Комната, в которой жили Джек и Гаскойн, находилась наверху, и, найдя её слишком душной, Гаскойн вышел на крышу дома (ибо в мусульманских странах все дома строятся таким образом, чтобы дать возможность его обитателям наслаждаться на крыше вечерней прохладой или даже спать там). Если дома примыкают друг к другу, одна крыша отделяется от другой довольно высокой стеной, обеспечивающей достаточную уединённость, как этого требуют мусульманские обычаи.

Не пробыл Гаскойн на крыше и несколько минут, как услышал за стеной женский голос, тихонько напевающий грустный мотив. Гаскойн хорошо пел сам и обладал музыкальным слухом, поэтому мог судить, с какой верностью исполнялась каждая нота, хотя никогда не слышал этот мотив ранее. Он прислонился к стене, закурил сигару и слушал пение. Через некоторое время песня повторилась, и Гаскойн вскоре усвоил её мотив, так чисто и ясно звучала её мелодия в ночной тиши.

Наконец пение прекратилось, и, напрасно прождав около получаса, мичман вернулся в комнату и лёг в постель, мурлыкая мелодию, так сильно поразившую его воображение. Она преследовала его во сне и продолжала звучать в ушах, когда он проснулся, как это часто бывает с песнями, которые нам нравятся. Прежде чем был приготовлен завтрак, Гаскойн сочинил английские слова к этой мелодии и напевал их снова и снова. Он спросил у вице-консула, кто живёт в соседнем доме, и из ответа узнал, что там живёт старый мавр, по слухам, очень богатый, и у него есть дочь, за которую сватались очень многие — то ли из-за богатства отца, то ли из-за красоты девушки — сказать трудно, но как он слышал, она на самом деле красива. Узнав всё, что ему было нужно, Гаскойн вместе с Джеком и капитаном Хрякком отправились на борт судна, чтобы проследить за доставкой воды для бычков.

— Где это вы подцепили такой миленький мотивчик, Гаскойн? — спросил Джек. — Я раньше его не слышал от вас.

Гаскойн рассказал ему о том, что случилось ночью, и о том, что он узнал от мистера Мужланта.

— Я решил повидать эту девушку, Джек. Мужлант говорит по-арабски, попроси его написать на бумаге слова: «Не бойтесь. Я люблю вас. Я не говорю на вашем языке», — так, как они произносятся.

Джек попенял Гаскойну за его фантазии, которые ни к чему не приведут.

— Может быть, и так, — ответил Гаскойн, — и я не стал бы добиваться свидания, если бы она не пела так хорошо. Я на самом деле думаю, что путь к моему сердцу идет через слух. Тем не менее сегодня ночью я постараюсь узнать, испытывает ли она те чувства, которые, как мне кажется, волнуют её. Пойдём домой, Джек, мне надоело глазеть на женщин, закутанных в накидки до глаз, и на мужчин, грязных по макушку.

Войдя в дом вице-консула, они стали свидетелями препирательств между братом и сестрой Мужлант.

— Я никогда не дам тебе своего согласия на брак, Джулия, один из этих мичманов стоит дюжину твоих Хрякков.

— Нед, если бы мы знали цену хряков в этой стране, — заметил Джек, — мы могли бы высчитать точно нашу с тобой ценность.

— Как животное не очень чистоплотное, хряк не может служить мерилом ценности для…

— Помолчи, — сказал Джек.

— Мистер Мужлант, — ответила Джулия, — я хозяйка сама себе и своему состоянию, и я поступлю так, как мне будет угодно.

— Можешь быть уверена, этого не случится. Я считаю своим долгом помешать тебе совершить опрометчивый шаг, и как представитель его величества короля в этой стране, я не позволю тебе выйти замуж за этого молодого человека.

— Боже милостивый, «представитель его величества»! — воскликнул Гаскойн.

— Я не прошу твоего согласия, — сказала Джулия.

— Но без моего согласия ты не выйдешь замуж. Как один из чиновников corps diplomatique[35] я обладаю большой властью и имею право запретить этот брак. Фактически здесь я один имею право заключать браки.

— Тогда я выйду замуж в другом месте!

— А что ты будешь делать на транспорте, не будучи замужем?

— Я поступлю так, как сочту нужным, и не жди от меня благодарности за свои грязные намёки. — Сказав так, девушка с гордо поднятой головой удалилась в свою комнату.

Наши мичманы подняли шум в коридоре, чтобы предупредить о своём приходе. Войдя в комнату, они нашли мистера Мужланта взъерошенным и оскорблённым в своих лучших вице-консульских чувствах, но он вскоре оправился и стал самим собой. Когда появился капитан Хрякк, начался обед, который мисс Джулия не удостоила своим присутствием, за что мистер Мужлант не удостоил капитана Хрякка чести замечать его присутствие, но его вскоре вызвали в канцелярию, и наши мичманы тоже удалились, чтобы дать влюблённым возможность встретиться. Вскоре из столовой послышался их разговор, который стал прерываться паузами, а тон разговора становился всё нежнее и нежнее.

— Давай посмотрим, что там происходит, Джек, — сказал Гаскойн. Они подошли к двери и заглянули в комнату, где двое влюблённых были слишком заняты, чтобы замечать что-либо вокруг себя.

Капитан Хрякк умолял свою возлюбленную подарить ему прядь волос. Пухленькая Джулия не могла отказать ему ни в чём. Она распустила свои локоны соломенного цвета и, взяв со столика ножницы, обрезала у затылка солидный клок волос, не менее полутора футов длиной и около дюйма в обхвате. Капитан взял его своей широкой лапой и стал засовывать в задний карман сюртука, но за один приём локон там не поместился, поэтому ему пришлось подхватывать свисавший конец волос и засовывать их снова и снова, пока весь локон не свернулся в кармане в солидный клубок.

— Вот щедрая девушка, — прошептал Джек. — Она дарит оптом то, что потом приходится выращивать в розницу. Но тише, идёт мистер Мужлант, нужно предупредить их: Хрякк мне нравится, и если ей по вкусу свинина, она её получит, если только от меня что-нибудь будет зависеть.

Ночью Гаскойн опять поднялся на крышу и через некоторое время услышал за стеной прежнюю арию. Подождав, когда песня кончится, он напел тихим голосом мотив на слова, придуманные им самим. Наступила тишина, а затем пение за стеной возобновилось, но это был другой мотив. Гаскойн подождал, пока песня не прозвучала несколько раз. Тогда в полный голос своего прекрасного тенора он исполнил первую арию и опять подождал некоторое время, но напрасно — нежный женский голосок не повторился, и Гаскойн отправился спать.

Так продолжалось три или четыре ночи. Гаскойн пел арии, которые он слышал в предшествующую ночь, пока не стало ясно, что девушка наконец перестала бояться и нарочно меняет мелодии каждый вечер, чтобы позабавиться их повтором на следующую ночь. На пятую ночь она спела арию первой ночи и после того, как мичман повторил её, пропела вторую и так далее, пока не исполнила их все, дожидаясь каждый раз ответного пения. Стена была высотой не более восьми футов, и Гаскойн решил с помощью Джека глянуть на таинственную певунью. Он попросил Хрякка принести с корабля несколько концов и с их помощью умудрился соорудить лестницу, использовав для этого шесты, подпиравшие верёвки для сушки белья. Он бесшумно прислонил её к стене в ожидании вечера. Наступила прекрасная лунная ночь, когда Гаскойн в сопровождении Джека поднялся на крышу. Прозвучала ария, и Гаскойн повторил её как обычно, затем он тихо вскарабкался по лестнице до верха стены и заглянул через неё: он увидел молодую мавританку, богато одетую, которая полулежала на оттоманке, устремив глаза к луне. Свет луны позволил ему разглядеть, как она была прекрасна. Казалось, девушка была погружена в раздумье, и Гаскойн отдал бы всё на свете, чтобы только узнать, о чём она думает. Довольный тем, что увидел, Гаскойн спустился с лестницы и, пропев одну из арий, повторил по-арабски слова: «Не бойтесь. Я люблю вас. Я не говорю на вашем языке». Он спел ещё одну арию и повторил арабские слова, но ответа не последовало. Он спел третью арию и повторил ещё раз своё заклинание, когда к своему восторгу услышал в ответ на франкском диалекте: