По своему психологическому типу “элита” - невольники, рабы (посвященных, своих страстей и гордыни и т.п.): невольник реагирует исключительно на хозяйский командный окрик; как разбудить в нем достоинство человека? и сохранилось ли в нём вообще то, что будить? - это вопросы, на которые мы не знаем ответа иного, кроме одного: невольник сам должен вспомнить, что он изначально - свободный человек и должен вести себя соответственно достоинству человека, тогда люди и к нему обращаться будут по-человечному. Это известно издревле и издревле большинство к нему глухи: «Закон и Пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него…» - Лука, 16:16.
Если окрик не достиг успеха, то не следует льстить себя надеждой, и обманывать ею окружающих, что будь “Мертвая вода” написана уважительно и обходительно по отношению ко всем, кто в ней упомянут персонально, по отношению к тогдашней “элите” в целом и снабжена сопроводительной на имя тогдашнего земного “и.о. царя”, то она была бы услышана и с благодарностью принята в аппарате к учету в государственной деятельности высказанных в ней предостережений, что позволило бы избежать народам в нашей стране многих неприятностей. К сожалению, и скорбной печали в отношении многих погибших и преждевременно умерших и неродившихся граждан СССР, предостережения “Мертвой воды” оказались не “пустым злопыхательством” в отношении реформаторских усилий, а по существу сбылись.
Тогдашний “и.о. царя” - М.С.Горбачев и вся свора получили более чем достаточно ласковых и добрых писем от множества советских людей, которые относились к лидерам партии и органов государства с глубочайшим уважением и доверием, и писали им десятилетиями в искреннем наивном убеждении, что власти чего-то не видят и не понимают. Многие трудяги, партийные и беспартийные, не положившие лишнего в свой карман даже на законных основаниях, пытались их образумить годами, пока те делали свои чиновничьи карьеры, пытались образумить доброжелательно - без того порицающего отношения ко всем разновидностям социальной “элиты” и её хозяевам, которое определенно выражено в “Мертвой воде”; но “элитарное” хамьё просто плевало на них и глумилось над ними в своем узком кругу и в практически осуществляемой ими политике государства. И в “Мертвой воде” им было сказано: “Цыц!” - которому они не вняли: а зря…
Если бы “Мертвая вода” изначально была адресована широким читательским кругам, чей повседневный профессионализм находит приложение вне сферы государственного и народнохозяйственного управления, то и написана она была бы в ином эмоционально-смысловом строе.
Беда России имеют корни и в том, что за последнюю тысячу лет почти все стали такими “стеснительными”, а по существу - трусливыми, что избегают прилюдно назвать дурака - дураком, мерзавца - мерзавцем, паразита - паразитом, но, следуя правилам “вежливости”, изображают из себя, что они искренне не разумеют, кто дурак, кто мерзавец, кто паразит, кто лицемер. И большая часть претензий по поводу грубости языка “Мертвой воды” связана с этой особенностью, господствующей на протяжении последнего тысячелетия, как минимум в российской культуре, в которой благо-образ-ный мерзавец может всё, а правду о нём - ни в глаза, ни прилюдно - сказать не смей… С этим пора покончить и называть всё свойственными ему именами.
В информационном - содержательном отношении - “Мертвая вода” издания 1992 г. по-прежнему выше, чем любая из публикаций оппонентов, которые даже по её прочтении не смеют обсуждать её в прессе открыто, а только намеками, или же цитируют мелкие её фрагменты, избегая показать целостность. В ней многое сказано, но еще больше сопутствует по умолчанию сказанному в ней в соответствии с принципом дополнительности информации. И в этом её достоинство, поскольку безопасность каждого, кто с нею соприкасается, определяется тем, насколько его собственное целостное поведение согласуется со взаимной обусловленностью сказанного и сопутствующего ему по умолчанию в “Мертвой воде”.
При подготовке второй редакции, часть сказанного прямо в издании 1992 г., изложено заново, и при этом были раскрыты и некоторые из прежних умолчаний. Это не герметизм и не эзотеризм, ориентированные на сокрытие в иносказаниях и в символике информации: просто в принципе невозможно построить информационную систему ограниченной информационной емкости, в которое всё было бы определено по оглашению; всегда в ней есть нечто и по умолчанию. Но необходимо заботиться о том, чтобы принципы вводимые в систему по оглашению, подкреплялись принципами, введенными в неё же по умолчанию, и тем более, чтобы они все согласовывались с объективными процессами в объемлющих системах. В “Мертвой воде” этот стиль изложения удалось выдержать на достаточно высоком уровне, хотя и в ней есть ошибки, преимущественно фактические неточности: в частности, Одесским ВО в начале Великой Отечественной войны командовал не И.Е.Петров.
Второе издание первой части “Мертвой воды” (СПб, 1996 г.) с уточненным и расширенным изложением достаточно общей теории управления по существу дополняет “Краткий курс…” (издания 1994 и 1996 гг.), в котором народное хозяйство, в контексте социологии, описано математически с точки зрения теории подобия и теории управления, как многоотраслевая производственно-потребительская система. Достоинство этого описания в том, что в математические модели включены только реально измеримые и поддающиеся учету величины. Это отличает макроэкономические воззрения, высказанные в “Кратком курсе”, от безмерной болтовни марксистов и антикоммунистов на околоэкономические темы.
Вопросы религии и атеизма освещены в “Кратком курсе…”, поскольку мировоззренческая основа культуры общества определяет его судьбу на многие столетия вперед. Более подробно они затронуты в “Вопросах митрополиту Иоанну и иерархии Русской православной церкви”. С кончиной митрополита они по существу стали “Вопросами иерархии Русской Православной Церкви”. Эта работа хороша тем, что для вхождения в неё достаточен нулевой уровень “богословского” образования. В том виде, в каком она существует в настоящее время, она может быть и оставлена как исторический документ, обличающий Церковь. Чем большее время Церковь будет молчать и делать вид, что они ей неизвестны, тем значимее будет сохранение текста “Вопросов…” в их сложившемся к настоящему времени виде; тем более значимы будут и они сами и высказанные по их существу мнения. Лаодикийское лицемерие обрядоверующей иерархии (Апокалипсис, 3:14) для России к 1917 г. оказалось невыносимым и может стать со временем никчемным бременем: после 1917 г. “священство” попало в репрессии не безвинно, а за пропаганду библейской расовой доктрины ростовщического паразитизма, боговдохновенность которой ничем не знаменуется.
Самое неприятное и опасное: с “Мертвой водой”, “Кратким курсом…”, “Вопросами иерархии Русской православной церкви” - материальными носителями концепции, альтернативной библейской концепции ростовщического паразитизма и иным модификациям знахарской культуры, в обществе уже реально связана иерархия по умолчанию.
В иерархии по умолчанию - нет ритуалов, посвящений, дипломов, патентов на право деятельности, знаков различия, паролей и т.п. Но есть “духовность” по Б.Моносову (см. кн. “Бешеная скачка на бледном коне. Или по эту сторону магии”, СПб, "ИКАМ", 1992 г.), когда ведется осознанная или бессознательная оценка «меры иерархической значимости» - как своей собственной, так и всех окружающих без исключения, отрицающая единокачественное человечное достоинство людей: мнения, указания, замечания принимаются или отвергаются не осмысленные сами по себе, как таковые, а в зависимости от того, кто персонально их выразил. То, что будет без возражений принято от человека, воспринимаемого в качестве иерарха, - будет обдумано и получит осмысленное мнение в своей душе; но то же самое, в тех же словах и интонациях, будет грубо отвергнуто, если его посмеет выразить другой, кто воспринимается в качестве иерархически низшего; не говоря уж о том, что за кем-то вообще не будет признано право затрагивать те или иные темы.