— А на ребенка-калеку набрасываться, ручища­ми его хватать — это как, положено? — крикнула Степановна.

— Набрасываться тоже ни на кого никому не по­ложено, — сказал милиционер. — А кто у меня тут набрасывается? И прежде всего, граждане, где ре­бенок, о котором шум?

И только тут Вадим и Ася заметили, что, пока Степановна собирала вокруг них толпу, мальчик, из-за которого все началось, исчез. Может быть, его увела дама, вышедшая вместе со Степановной? Ее в толпе тоже не было видно.

— Делаю вам, гражданка, замечание, — сказал милиционер Степановне. — За беспричинные крики в воскресный день. И вам тоже, тем более вы оба молодые, сознательные, должны поддерживать по­рядок и культуру. А теперь давайте, граждане, разой­демся. Тихо, культурно, по-хорошему.

— Глупо как все получилось, — сказал Вадим. — Мы даже не знаем, где его теперь искать. Что-нибудь придумаем... Ну и баба на нас накинулась! — ска­зал он. — А голос у нее какой! — И они оба весело расхохотались.

— Смеетесь? — услышали они за собой голос Степановны. — Смейтесь! Смейтесь! Рады, что до времени сошло вам ваше безобразие?

— Оставьте нас, пожалуйста, в покое, — сказал Вадим негромко.

Степановна оглянулась. Рядом с ними никого не было. Тогда она подошла вплотную к Асе, плюнула ей под ноги и сказала:

— Плакать бы не пришлось!

Вадим усмехнулся.

— Не спешите, гражданка. Выложите все, что у вас есть на душе. Это весьма поучительно.

— Чтобы я с тобой, очкастый, разговаривать ста­ла! — снова налегая на слово «с тобой», крикнула Степановна и пошла от них прочь.

— Нет, она какая-то психическая, — сказала Ася растерянно.

— Если бы психическая! — вздохнул Вадим. И, помолчав, сказал: — Ты меня спрашиваешь, как я отношусь к религии. Могу сказать об этом спокой­ными словами. Буду преподавать в школе историю, а сам стану заниматься происхождением всяких пред­рассудков и суеверий. Но для чего? Просто так? Чтобы диссертацию защитить? Нет! Чтобы не стоять больше, как мы стояли на берегу этого озера, а знать, что нужно делать, когда не в книжках, а на­яву встречаешь такое. Я все время говорю и гово­рю, — оборвал он себя, — а ведь ты мне хотела что-то рассказать.

— Я тебе обязательно расскажу, — пообещала Ася. — Только не сейчас. Знаешь, я что-то вдруг уста­ла очень.

...Еще утром Асе казалось, что ей нужно обдумать только то, что она вчера услышала от Павла. А сколь­ко всего сразу обрушилось на нее! Она вошла в цер­ковь. Она увидела верующих на коленях и мальчика с парализованной ногой, который не захотел говорить с ней. А потом лицо Вадима, когда он рассказывал про Бруно, так, будто все это случилось вчера. А по­том черную стенку побирушек, которые окружили мальчика. И хриплый от ненависти голос Сте­пановны: «Плакать бы не пришлось!..» Достаточно на сегодня! Это все нужно обдумать. Со всем этим нуж­но как-то справиться...

Но почему, почему должно было так случиться, что она, Ася Конькова, должна ломать себе голову над тем, что ее до сих пор совершенно, ну, ни на одну минуту не интересовало, что для нее и не суще­ствовало вовсе? Как это несправедливо!

Все-таки хорошо, что вечером около книжного ма­газина будет ждать Геннадий. С ним можно посмеять­ся, поболтать, подразнить его. С ним просто и не нуж­но решать никаких вопросов.

Ну нет, ровно в восемь она к книжному магазину не пришла. Разговор с Вадимом ее растревожил, но серьезные разговоры серьезными разговорами, а все-таки как не заметить, что Геннадий уходил победи­телем! Появишься у книжного вовремя или окажешь­ся на углу первой, совсем задерет нос. «Привет, Ры­жик! — крикнет. — Ждешь недолго, надеюсь? Поря­док!» Словом, опоздать нужно было не меньше чем минут на десять.

У Геннадия тоже были свои соображения, когда прийти к книжному магазину, с каким видом стоять, какими словами встретить Асю. Но чем ближе под­ходило время к восьми вечера, тем меньше ему хоте­лось думать о том, что он мысленно называл «так­тикой» и в чем до сих пор считал себя специалистом. Без четверти семь, поглядев в зеркало, он вдруг уви­дел, что его по-дурацки постригли, что рубашка — зе­леная в черную клетку, за которой он специально ездил в Серпуховский универмаг, — не имеет никакого вида, и понял: напрасно радуется. Ася может и не прийти, наверняка не придет: такой характер.

Но все-таки Геннадий кинулся на кухню — гладить сорочку под галстук, хотя галстуков не любил, потом с маленьким зеркалом стал крутиться перед зеркаль­ным шкафом, старался разглядеть, действительно ли его скверно подстригли, как ему показалось. И, нако­нец, окончательно потеряв выдержку, позвонил своей разведке.

— Собирается! — шепотом доложил Андрей. Ему из всех Асиных знакомых больше всех нравился Ген­надий.

— Не врешь? — строго переспросил Геннадий.

— А я врал когда? — возмутился Андрей. — Вы вот не забудьте, чего обещали. Уже объявил в классе, что свой приемник на сборе показывать будете.

— Железно! — ответил Геннадий.

Он приободрился. Значит, Ася придет. Двадцать минут восьмого. Нужно набраться терпения. И вдруг ему в голову пришла великая мысль — как это он раньше не додумался! Он перебежал через двор к приятелю, с которым они в складчину купили зимой мотороллер. Было твердо условлено не трогать маши­ну до настоящей весны и сухих улиц, а уж тогда освоить ее как следует. На этом решении настоял Геннадий. Сегодня он начал от самых дверей с обезо­руживающего самокритического заявления:

— Слушай, я — болван. Почему мы должны ждать? Сегодня воскресенье, сегодня надо обновить машину. Заметано?

— Да ведь ты сам говорил... — начал приятель, который был тугодумом.

— Мало ли чего я буду говорить, а ты все будешь слушать? Где ключ от сарая?

— Я с ребятами к девяти в бассейн собирался, там сегодня вечером водное поло.

— А тебе зачем ехать? Я был не прав — значит, я один и исправлю ошибку. Так и быть, потрачу се­годняшний вечер, посмотрю, что и как с машиной...

Приятель еще и опомниться не успел, Геннадий уже выводил мотороллер из сарая.

Конечно, следовало бы подкатить к углу, когда Ася будет там стоять, крикнуть ей на ходу, не глуша мотора: «Прошу!» — на секунду остановиться, чтобы она могла сесть, и умчать ее по шоссе, по которому, как сказано в техническом паспорте, при хорошем состоянии покрытия мотороллер может  развивать скорость до семидесяти километров в час. Пусть почувствует, что нет в наше время других богов, кроме техники, а этого бога он, Геннадий, держит за рога!

И все-таки он подъехал к книжному магазину за­ранее. Носовым платком стер брызги грязи, пристав­шие к кремовому боку мотороллера, цветок, куплен­ный на углу, воткнул под ручку тормоза и стал ждать, ждать, как еще никогда и никого не ждал в жизни.

— Я не опоздала? — спросила Ася, хотя ей было твердо известно, что она пришла, как и собиралась, на десять минут позже назначенного. На ней был все тот же шарфик и все тот же ярко-синий беретик, но вместо пальто спортивная непромокаемая курточка, про которую Марина, пожав плечами, сказала, что вместе с этой прической она делает Асю совершен­нейшим мальчишкой, но что, может быть, так и надо. В этом тоже есть свой стиль!

— Ничуть ты не опоздала, — ответил Геннадий, хотя только что с отчаянием смотрел на часы. — Про­шу! — сказал он и показал на мотороллер небрежным жестом.

— Что это? — удивленно спросила Ася.

— «Вятка», — ответил Геннадий. — Мотороллер, отличная машина для езды в городских условиях. Работает на бензине с добавлением небольшого ко­личества автола. Развивает скорость до восьмидесяти километров в час. — Десяток километров он прибавил для важности. — Расходует три литра на сто кило­метров пути, берет запас на четыреста километров.  Так что я могу тебя хоть в другой город отвезти.

— Это твой? — спросила Ася.

— Наш, — загадочно ответил Геннадий и повто­рил: — Прошу! Садись. То есть сперва сяду я, а по­том сзади сядешь ты. И можешь за меня держать­ся, — разрешил он, усаживаясь на переднюю часть седла, а потом добавил, почувствовав, что Ася мед­лит: — Или за петлю держись, там есть такая под руками.