Окоп
Пуля около виска
Просвистела птичкой шибкою.
Струйка тонкого песка
Прошуршала за обшивкою.
Здесь привычный быт суров.
Настоящие окопники
Говорят почти без слов,
До рассказов не охотники.
Жизнь со множеством примет
Измеряют точной мерою.
Дождик мелкий, небо серое —
Над окопом крыши нет.
Плащ-палатка, просеченная
Сотней дырочек и дыр,
Прикрывает этот мир,
Это место обреченное.
Тротуар
Безногий грузный инвалид
По знаменитому бульвару,
Верней сказать, по тротуару
Вниз на колесиках гремит.
За ним другой в шальной тоске,
В хмельной печали и гордыне.
Они проносятся…
Так ныне
Мальчишки ездят на доске.
«В институт зашел бочком…»
В институт зашел бочком
Без отличий и увечий,
Стиснут тесным пиджачком —
Оттого и узкоплечий.
Все же он из тех калик
Перехожих, что долиной
Вдаль бредут и слышат клик
Над собою журавлиный.
Что солдатикам своим,
В снег упавшим сиротливо,
Он кричал сквозь горький дым
После каждого разрыва?
Девушки-фронтовички
Девушки-фронтовички,
На руках рукавички,
На ногах валенки
У Тоньки и у Вареньки.
Девушки, ну как вы там
Насчет любви и дружбы?
Но рядом с вами капитан
Медицинской службы.
Я ж солдатик, я никто,
От зимы синею.
На мне жженое пальто,
Что зовут шинелью.
Девушки-фронтовички,
На руках рукавички,
На плечах погончики
У Варьки и у Тонечки.
Улыбаетесь вы нам,
Стоя возле наледи…
Знаем вас по именам,
А вы нас не знаете.
Сатир
Какой старик — задира!
В глазах веселья весть.
Походит на Сатира,
А может, он и есть.
Возмущены мужчины —
Смириться каково,
Что девки без причины
Глазеют на него.
А он в том шуме-гаме
Ни капли не зачах,
Козлиными ногами
Вихляясь в кирзачах.
Ах, черт, козел рогатый.
Но рожки — будь здоров!
Он сам, хоть стой, хоть падай,
Наставить их готов.
Невеста
Очаровала собой.
Чем же? Не взглядом, не жестом.
Тонким пушком над губой,
Черточкой в облике женском.
Сладкая эта черта
Смутной пронзала заботой.
Что там Иркутск и Чита!
Дальше поедешь с охотой.
И заспешил женишок
Да и остался на БАМе.
Больно уж этот пушок
Тронуть хотелось губами.
Танцы
Немало до сих пор потанцевала,
Не зная своего потенциала.
Не ведала душевного разлада,
Но вздрогнула от пристального взгляда.
И, отпустив нагретые перила,
Непроизвольно губы приоткрыла.
На юное беспечное сердечко
Накинута любовная уздечка.
И скачет эта бодрая лошадка,
И катится под ноги танцплощадка —
Подобием раскрученного диска
На грани предвкушаемого риска.
Отсутствуют рассудочность и опыт.
Лишь каблучков рассыпавшийся топот…
«Идет, каблучками цокая …»
Идет, каблучками цокая,
Торопится налегке.
А грудь у нее высокая,
Платочек в одной руке.
Коса у нее каштановая,
В серьгах у ней бирюза.
Целуется, постанывая,
Зажмуривая глаза.
С такою возможны горести.
Ответит нам кто за них?..
Так думал сквозь слезы в поезде
Расстроенный призывник.
«Тише воды, ниже травы …»
Тише воды, ниже травы,
В детстве отца называла на «вы».
Сызмальства мать обожала свою.
Брата любила. Ценила семью.
Время прошло вдоль домов и оград.
Муж оказался дороже, чем брат.
Дочь оказалась роднее, чем мать…
Нам это, кстати, пора понимать.
Испуг
Вдруг рука оказалась тонка
Для привычного прежде браслета.
И ударила в сердце тоска
Посредине счастливого лета.
И сняла она быстро браслет,
Ибо думать о смерти негоже.
Но остался отчетливый след
На душе, а не просто на коже.
Подняла она руку тогда,
Посмотрела, едва ль не впервые:
Как ручьи под прикрытием льда,
Слабо жилки видны голубые.
Внятно медом тянуло с полей.
Но как будто бы жизнь пролетела,
Так до слез было дорого ей
Ее сильное женское тело.
Золотая звенящая нить,
Что натянута к лету и свету…
Вот бы чем-то другим объяснить
Несуразность внезапную эту!