Джек свернул устав в трубочку, сунул его в карман и отправился к себе в каюту. Вскоре в каюту спустился Джоллиф, который был свидетелем перепалки между Джеком и Гадингом.

— Мой мальчик, — сказал Джоллиф, — мне жаль, что всё так случилось, вам следовало бы подняться на мачту.

— А мне кажется, что это спорный вопрос и его нужно обсудить.

— А что бы стало со службой, если бы и другие начали обсуждать приказы? Нет, так не годится. Вы должны сперва выполнить приказ; а потом подать жалобу, если приказ несправедлив.

— В уставе говорится иначе.

— Но так делается на службе.

— А капитан утверждал, что статьи устава являются руководством к службе, и мы все одинаково обязаны подчиняться им.

— Даже если так, то устав вам не поможет. Там есть пункт: любой офицер либо моряк и т. д., виновный в неподчинении законному командованию, подлежит… Разве ваш поступок не подпадает под эту статью?

— И всё-таки остаются кое-какие спорные моменты: законное командование предполагает порядок, установленный законом, а где же тут законность? Когда я пинком спустил по сходням Истхапа, капитан заявил, что наказывать имеет право только капитан, а со стороны офицеров это будет самоуправство. Почему же тогда штурман решил…

— Ну хорошо, допустим, что старший офицер поступил неправильно, всё равно это не может служить поводом для отказа от подчинения. Если бы каждый приказ оспаривали как справедливый и несправедливый, наступил бы конец всякой дисциплине. Кроме того, не забывайте, что существует ещё обычай, равносильный закону.

— Это не подлежит сомнению, — уныло ответил Джек.

— На службе чем меньше сомнений, тем лучше. Даже на берегу действуют два закона — писаный, он всем известен, и неписаный, так называемый «Lex non scripta», то есть обычай. Конечно, мы его придерживаемся, так как устав не может предусмотреть всего.

— Хотя и угрожает военно-полевым судом буквально за всё, — добавил Джек.

— И который приговаривает или к смерти, или к увольнению со службы — ни то, ни другое вас не устроит. Вы попали в большую беду, и хотя капитан, очевидно, вам друг, но и он не сможет оставить этот случай без последствий. Хорошо ещё, что дело идёт о штурмане, который не имеет такого веса, как другие офицеры, но всё равно вам придётся уступить и отбыть наказание, ибо капитан не может смотреть сквозь пальцы на нарушение дисциплины.

— Послушайте, Джоллиф, у меня глаза раскрылись на многое. Капитан утверждает, что если старший офицер ругает младшего, то это служебное рвение. А если наоборот, то это считается наглостью. Он говорит, что устав обязателен для всех, но получается так, что штурман нарушает то, о чём говорится не менее двадцати раз в статье второй устава и остаётся безнаказанным, тогда как меня наказывают за то, что в уставе даже не упоминается. Откуда мне знать, что мне следовало отправиться на топ-мачту для отбытия наказания? Об этом в уставе ничего не говорится, а правом наказывать наделён только капитан. Таков был его приказ. Если я выполню чей-то приказ вопреки приказу капитана, разве не получится, что я нарушу его приказ? Мне кажется, что у меня довольно сильная линия защиты и мои доводы неотразимы.

— Боюсь, что ваши доводы никто не будет слушать.

— Но это противоречит всем законам справедливости!

— Но согласуется со всеми законами службы.

— Чёрт возьми! Приходится признать, что я круглый дурак, — заметил Джек подумав. — Как по вашему мнению, что меня заставило отправиться в море, Джоллиф?

— Да потому что вы не знали, что были счастливы на берегу, — сухо ответил его товарищ.

— Это верно, но не только поэтому. Я думал, что найду равенство в море, какого я не мог найти на берегу.

Джоллиф вытаращил глаза.

— Дорогой мой, я слышал, что вы усвоили ваши идеи от отца. Не хочу быть неучтивым к нему, но он, вероятно, или сумасшедший, или дурак, если, дожив до седин, не обнаружил, что такой вещи, как равенство, не существует на свете.

— Я тоже так начинаю думать, но это не значит, что его не должно быть, — возразил Джек.

— Прошу прощения, но отсутствие равенства доказывает, что его и не может быть: «Всё сущее — истинно»[20]. С таким же успехом вы будете искать полное счастье в жизни или абсолютное совершенство в отдельном человеке. Нет, ваш отец — великий фантазёр!

— Что же делать? Наверное, мне лучше отправиться домой!

— Нет, дорогой Тихоня, вам лучше остаться на службе, ибо здесь вы скорее избавитесь от своих вздорных идей и станете нормальным умным парнем. Служба — суровая, но добрая школа, в которой каждый достигает своего уровня, — но не в смысле равенства, речь идёт о том уровне, до которого человек поднимается или, наоборот, опускается благодаря своим талантам или достоинствам, означенным у него знаком плюс или минус. У нас благородная профессия, хотя, как и всё на свете, она не лишена своих недостатков. Лично у меня мало причин хвалить службу, она всегда была для меня горьким хлебом, но ведь бывают исключения к каждому правилу — что тут поделать? А вы не вздумайте бросать службу, пока не испытали её со всех сторон. Мне известно, что вы единственный сын у отца, а он богатый человек, поэтому, как говорится, вы независимы. Но, поверьте мне, как бы человек ни был богат, он не может быть независимым, если у него нет профессии, а лучше нашей вы не найдёте, несмотря на…

— На что?

— На то, что, по всей вероятности, вам завтра придётся лезть на мачту.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил Джек. — Во всяком случае, пойду-ка я лучше спать.

Каковы бы ни были мысли Джека, они не помешали ему заснуть. Он обладал всеми данными философа, хотя глыба, из которой он был вытесан, нуждалась еще в некоторой обработке. Доводы Джоллифа, справедливые сами по себе, не произвели на него большого впечатления, ибо, как ни странно, гораздо легче переубедить человека, когда он прав, чем тогда, когда он ошибается, что свидетельствует об испорченности человеческой натуры.

«Ладно, — думал Джек, — если мне придётся подниматься на топ-мачту, ничего не поделаешь — полезу, но это не доказывает, что мои аргументы слабы, просто их не хотят выслушать». Джек закрыл глаза и тут же заснул.

На следующее утро, когда капитан и первый лейтенант вернулись на борт судна, штурман Гадинг доложил им о поведении мистера Изи. За ним немедленно послали, чтобы выслушать, что он может сказать в своё оправдание. Джек произнёс речь, которая длилась более получаса, пока он не выложил все аргументы, высказанные им Джоллифу в конце предыдущей главы. Затем допросили мистера Джоллифа и мистера Гадинга, а когда им разрешили удалиться, капитан и Собридж остались наедине.

— Собридж, — сказал капитан Вилсон, — сколь справедливы слова, что любое отклонение от правды непременно приводит к беде! Я сглупил, когда решил взять на себя ответственность за мальчика, забрав его у отца, и когда уговаривал его поступить на службу к себе на корабль. Для достижения своей цели мне не следовало выставлять службу в более выгодном свете, тут я ошибся, посчитав его глупее, чем он есть на самом деле. Его ссылки на мои слова совершенно справедливы: я действительно говорил так, поэтому сам виноват в том, что мальчик совершил проступок. Конечно, Гадинг вёл себя по-свински, наказав парня буквально ни за что. Теперь передо мной стоит мучительная дилемма: если я накажу мальчишку, то получится, что я наказываю его за свои ошибки, а если я не накажу его, то вопиющее нарушение дисциплины останется безнаказанным, что может повредить службе.

— Его следует наказать, сэр, — подтвердил Собридж.

— Велите ему явиться сюда, — сказал капитан.

Джек вошёл в капитанскую каюту и вежливо поклонился.

— Мистер Изи, — обратился к нему капитан, — ваша вина проистекает из ошибочного предположения, что военно-морской кодекс содержит все правила и уложения службы, поэтому я готов признать, что вы совершили проступок по неведению. Но как бы там ни было, такое нарушение дисциплины нельзя оставлять безнаказанным, ибо безнаказанность может иметь вредные последствия, ослабив дисциплину матросов, для которых офицеры всегда должны служить примером. Я настолько убеждён в вашем усердии к службе, проявленном вами на днях в случае с Истхапом, что не сомневаюсь — вы согласитесь личным примером доказать матросам, что соблюдение дисциплины вменено в обязанность не только матросам, но и офицерам. Поэтому извольте отправиться на шканцы и подняться на топ-мачту в присутствии всей команды — так же, как было допущено нарушение дисциплины.