Мадж умылась ледяной водой — горячей она не захотела пользоваться из принципа — и съела три пакетика сахара, которые положила себе в сумочку еще в кафетерии. Ей очень хотелось есть, но Мадж упрямо решила доказать Олджи, что у нее есть принципы. Пустой желудок тихим урчанием время от времени напоминал о себе и мешал уснуть. Около двух часов ночи она услышала веселый смех на нижней площадке. Кто-то самым сладким голосом пожелал всем спокойной ночи. Незаметно она уснула, измученная и одинокая, на смятых простынях двуспальной кровати.

Проснувшись в половине восьмого утра, Мадж увидела в комнате Олджи. Боясь пошевелиться, она стала исподтишка за ним наблюдать. Он стоял к ней спиной. Вот он расстегнул пуговицы, а теперь снял рубашку: под его гладкой бронзово-коричневой кожей Мадж снова увидела так поразившие ее мощные мышцы… Она с усилием сглотнула и натянула одеяло на лицо.

— Проснулась, Мадж? — обернулся Олджи.

— Ты же не разговариваешь до завтрака, — пробурчала она из-под одеяла.

— Я уже позавтракал. Грейпфрут, хлеб, яйцо с беконом, колбаса и помидоры, тосты, мармелад, — стал перечислять Олджи, растягивая каждое слово. — И масло, много масла. И еще большая кружка горячего кофе с молоком. Просто не знаю, как в меня все это влезло после того огромного стейка, который я съел вчера вечером. Не говоря уже о пироге…

Мадж зашевелилась, не произнося ни слова.

— Поторопись вниз и тоже поешь.

— Не хочу, — ответила она наконец. — Для чего ты здесь устраиваешь стриптиз, если не переодеваешься к завтраку?

— Я иду в ванную. Если, конечно, она тебе не нужна?

— Я могу умыться водой из тазика — вон там, в углу.

Олджи устало заворчал.

— О, перестань, Мадж, хватит! Ты можешь есть и мыться. Я просто думал, что немного материальных лишений помогут тебе лучше понять свою героиню.

Мадж высунулась из-под одеяла и сердито уставилась на него. Он сидел лицом к ней в одних джинсах и медленно поглаживал волосы на животе. Его щеки были небриты.

— Слушай, ты это начал, не я! Ты считаешь, я просто должна уступить тебе и… — она глубоко вздохнула, — и просто принять, что Розаманда оказалась такой слабой, что один только запах жареного фазана рассеял все ее идеалы, словно дым? Я докажу тебе, что можно провести шесть месяцев без всяких удобств и без всякого ущерба для себя.

Олджи холодно пожал плечами, приподняв брови и глядя на Мадж леденящими душу голубыми глазами. Она облизнула свои пересохшие губы. Потрясающе, сколько мышц принимают участие в простом пожатии плеч. Мышцы груди заметно напряглись, бицепсы вздулись…

— Если захочешь, сооруди себе туалет на улице, когда мы вернемся… — пробормотал он.

— Замолчи! — вскрикнула она и снова нырнула под одеяло.

— Значит, не хочешь? Это радует. Я буду принимать прекрасную горячую ванну минут сорок. Надеюсь, к тому времени ты уже соберешься и будешь готова уехать.

Через сорок минут Олджи складывал сумки в машину. Он прекрасно выглядел в полосатой футболке и зеленых брюках. Его черные кудри блестели, а довольное выражение лица говорило о том, что завтрак был плотным. В это время Мадж сидела, ссутулившись, на заднем сиденье, бледная и голодная, с торчащими в разные стороны после вчерашнего дождя волосами. Утренняя туманная дымка висела над залитой солнечным светом долиной. Вдалеке поблескивали серебряные барашки волн.

Такая же довольная и сытая, как Олджи, появилась Надя. Она подошла к нему, солнечно улыбаясь.

— Пока, Олджи…

Он улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой.

— Я с тобой свяжусь в городе, Надя.

— Спасибо за прошлую ночь.

— Мне было очень приятно.

— Было здорово, правда?

— Фантастика. Такое бывает раз в жизни. Теперь, зная, как это может быть приятно, я хотел бы повторить. — Олджи взглянул Наде прямо в глаза, все так же ослепительно улыбаясь.

— Помни, что я сказал…

— Олджи, я объяснила…

Но он прижал палец к ее губам. Надя засмеялась.

— И ты всегда получаешь то, что хочешь?

— Да, — ответил он, убрав руку, но не отрывая от нее взгляда.

Надя улыбнулась, сморщила нос и послала ему воздушный поцелуй. Олджи завел машину и махнул ей рукой. Мадж тоже коротко, по-королевски, подняла руку и возблагодарила небо за то, что не позавтракала. От всего этого ее тошнило.

— Надя замечательная женщина, — начал разговор Олджи, когда они быстро поехали по проселочной дороге.

— Одинокая и на все согласная, — резко отстала Мадж. — Мог бы попросить ее выйти за себя замуж.

— Так уж случилось, что она не одинокая, — ответил он ровно.

Мадж громко фыркнула. У этого человека вообще нет никаких принципов! Не говоря уж об этой Наде.

— Мадж, тебе понравился завтрак?

— Я не завтракала.

— Честно? Ты не съела ни кусочка? — запричитал Олджи. — Даже ни одного тоста?

— Нет.

— Но Джеф думал, что ты позавтракаешь с ним. Он историк и социолог. И мог дать тебе несколько полезных советов.

— Ну, извинись за меня перед ним, когда увидишь его в следующий раз, — равнодушно ответила Мадж. Так она и поверила, что Олджи нанял историка, да еще и социолога, чтобы осмотреть здание! Что-то на него не похоже. Он должен хоть что-то объяснить, чтобы развеять ее сомнения…

Но Олджи ничего не прибавил к сказанному. Так, молча, он проехал весь путь до дома.

Как только они ступили за порог, Мадж бросилась в библиотеку, чтобы заявить свои права на территорию. Олджи отправился перекусить к себе на кухню.

Запах поджаренных тостов защекотал ноздри Мадж. Она никуда не могла от него деться. Голодный желудок еще с вечера давал о себе знать. Не в силах больше терпеть, девушка пошла к себе в комнату, быстро переоделась в футболку и джинсы и уехала Херефордшир на своей машине. Через пару часов она вернулась, жуя плитку шоколада и неся кучу свертков с едой, для которой не требовались ни холодильник, ни плита. И еще она купила электрический чайник.

Сложив покупки на своей кухне, Мадж вернулась в библиотеку — ей не терпелось отыскать документ. Она оглядела все полки, надеясь, что он сразу попадется на глаза, но попытка не увенчалась успехом. Тогда, настроившись на длительные поиски, Мадж попыталась открыть застекленные стеллажи, но все они были закрыты на ключ. К Олджи обращаться не хотелось — на сегодня общения с ним было больше чем достаточно. В раздражении она вернулась в свою гостиную, взяла острый карандаш и попробовала набросать заглавную букву — одну из тех, что будут открывать каждую страницу текста. Но комната была так плохо освещена, что, даже сидя у окна и щурясь, Мадж не смогла работать. Все-таки придется идти к Олджи, решила она. Надо просто пойти и сказать, что комната ей не подходит, — в ней невозможно работать.

Бессильная ярость душила ее — он над ней издевается. Не выполняет ни одного пункта их договора. Она не может ни работать, ни искать документ.

Мадж вышла в холл и громко позвала Олджи. Он не ответил. Странно, где же хозяин? Так, машина на месте. Она постучала в двери его кухни, спальни, огромной гостиной, в которой как-то видела его, — тишина. Мужа нигде не было.

Мадж попыталась открыть еще несколько дверей в поисках его комнаты, но все они оказались закрытыми. В конце концов, она вернулась в гостиную Олджи, которая ей показалась самой светлой комнатой в доме. Нервно оглядевшись, представила себе его реакцию, когда он обнаружит, что она превратила его гостиную в студию. Да, реакция его будет ужасной. Ну и ладно. Он сам все затеял. Пусть пожинает свои плоды. Неожиданно Мадж обнаружила, что за кроватью находится стеклянная дверь в оранжерею. Первоначально она приняла ее за окно. Вот где много света. Просто идеально!

Она затратила немало усилий, чтобы отодвинуть от двери массивную в викторианском стиле кровать, но желание попасть в оранжерею было настолько сильным, что девушка, казалось, могла бы сдвинуть и гору. Застекленная оранжерея была огромная, светлая и сухая. По-видимому, ее построили в прошлом веке. Мадж обрадовалась, увидев стол и пару колченогих плетеных стульев. Она захватила свои рисовальные принадлежности, положила на стол лист бумаги и сконцентрировалась на тонких линиях. Замечательно. Работа — прекрасное противоядие от Олджернона Вэнса. Змей, а не человек…