Ася отшучивалась, а сама думала, насколько бы­ло бы лучше, если бы Павел учился на каких-нибудь курсах вроде этих.

На стадионе в Тбилиси хозяева поля уже забили гостям два гола, а Павел все не шел. Когда он, на­конец, появился и Ася быстро пошла ему навстречу, один из будущих киномехаников, который так и не отходил от нее, сказал:

— Дождалась все-таки.

А другой, поглядев на Павла, присвистнул:

— Попова невеста, оказывается! Ну что ж, доход­ней оно и прелестней.

Ася не оглянулась и ничего не ответила. Огляды­ваться было не к чему. Отвечать было нечего.

— Приехала, значит, — сказал Павел.

Нельзя было понять, звучит его голос радостно или тревожно.

— Как видишь! — с вызовом сказала Ася. — При­ехала. И уже долго жду. И уже выслушала от твоего дружка, что приезжать было не нужно, а задержи­вать тебя нельзя. А ты мне что скажешь?

— Хорошо, что приехала. Я сам не свой. Места себе не нахожу.

— Что ж, мы так и будем тут разговаривать? Пойдем куда-нибудь отсюда.

— Пойдем, — согласился  Павел. — Только куда?

— А уж этого я не знаю. Тебе виднее.

Они пошли по шоссе и скоро оказались на при­вокзальной площади. Около автобусной станции не­терпеливая толпа усаживалась в голубые и красные автобусы, перекрикивалась с водителями, лузгала се­мечки, покупала мороженое, пела. И только Павел был напряжен и молчалив.

На площадь стремительно выкатил и остановился огромный серебряный автобус с красными полосами вдоль бортов, с занавесками на окнах, с высокими спинками мягких кресел, которые были видны сквозь толстые стекла.

— Дальний, — догадалась Ася. — Красивый ка­кой! Вот бы на таком поехать! Тебе бы хотелось?

— С тобой? Очень, — сказал Павел. И вдруг предложил: — Давай поедем! Прямо сейчас. Недале­ко. До следующего города.

— Ты это серьезно?

Но Павел, ничего не отвечая, убежал к кассе и вернулся с билетами.

— Ох, Павлик, какой ты молодец! — радостно сказала Ася.

— Автобус отправляется! — крикнул водитель.

Ну могла ли она подумать, что после иконной лавки, после очереди за святой водой, после завитых отроков, после девочки, упавшей на колени, после парня с блаженным лицом слабоумного она вдруг очутится в мягком кресле дальнего автобуса, который будет мчаться по шоссе в неизвестный ей и, навер­ное, прекрасный город!

— Как мне автобус нравится! — сказала она. — Смотри, сетки какие удобные. Жаль, положить нече­го. А кресла! В них, наверное, спать можно. И радио работает. А что это за ручка?

— А вы нажмите. Смелее! — сказал помощник, который сидел на низенькой скамеечке рядом с води­телем.

Ася нажала на ручку, и спинка кресла откинулась назад. Теперь можно было сидеть полулежа.

— Как интересно! — восхитилась Ася. — Жаль, что выходить скоро. Или мы еще немножечко про­едем?

— Мы еще проедем, — ответил Павел. — А когда-нибудь можем с тобой и подальше поехать.

Как только город, где помещалась семинария, ос­тался позади, с Павла спала напряженность мешав­шая ему говорить с Асей.

Он сказал:

— Я нехорошо ушел тогда. Я об этом всю неделю потом думал. И знаешь, что я решил?

— Погляди в окно, — перебила его Ася, — лес ка­кой! Уже зеленеет. Смотри, смотри!

Шоссе то плавно опускалось в ложбину, то плав­но поднималось на холм, то тянулось перед глазами прямой узкой лентой, то мягким полукружием огиба­ло прозрачные рощи.

И каждый километр пути, каждая новая перемена дороги, каждая новая картина в окне приводили Асю в восторг. Не может человек непрерывно много дней кряду думать только об одном и том же, тяжелом и неприятном. Вот так и она в автобусе забыла о том, что ее мучило. Она повернулась к Павлу — хотелось увидеть, как ему нравится дорога: она ведь умела чи­тать по его переменчивому лицу. Напряженной не­ловкости в нем больше не было, но радости не было тоже. Он не в окно глядел, он глядел прямо перед собой, и губы у него были сжаты: думал, готовился к разговору. И она сразу все вспомнила. Да и как она могла забыть то, из-за чего сюда приехала?!

Автобус остановился на городской площади, и шофер объявил название города. Оно звучало былин­ной древностью. Вместе с ними вышла компания сту­дентов: ребята с тощими рюкзаками, девушки с фо­тоаппаратами, все в спортивных костюмах и тяжелых походных ботинках. Последние километры пути они весело спорили о дальнейшем маршруте, стукаясь головами над помятой картой, а как только автобус остановился, стремительно зашагали по шоссе, затя­нув песню: «В первые минуты бог создал институты, и Адам студентом первым был...»

Ася поглядела им вслед, и так же, как у входа в школу киномехаников, ей захотелось, чтобы Павел был одним из этих парней в распахнутой куртке и яркой ковбойке, с походным мешком за плечами, — честное слово, ему бы все это очень пошло! — с кар­той в руках и чтобы бог существовал для него только в шуточной песне. «Павел — студент, — сказала бы она дома, — и в воскресенье я с ним и его товарища­ми отправляюсь в поход».

— Куда мы тут? — спросила Ася. Почему, в самом деле, она должна решать все за него? В Москве она всегда говорила, куда идти, что смотреть. В Москве она была главной, а сюда ее привез Павел. Она даже не ожидала от него такой решительности. Оказывает­ся, он может быть и таким. Очень хорошо. Пусть те­перь сам говорит, куда идти, что делать.

— Все равно куда, — сказал Павел. — Главное, что здесь мы одни. Можем спокойно поговорить. Здесь нам не помешают.

— А чего ты боишься? — спросила она. — Не здесь, а там, у себя.

— Я ничего не боюсь, — ответил он неуверенно. — Но есть люди, с которыми мне бы не хотелось встре­чаться, когда мы с тобой.

— Я и говорю: боишься. Ну, не обижайся, не бу­ду больше. Давай походим, поговорим. Город этот посмотрим.

— Обязательно посмотрим, — сказал Павел. — Вот погляжу только, когда обратный автобус, и мо­жем пойти, куда хочешь.

Вернулся он от кассы встревоженный. Обратный автобус должен прийти только к вечеру.

— Опоздаю я! — испуганно сказал он. — Не рас­считал! Как же это?.. — Он поглядел на Асю. У нее на лице, когда Павел заговорил испуганным голосом, вспыхнул румянец. И Павел ответил, подбадривая сам себя: — Ну и опоздаю, ну и подумаешь!

— Я же говорю, что боишься, — сказала она. — Всего боишься. В кино со мной пойти боишься: вдруг увидят? По городу своему пройти боишься. Теперь опоздать боишься. Может, лучше мне остаться, одной тут погулять, а тебе уехать на попутной машине, а?

— Ну что ты говоришь! — громко сказал Павел, взял ее под руку и повел прочь от автостанции, но все-таки еще раз оглянулся на расписание.

Они шли молча. Потом Павел спросил:

— Ну, как ты жила эту неделю?

Асе казалось, что когда она увидит Павла, она выскажет ему сразу все. Но она ответила одним словом:

— Обыкновенно. — А потом спросила: — А ты?

— И я обыкновенно. В кино ходила?

— Нет, в кино не ходила. Занята была, — ответи­ла Ася.

Как странно, что они говорят о пустяках, будто ему не о чем больше спросить, будто ей нечего больше сказать.

— А я была в церкви, — объявила Ася.

Павел посмотрел на нее недоверчиво.

— Честное слово, была.

Но Павел этому не обрадовался. Спросил тревожно:

— Ты-то зачем туда пошла?

— Как ты не понимаешь, Павлик? Мне же интересно, кем ты собираешься стать, что собираешься делать. А я никогда раньше не была в церкви. Мне захотелось увидеть, что там делают. Разобраться за­хотелось, — сказала она любимым словечком Вадима.

— Ну и как, разобралась? — угрюмо спросил Павел.

Они шли по маленькому городу, где их никто не знал, они шагали то по просыхающему тротуару, то по влажной весенней земле, чмокающей под ногами, то по берегу реки неширокой, но такой полноводной, что казалось: вода налита в ней вровень с берегами. И Ася своим звонким голосом рассказывала Павлу о том, что увидела в церкви. Павел слушал, морщил­ся, хмурился, а потом спросил:

— Ты нарочно так рассказываешь?