Результаты обучения в Форт-Ливенвурте, по мнению одного американского специалиста, выше, чем в других военно-учебных заведениях, поскольку здесь иностранные офицеры подвергаются более тонкой идеологической обработке, а также имеют постоянные контакты с более интеллигентными американскими офицерами, специально подобранными и хорошо обученными для выполнения своей задачи «завоевывать сердца». Во многих странах создаются клубы «Ливенвурт» из бывших слушателей колледжа, как местных, так и американских, проходящих здесь службу в качестве военных представителей, членов военных миссий и т. д.

Нередко также бывшие выпускники колледжа продолжают получать журнал Общекомандного и штабного военного колледжа «Милитар ревью», который в 1970 году отметил 25-летие своего выхода на испанском языке. Несмотря на то что журнал предназначен для высшего офицерского состава, тем не менее в помещаемых в нем статьях коммунистов изображают как людей демонических и почти оборотней, а Соединенные Штаты как страну — спасительницу мировой демократии. В одной из статей за 1971 год даже одобрялись кровавые военные перевороты как метод нейтрализации (что в обиходе означает свержение) националистических или народных правительств, которые обвинялись в «коррупции».

С 1952 года «Милитар ревью» издается и на португальском языке специально для бразильских военных.

С другой стороны, следует отметить, что наиболее длительную и интенсивную идеологическую обработку проходит сравнительно небольшая группа иностранных военных, обучающихся в крупных американских военных заведениях, таких, как в Вест-Пойнте (высшее армейское училище) и в Аннаполисе (высшее военно-морское училище). В обоих заведениях в профессорско-преподавательский состав включены специалисты в области политики, рекомендованные государственным департаментом. Начиная с 1967 года расширена программа обмена кадетами Вест-Пойнта и различных военных заведений латиноамериканских стран, в частности с военной школой «Бернардо О’Хиггинс» в Чили. В марте 1969 года кадеты из 17 стран проходили обычный четырехгодичный курс в Вест-Пойнте. Наряду с учебными заведениями в Форт-Ливенвурте и в Вест-Пойнте одним из первых военноучебных заведений, принявших иностранных слушателей, была военная школа сухопутных войск американской армии в Форт-Беннинге, штат Джорджия. Первые латиноамериканские военные прошли там курс еще в 1939 году. В 1959 году по «Союзнической учебной программе в Форт-Беннинге» выпущено более 800 офицеров из 30 стран, это число значительно возросло в 60-х годах.

В конце 60-х годов тогдашний начальник школы отмечал, что «уроки, полученные этими союзными офицерами, найдут свое отражение в ближайшие годы в доктринах и практике их собственных военных институтов, а установленные личные отношения дружбы помогут в будущем нашей стране на многих уровнях…». Преследуя эти цели, военная школа в Форт-Беннинге обучала в 1970 году 350 иностранных офицеров из 50 стран.

После трех месяцев пребывания в посольстве, где мне дали убежище, я наконец покидал страну. В аэропорту нас встретило большое количество военных, хотя нас было всего девять человек: со мной уезжали другие руководители и парламентские деятели Народного единства.

Наш багаж подвергли строжайшей проверке. Досмотр продолжался два часа, хотя у меня всего-то и было, что одно место и ручной чемоданчик. Во время досмотра произошел очень знаменательный разговор с офицером, производившим проверку моего багажа. Начался он с того, что офицер назвал мое имя: «Орель Висиани». Я заметил ему: «Прошу прощения, я — депутат Висиани», — а он мне ответил: «Вы уже не депутат, вы им были».

Тогда я сказал ему: «Вы можете спросить тысячи рабочих в Тарапака, голосовавших за меня, перестал ли я быть или продолжаю оставаться парламентарием, который представляет их интересы». Он посмотрел на меня и сказал: «Нет, это уже не так. Кончился ваш парламент. Последнее слово сказали мы, а люди, что за вас голосовали, уже ничего не должны говорить».

На это я ему заметил: «Вы заблуждаетесь. Вы можете иметь все оружие, но последнее слово скажет народ, его всегда говорят массы, и на этот раз будет так же. Здесь еще не сказано последнее слово».

Тогда собеседник мой помолчал немного и затем сказал мне: «Честно, вы думаете, что здесь еще не сказано последнее слово?» Я ответил ему, что именно так и думаю. «Но что вы можете сделать? Если в нашем распоряжении вся власть, все оружие, наконец…» А я ему сказал: «Хорошо, у вас будет сейчас все оружие, но вы идете против истории; мы же те, кто идет вперед».

Офицер, кажется, ничего не понял. Наш разговор прервался. Он задавал только некоторые вопросы вроде того, везу ли я оружие, микрофильмы? Не стоило даже отвечать, поскольку эти вопросы были нелепостью, если учитывать условия нашего выезда. Позднее он задумался и сказал мне: «Послушайте, относительно этой вашей веры в то, что вы выиграете… Я хотел бы задать вам один вопрос». И затем добавил буквально следующее: «Для меня уже не составляет проблемы этот разговор с вами, поскольку вы уезжаете из страны if все, что вы скажете, уже не будет иметь никакого значения. О сказанном вами никто не узнает, потому что мы контролируем все: радио, печать, все… О любом заявлении, сделанном вами за границей, мы можем сказать, что все это ложь и точка. Но я вам скажу, что все, что говорилось о пытках, правда. Действительно мы пытаем людей, используя для этого все средства… Но тем не менее мы не смогли сломить вас. В то время когда мы сдираем с вас шкуру — он так и выразился: сдираем шкуру, — бьем вас и пинаем, вы продолжаете настаивать на своем. Почему вы такие упрямые, почему никогда не сдаетесь? Какой дьявол дает вам силу? Скажите мне правду, я откровенен с вами, вы можете быть откровенны со мною. Это какой-то наркотик, таблетка, инъекция? Какой наркотик используют коммунисты для того, чтобы стать такими фанатиками?»

Я ответил, что глупо так думать. Но он продолжал настаивать: «Нет, все-таки есть что-то такое. Вам дают какой-то наркотик». Тогда я сказал ему: «Да, в определенном смысле есть нечто, скажем, есть стимул, этот стимул — марксизм-ленинизм. Эта наша теория вселяет веру в будущее, потому что это научная теория, которая позволяет нам глубоко анализировать общественные процессы…» Говорил так, чтобы он мог понять. Но он снова оборвал разговор, а затем после длительной паузы возобновил его, теперь уже впервые с простодушным видом на лице. «Хорошо, — сказал он мне, — я хочу попросить вас об одном одолжении. Я — антимарксист, все мы противники марксизма; мы и переворот совершили именно для того, чтобы искоренить «рак марксизма». Мы насмерть боремся с марксизмом… Однако поверьте мне, у меня нет представления о том, что такое марксизм. Вы, марксист, могли бы объяснить, в чем он состоит?»

«Но, — сказал я ему, — я не могу объяснить вам это здесь, в момент, когда я должен вот-вот подняться в самолет». Он же настаивал: «Да, я понимаю, что это трудно, что это надо изучать, вы люди, в целом стремящиеся к знаниям, очень интеллигентные. Я не понимаю и того, почему вы столько учитесь. В конце концов, попытайтесь изложить мне все очень коротко».

Тогда я ответил: «Видите ли, марксизм-ленинизм— это научная теория, это именно то, что дает нам абсолютную веру в нашу конечную победу. Это та самая вера, которую сохраняют наши товарищи под пытками, под расстрелами, ибо они знают, за что умирают».

Он замолчал, закончил досмотр и, не говоря ни слова, ушел. Но после, когда мы поднимались в самолет, проходя между двумя рядами вооруженных солдат, вытянувшихся до самого трапа самолета— пятьдесят охранников на девять человек! — уже у двери ко мне подошел этот офицер и сказал: «Хотел бы попрощаться с вами… думаю, что вы вернетесь и что это будет очень скоро». И подал мне руку, и это было все. Произошло это 25 января 1974 года.