Тьма наверху мало-помалу рассеивалась, ветки над головой обозначались ясней, и просека пришла в движение. Вскоре он увидел, как вылез Тек, постоял, потягиваясь, и огляделся вокруг. Когда Тек заметил его, Фрир помахал ему рукой и лег. Он решил, что теперь, пожалуй, можно и поспать, и таким образом удастся ненадолго оттянуть очередную стычку с Ангом.

Сон одолел его сразу; минуя чуткую дрему, он провалился в черные глубины, куда не проникают сны. Много часов прошло прежде, чем его разбудил мерный шум мотора. Наверное, один из их легких самолетов выискивает в лесу свежие просеки. Он летел низко, широкими кругами; постепенно звук мотора замер вдали.

Фрир встал, сделал несколько движений, чтобы размяться и прогнать оцепенение сна; он знал, что все они, сгрудившись, наблюдают за ним, и ему еще предстоит вернуть свое место в отряде. Слишком резко он противопоставил себя всем, оставшись вчера ночью в селенье, и теперь испытывал такое чувство, будто только что повстречался с ними в джунглях.

Он не спеша подошел и бросил в их маленький кружок сверток с едой, который дала ему Анна.

— Остатки вчерашнего пиршества, — сказал он с улыбкой.

В первую минуту никто не двинулся с места и не произнес ни слова. Но вот Тек протянул руку и развернул пакет. Потом взглянул на небо и засмеялся.

— Попал в точку: сейчас самое время поесть, — сказал он Фриру. — Хорошо, что прихватил еды.

— Давай, давай налетай. Там много, с собой все равно столько не унесем.

Он взглянул на Анга, ожидая, что тот по-прежнему будет чуждаться его, но на жестком лице нельзя было прочитать и тени неприязненных чувств.

Фрир сел между Теком и Кирином. Когда они наелись, Тину пустил по кругу сигареты, и все взяли по одной. Безмятежно растянувшись вместе с другими на траве, дымя и лениво перебрасываясь словами, Фрир и вправду готов был поверить, что все опять стало как зжде, до спуска в долину. Отчасти, чтобы проверить свое впечатление и убедиться, что его авторитет не поколебался, Фрир заговорил о предстоящей операции.

— Я вот думал, а не лучше ли будет, — начал он, глядя на Анга, — если после засады мы разделимся две группы. Это поможет сбить с толку погоню, и все силы бросят на то, чтобы выследить и поймать нас: ведь мы неожиданно свалились им на голову в районе, который считается вполне безопасным.

Анг сделал последнюю затяжку и погасил окурок.

— Идея была бы неплоха, — сказал он, — если бы мы не хотели увлечь за собой как можно больше — Зачем?

— Допустим, что в погоне примут участие большие силы — Так оно и будет.

— И допустим, мы заманили их на северо-восток, трону Парам Белора…

— Через болота!

— Да, через болота. Чтобы добраться до деревни, потребуется дня три.

Остальные затихли, понимая, что речь идет о чем-то важном.

— Продолжай, — сказал Фрир, и глаза его сузились.

— Отряд человек в пятьдесят, который на такой срок выйдет из Кхангту, будут снабжать с воздуха. Во время прошлой облавы, несколько недель назад, на это болото за шесть дней дважды скидывали груз с продуктами и снаряжением.

— Вокруг Парам Белора почти непроходимые джунгли, но милях в четырех от деревни находится естественная просека. Ее они, возможно, и выберут если загнанный зверь поведет их в том направлении.

— Возможно.

— Допустим, что тем временем, — продолжал Анг — у края просеки спрячется отряд наших.

— Вот почему ты так настаивал, чтобы Сен сообщил в лагерь, удалась ли засада.

— Именно. Там нас легко отрезать, ведь можно быстро перебросить войска по дороге между Парам Белором и горами. Вот почему мы не намерены пускать в дело наших бойцов, если риск того не стоит. Но, с другой стороны, враг никогда не решится сбросить снаряжение в районе где ожидает встретить наши силы.

Фрир задумался. В этом плане были слабые места Слишком много зависело от того, удастся ли угадать намерения офицера, командующего преследователями. Впрочем, если они и не догадаются, то ничего не потеряют, разве что впустую потратят силы. Он еще раз тщательно все взвесил.

— Здорово! — сказал он наконец.

— Да! — кивнул Анг. — Если получится, то здорово Нам необходимо что-нибудь в таком роде — чтобы повсюду заговорили, это вольет бодрость в сердце тех, кто за нас.

— Это точно, — сказал Тек. — А мне-то и невдомек, что раз меня посылают, значит дело будет крупное.

К этому времени Фрир оправился от изумления перед дерзостью замысла и впервые задумался, почему же ему только сейчас сообщили обо всем. Ведь если его назначили командиром отряда, то с самого начала не должны были скрывать от него суть дела, однако он решил ни о чем не спрашивать, пока не останется наедине с Ангом.

И потому сказал только:

— Нелегкая работёнка — вести их за собой три дня, не подпуская близко и не уходя слишком далеко.

— Да, работёнка не из легких, — согласился Анг.

— Жаль, что с нами нет Тикки, — он бы сумел обвести противника вокруг пальца.

— Он будет по ту сторону, чтобы и там все шло как по маслу.

После этого они замолчали, и каждый, видимо, задумался о масштабах операции, такой непохожей на те мелкие налеты, которые они только и могли совершать последнее время.

Фрир встал, сославшись на то, что надо пойти взглянуть вниз, в долину, может, там есть какое-то движение.

Повыше, на горе, он нашел местечко, откуда можно было смотреть сквозь просвет в листве, но не спешил поднести к глазам бинокль. Он просто хотел побыть немного один. Желание побыть одному часто возникало у него и в лагере, тогда он тихонько ускользал и бродил по окрестностям. Для него это было явным признаком того, что он так и не сумел втянуться в общую лагерную жизнь. А когда возвращался из своих отлучек, всегда приходилось делать над собой усилие, чтобы снова приспособиться, притереться; точно каждый раз — пусть символически! — заново переживал решение встать на их сторону.

В разную пору жизни Фрир всегда выбирал определенный путь, но неизменно обнаруживалось, что его решение тянуло за собой длинную цепь обязательств; их невозможно было предвидеть, но тем не менее он обречен был их выполнять. Своим единственным поступком он будто дергал за веревку и попадал в тенета долга и повинностей, которые опутывали его все сильней и сильней. И всякий раз словно бился об заклад с самим собой: как долго, усилием воли, сумеет он продержаться на пути, который все дальше уводит его от первоначального намерения; а усилия ослабевали, мало-помалу превращались в чистое упрямство, пока — трах! — все связи не рушились и не наступала ненадолго вечная свобода, до тех пор, пока какой-нибудь новый шаг опять не приводил в движение весь этот душевный механизм. Порой он боялся, что так будет и тут. Хотя выбор свой он сделал обдуманно и принял его умом и сердцем, но все-таки порой боялся. Потому что знал, что слишком глубоко врос во все это и никогда не оправится, если порвутся связи с делом, которому он теперь служит.

Он вернулся на просеку, улучил минуту и отвел Анга в сторону.

— Я все обдумал и считаю, что это может выйти.

— Рад слышать, что ты одобряешь, — Анг чуть было не улыбнулся.

Тон Анга сразу охладил его пыл.

— Не понимаю, почему от меня скрыли план засады в этом районе?

— Я уже говорил, лишняя осведомленность только увеличивает ответственность. Какой смысл оповещать о дальнейших шагах до того, как выяснится, можно ли сделать первые.

— Теперь я понимаю, почему ты пошел с нами. То, что я сказал прошлой ночью… — Он умолк, в голову пришла новая мысль. — Ты, наверное, резко возражал против моего назначения командиром, когда узнал, что ставится на карту.

— Ошибаешься. Я сам это предложил.

— Ты?

— Да. Видишь ли, операция должна пройти без сучка, без задоринки. Я высказал мнение, что никто не справится лучше тебя.

— Но ведь вчера вечером…

— Я говорил, что твое присутствие важно с точки зрения пропаганды? Это тоже имело значение.

— И все-таки, если бы ты сказал мне вовремя…