затем все аккуратно закрашено суриком.

Внешний вид мин был настолько опрятный, чистый, хорошо отделанный, что эта «мелочь» абсолютно не бросалась в глаза. Новые мины - с завода, а не из старых запасов Николая Романова.

Но не вывинтив заглушки, нельзя было вставить запальные стаканы (ввинчивавшиеся по тем же нарезам, что и заглушки).

Иначе говоря, кто-то обезоружил двести мин в Петрограде, тем самым помогая англичанам на Каспии.

Курс политграмоты продолжается

Итак, мы здесь, в Каспийском море, воюем с англичанами и офицерами - дезертирами из императорского российского флота, а в это время на две тысячи километров к северу, в Петрограде, союзники и друзья этих предателей портят мины и делают нас бессильными против мощного, коварного и мстительного врага.

Вот новая иллюстрация особенностей гражданской войны.

Нет. Надо смотреть шире. Эта война - одна из форм классовой борьбы.

Догадаться срубать ушки, зачищать срез и закрашивать суриком мог только минный офицер или инженер. Исполнителями могли быть и матросы и рабочие. Но для этого надо было всего два-три человека на сто мин. Причем часть из исполнителей, помоложе, могла даже не понимать, что к чему. А двух-трех предателей или подкупленных, из «шкур», особенно эсера или меньшевика, всегда найти можно. Но суть не в них, а в том классе, из которого вышли Родзянко, Гучков, Колчак, Деникин и тот, кто это сделал.