— Слава Богу, стрелять не понатобилось.

Джек закрыл лицо руками. Но трагедия на этом не кончилась: два других матроса ещё находились в воде, однако увидя, что случилось с боцманом, они повернули назад и поплыли к берегу. Только достичь берега им не удалось — ещё два прожорливых чудовища, привлечённые запахом крови боцмана, догнали их и устроили на этом месте состязание, кто скорее проглотит куски разорванных на части пловцов.

Мести, наблюдавший за их гибелью, оглянулся на Джека, который сидел, не смея оторвать рук от лица, и пробормотал:

— Хорошо, что хоть этого он не видел.

— Что я не видел? — спросил Джек.

— Акулы сожрали их всех.

— О, какой ужас! — простонал наш герой.

— Та, cap, это ужасно, — сказал Мести. — А разве та пуля, что метила вам в голову, не ужасна? А что было бы с нами, если бы акулы не схватили их? Они упили пы нас, и тогда наши тела тостались пы акулам. Не знаю, как для вас, а для меня это пыло пы ещё ужаснее.

— Мести, — сказал Джек, судорожно схватив негра за руку, — это не акулы, это я виноват в их смерти.

Мести с удивлением взглянул на Джека.

— Как это может пыть?

— Если бы я не нарушил приказ, — ответил Джек задыхаясь, — всего этого не случилось бы. Кто, как не я, показал им пример непослушания? Я сам во всём виноват — теперь я это хорошо понимаю. О, Боже, это ужасное зрелище никогда не изгладится из моей памяти!

— Масса Тихоня, мне трудно вас понять, — сказал Мести, — вы говорите чепуху. Тогта я тоже могу сказать: если пы народ ашанти не воевал за своботу, сеготня ничего такого не случилось пы. Почему? Если пы ашанти не воевали, я не попал пы в плен — и не оказался пы на «Гарпии» — и не попал пы на этот корапль вместе с вами — и не помешал пы матросам пить вино, а тогта не пыло пы пунта…

— Бунта, Мести, бунта.

— Да, масса, бунта… Я и говорю: не путь пунта, акулы не сожрали пы матросов. Так вот, разве они погипли не по своей вине?

Джек ничего не ответил, но почувствовал некоторое облегчение, найдя доводы негра вескими.

Ужасная смерть товарищей, по-видимому, произвела сильное впечатление на других матросов. Они вернулись в палатки, понурив головы и едва передвигая ноги. Затем Джек и Мести увидели, как бунтовщики разбрелись по острову, вероятно, в поисках воды. В полдень они вернулись в лагерь и опять перепились, подняв гомон и крики. Под вечер они спустились к морю с кувшинами в руках и, заметив, что привлекли к себе внимание обитателей корабля, стали подбрасывать их в воздух в знак того, что нашли воду. Здесь матросы устроили балаган в насмешку над своими врагами с издевательскими выкриками и дурашливыми прыжками. Затем, напевая и пританцовывая, они вернулись в лагерь и снова принялись за пирушку, которая затянулась далеко за полночь и кончилась только тогда, когда все перепились до потери сознания;

Оправившись на следующий день от потрясения, вызванного гибелью матросов, Джек вызвал Мести в каюту, чтобы держать с ним военный совет.

— Мести, скажи, чем всё это кончится?

— О чём вы говорите, cap? О пунте или о том, как нам вернуться на «Гарпию»?

— На «Гарпию»? У нас мало шансов увидеть её снова. Мы на необитаемом острове, и хорошо ещё, что на необитаемом. Нет, я имею в виду, чем закончится этот бунт.

— Масса Тихоня, если пы я захотел, я пы покончил с ним очень скоро, но я не тороплюсь.

— Как это понимать, Мести, «не тороплюсь»?

— Слушайте, масса Тихоня, вы хотели пуститься в самостоятельное плавание, и я тоже. Теперь, когта матросы потняли пунт, вы хотите вернуться на порт «Гарпии», но, ей-погу, вы напрасно тумаете, что я, принц на своей ротине, хочу вернуться тута, чтопы чистить котлы и кипятить чай тля молотых джентльменов. Нет, Тихоня, пусть лучше пунт, пусть путет что угодно, но… я пыл принцем когта-то, — сказал Мести, понижая голос до шёпота, чтобы выделить последние слова.

— Как-нибудь ты расскажешь мне историю своей жизни, — сказал Джек, — а сейчас надо обсудить более важный вопрос: как ты смог бы покончить с бунтом?

— Очень просто, вылив из бочки всё вино то капельки. Тело не хитрое — я отправлюсь на neper, когта они все перепьются, продырявлю бочки в трёх-четырёх местах, всё вино и вытечет. Они тогта протрезвятся и станут просить прощения. Мы их примем на сутно, отперём у них оружие, и пусть они попробуют пунтовать в другой раз. Разрази меня Бог, я ещё разтелаюсь с ними!

— Мысль очень хорошая, Мести, почему бы нам не попробовать привести её в исполнение?

— Потому что я не хочу рисковать, отправляясь на neper, — и рати чего? Рати того, чтопы вернуться на «Гарпию» и кипятить чай для молотых джентльменов?! Нет, я зтесь и так счастлив, — ответил Мести беззаботно.

— А я очень несчастен, — сказал Джек. — Но так как я полностью завишу от тебя, мне, как видно, придётся подчиниться тебе.

— Что такое вы говорите, масса Тихоня, подчиниться мне? Нет, cap, когта вы были офицером на «Гарпии», вы говорили со мной как со своим тругом и никогта не опращались со мной как с чёрным слугой. Я знаю, кто я такой, — продолжал Мести, ударив себя кулаком в грудь. — Я чувствую вот зтесь впервые с тех пор, как покинул ротину, я чувствую сепя человеком. Послушайте, масса Тихоня, своих трузей я люплю так же сильно, как сильна моя ненависть к врагам, и вы никогда не потчинитесь мне. Я слишком горжусь нашей тружпой, чтопы позволить вам унизиться, потому что, масса Тихоня, я человек — а когта-то пыл принцем!

Хотя Мести не мог выразить словами то, что творилось в его душе, переполнявшие его чувства так явственно отражались на его лице, что Джек понял и оценил их благородство. Он протянул Мести руку и сказал:

— Мести, мне безразлично, что ты был когда-то принцем, хотя я и не сомневаюсь в твоих словах, потому что ты не способен лгать, но ты хороший человек, и этого для меня достаточно — я уважаю тебя, даже больше, я люблю тебя как друга и по своей воле никогда не расстанусь с тобой.

Мести взял протянутую руку. Это было первое предложение дружбы, полученное им с тех пор, как он распрощался с родиной, первое признание за ним его человеческого достоинства, первое свидетельство того, что его признают полноправным человеком, а не низшим существом, и он молча сжал руку Джека, не в силах что-либо сказать от волнения. Но если бы можно было обнажить чувства, душившие негра, то самый равнодушный скептик был бы вынужден признать, что по глубине и силе эти чувства могли оказать честь не только принцу, но и любому смертному. Всё случившееся произвело на Мести такое сильное впечатление, что он, бросив руку нашего героя, выбежал из каюты, потому что не мог продолжать разговор. Его продолжили только на следующее утро.

— Всё-таки, Мести, что ты придумал? Скажи, чтобы я знал, как нам действовать дальше.

— Тогта, cap, я скажу вот что: пусть лучше, если мятежники сами первыми попросятся на сутно. Пусть они хорошенько попросят, прежде чем вы согласитесь принять их назад. А это непременно случится, когта они прикончат свои съестные припасы — веть нас двое, а их пятеро. Когта они сильно проголотаются, они вернутся на сутно кроткими, как ягнята.

— Во всяком случае, — сказал Джек, — они должны первыми начать переговоры о возвращении на судно. А пока… чем бы мне здесь заняться? Мне совершенно не улыбается перспектива помереть со скуки в этом курятнике.

— Масса, почему вы не разговариваете с Петро?

— С Педро? Потому что я не владею испанским языком.

— Это я знаю, потому и спрашиваю. Я заметил, что вы очень сожалели, что не, могли поговорить с твумя милыми тевушками, когта встретились с ними на нашем корапле. Веть верно?

— Да, признаюсь, это меня огорчило.

— А разве нам польше не притётся встретиться с тругими испанскими тевушками? Если вы путете каждый тень разговаривать с Петро, вы скоро научитесь говорить по-испански и тогта сможете песетовать с ними, когта претставится случай.

— Честное слово, Мести, я ещё не оценил тебя по достоинству! Я возьмусь за испанский язык и с помощью Педро овладею им, — сказал Джек, обрадовавшись тому, что ему нашлось какое-то занятие, — чтение статей Морского устава порядком наскучило ему.