1

Цикл “Историк”

Рассказ III

Воин северной пустыни

Замерзшей пустыне по силам пробудить в человеке зверя, но непосильно пробудить в звере

человека.

Олаф Слеггер

Я, ради невесты, устроил крысам забастовку. Даже выдвинул им кучу требований, несмотря на

то, что было – только одно. Вот так. Все ради нее! А главное, – они согласились! Не на все

требования, конечно, а только на – одно… Зато на – важнейшее, из-за которого я все им и устроил.

Да мне, в итоге, другие мои заявления тоже неразумными показались – такими же, как некоторые

капризы моей невесты… Капризы всегда такие… Просишь кого-то, к примеру, принести что-то,

что тебе не ненужно никак, только бы этот кто-то принес тебе это что-то ненужное. Важнее не

задание, а его исполнение – глупость какая-то. Армейцы таких вещей, как завороты мыслей, не

выносят. Айнер и меня, и мою невесту за такие выходки сразу подверг бы суровому наказанию,

исправляющему ход мыслей, – вернее, выпрямляющему его. Но Айнера здесь нет, а крысы нас

сурово не наказывают никогда. Вот мы и спорили долго над сложным вопросом сообразности моих

других требований, пока крысы не вычеркнули из моего списка разумными доводами их все. Они

оставили в списке только одно – разумное, а остальные отсекли, как кривые хвостики. И что ж?

Они правы, конечно. Но я, как всегда, отклонился в сторону… А дело все в том, что…

Просто, крысы решили, что пришло время изучить отчеты великого стратега, генерала Луна, а

моя невеста – записи врачей. Так и вышел у нас спор. Мне, правда, все равно, что изучать… Мне

все интересно… Но я принял сторону моей невесты. Она же – моя невеста… Общими с ней силами

мы крыс все же убедили – они согласились. Но поскольку моя невеста поняла, что обычная

медицина людей нам не подходит, она решила изучить необычную… Поэтому крысам пришлось

искать отчеты не врачей, а врачевателей… Просто, врачи все лечат при помощи техники, а

врачеватели – при помощи доступных нам средств. Моя невеста узнала, что вольным охотникам

открыто тайное знание, – что им известно, как добывать антибиотики, убивающие бактерий, изо

мхов и всего такого. А у нас из-за вредных бактерии столько бед… Поэтому крысам и пришлось

искать, а главное, – найти память вольных охотников. Правда, нас беспокоит, что мы имеем доступ

только к памяти преступников. Боязно нам нарваться на преступного лекаря. Но что же делать?

Выбор у нас не так велик.

Важно, что я все же знаю, что здесь собраны отчеты людей, страшных для одной системы, а не

для всего остального. Такая уж здесь база данных. Это же разрушенное здание Центрального

управления службы внутренней безопасности великой системы – человеческой державы,

уничтоженной врагом… точнее, – временем. Я уверен, что для нас память нарушителей порядка

человеческой системы не опасна, что нам мысли людей, восставших против их строя и их власти,

вреда не причинят. Но все равно… не спокойно мне. Просто, не окончательно я уверен и убежден

не бесповоротно, что опасный для системы человек не может быть опасным и для всего

остального. Ведь одно другого вроде не исключает.

Запись №1

Звери начинают нервничать. Несутся по ровному ветру резкими рывками. Закидывают

разверстые пасти в занесенные колючей пылью выси, клацая клыками. Сворачивают в стороны

широкие шеи, щерясь в притихшую пургу. Мои ездовые скингеры скалят острые резцы в

простертую перед нами холодную пустоту – в ледяную пустыню, которой не видно ни конца, ни

края. Сколько ни старайся вглядеться вдаль ослепленными солнцем и снегом глазами, – взгляду

2

доступно только тусклое свечение. Среди него меркнет сияние Хантэрхайма – северной твердыни и

девяти крепостей, хранящих границы территорий “охотничьего царства”. Громадный город

вздымает высотные строения от стылого снег до черного космоса, от мерзлого камня до звезд. И с

закатом, и с рассветом над городом восходит ввысь зарево света, разлетаясь над ледяной пустыней

лучами, словно наша северная крепость – солнце всей нашей планеты, звезда всего нашего

пространства – нечто великое, вечное и несокрушимое. Только хилое мерцание скрывает мощное

сияние крепости солдат системы. За ним меркнет все вокруг – и высокие западные скалы,

засвеченные звездами и замерзшие в высокомерном молчании маяками, и могучая восточная гряда,

затянутая туманной мглой и тишиной, и зубчатый хребет, рокочущий грозами и разящая молниями,

всегда мечущимся возле его мрачных изъеденных ветрами и изглоданных драконами вершин. За

ним исчезает все – и светлая равнина, располосованная тонкими и темными расщелинами, и

коррозийная корка крепкого наста. Не различимы и клыкастые льдины, стоящие вдоль черных

пропастей сплошным частоколом, как воины стоят сомкнутым строем, или – одиночно, как стоят

часовые. Не заметны и их хрупкие льдистые острия, отсвечивающие каленой сталью, как копья,

или жестким железом, как колья. Сколько ни смотри во все стороны – на горизонте нет ни света, ни

тени… кругом только глетчеры и иглистый снег – осколки льда. Но мне известно, что скингеры

никогда не видят пустоты в замерзшей пустыне, как я. Они оповещают меня, что чуют опасность, –

чье-то зло, чей-то страх – чуют что-то, что еще незримо и незаметно мне… Я резким окриком и

щелчком хлыста остановил упряжку… Дал тягу, тормозя и крылатые “сани”… Всмотрелся в

предгрозовое свечение, простертое передо мной и в ширь, и ввысь… Вперился зорким взглядом в

свой путь, видимый мне одному, – не помеченный мной, не нанесенный на карты холодной

пустыни солдатами системы… Но никакой опасности мне не заметно – никого пришлого в поле

зрения нет… Щелкнул хлыстом, спустив в воздух трескучий разряд, и развернул скингеров против

ветра… Ангрифф, головной, взвыл вслед за ветром, ударившим ему в голову… Это еще не боевой

клич – это крик, предостерегающий подступающего врага… Я прервал вой, становящийся визгом,

режущим слух, ударом хлыста… Шибанул скингера по хребту изо всех сил… Но зверь в голос

огрызнулся, обернувшись ко мне… Я разогнал бич и рассек надбровье его злого глаза,

обращенного на меня… На этот раз я заставил зверя замолкнуть… Но он с усилием сдерживает в

горле гневный клич… Что-то разожгло его злой дух… Что-то заставило зверя вспомнить ярость,

угасающую с годами под моим кнутом, и его глаза снова загорелись огнем…

– Ангрифф! Не атакуй пустоту! Еще не пришло время нападать! Еще не видно врага! Слишком

рано вступать в сражение! Слушай приказ! Стой, Ангрифф!

Я напряженно всматриваюсь в слепящую снегом бесконечность… Нет, не вижу… Но в душу

закрадывается холод, заставляя меня сосредотачиваться перед сражением… Начинается метель…

Обзор сокращается… Ветер усиливается… А я все стою во весь рост на реющих в воздухе “санях”,

все смотрю поверх сгорбленных хребтов скингеров, стараясь различить врага среди бескрайних

снегов…

Скрэль угрожающе пригнул шею вслед за головным… Даже его брат, обычно спокойный

Стрель, тяжело припал к насту, щерясь в молчание белой мглы метели… Они тоже чуют угрозу…

Но не надвигающаяся буря заставляет Фйорна, замыкающего, тянуть постромки сильнее, тесня

впередиидущих зверей и скалясь ветру…

Я отключил затемнитель – сияние не ослепило незащищенные глаза… Холодное солнце скрыто

пургой – один колючий снег искрится в воздухе осколками его сияния… Но и проблески света в

тенях бурана не показали мне противника… Через пустые глазницы зверя мне не видно опасности

– я скинул шкуру на плечи… Мне мешает маска…

Крепчающий ветер ударил мне в открытое лицо сухой стужей… Я, вопреки строгому запрету,