— Ну и лети, — буркнула я, смотря ему в след, и тут мое внимание привлекло что‑то, чего раньше не было.

Возле горы у самого ее подножия стоял человек! Это была девушка с длинными, кудрявыми, огненно — рыжими волосами. Они развивались на ветру, создавая иллюзию горящего пламени. Её лицо я разглядеть не могла, так как она стояла слишком далеко, но была уверенна, что это была именно девушка, такой хрупкой она казалась, что сомнений не возникло.

Меня вдруг поразило непонятное беспокойство. Я стояла и смотрела на это виденье и, все больше и больше мне переставал нравится этот сон. Я гораздо спокойнее себя чувствовала без воронов и людей.

Внезапно девушка махнула рукой. Я приросла к месту. Что делать? Махнуть в ответ? Убежать? Она, тем временем, начала жестами подзывать меня к себе.

«Нет», — сказала я, и сделала шаг назад.

Я открыла глаза. В квартире была давящая тишина. Резко поднялась с пола и огляделась. Ворона нигде не было. Я бросилась в кухню, спотыкаясь еще неокрепшими ногами, но и там ворона не было. Вернувшись в зал и плюхнувшись на диван, задумалась.

Может мне все это приснилось? Наверное, я отключилась еще до появления птицы. Стряхнув с себя остатки сна, поковыляла на кухню, отведать утреннего кофе. Солнце только — только начало освещать крыши домов, так что налив себе кружку горячего напитка, вышла на балкон полюбоваться на игру бликов от соседних окон. Мне всегда нравилось наблюдать за игрой солнца. Отражаясь от окон и падая на стены соседних построек, лучи приобретали очертание неких иероглифов, что приводило меня в дикий восторг. Считаю, что таким образом солнышко разговаривает с людьми. Я, кстати, даже находила в книгах некоторые из них. В последний раз это были «дружба» и «удивление». Я фотографировала «солнечные иероглифы» чтобы не забыть и приклеивала к стене с подписями, что они означают. Таких фотографий у меня было уже штук пятнадцать.

Но сегодня, я не столько наблюдала за окнами, сколько думала о своем ночном сновидении. Две недели подряд не было никаких изменений и как только они появились, я испугалась. Глупо. Даже начала на себя злиться за то, что так опрометчиво поступила и струсила подойти к рыжей девушке. Инесса Егоровна говорила, что это мое подсознание программирует меня на перемены, а я выходит, сама от них убегаю. Неразумно с моей стороны.

Я ушла с балкона преисполненная уверенности, что в следующем сне непременно подойду к незнакомке и узнаю что ей нужно.

Весь день был свободен, так что долго думать, чем мне сегодня заняться не стала. Единственное, нужно сходить в магазин за какими‑нибудь плюшками для Родьки, он обязательно завалится в гости и естественно без предупреждения, а у меня одни сосиски в холодильнике. Он всегда так делал по субботам. Я на это не обижалась и всегда припасала для него какие‑нибудь вкусняшки, потому что ел он их с удовольствием.

С некоторых пор, кстати, он начал просить меня показывать, как правильно разбавлять краски и с чего правильно начинать рисовать. По части красок я ему помогала, а вот с рисунками было сложней, я никогда не рисовала так, как правильно, чем вызывала театральное неодобрение учителя класса ИЗО, поэтому отделавшись незамысловатым: «Начни с того, как сердце подскажет», угомонилась, и Родьку это объяснение тоже удовлетворило. Так что мы продолжили мирно существовать. Он, кстати, был очень умным парнем, с весьма разнообразным кругозором, поэтому не удивилась, впервые услышав его просьбу. Он жил по принципу: чтобы понять — нужно попробовать. Вот я, например, никогда бы не смогла заняться чем‑то, что не понимаю, как танцы, например, или какой‑нибудь баскетбол. Нет уж, увольте.

Это утро я решила посвятить рисованию, а после обеда пришлось прогуляться до магазина, тем более, что погода располагала к прогулкам. Всю дорогу пребывала в раздумьях, решив позвонить Инессе Егоровне и рассказать о произошедших изменениях в моем сне. Вернувшись, обнаружила на лавочке перед своим подъездом Родьку, который щурясь, всматривался вдаль. Зрение у него было плохое, но он не хотел носить очки, наверное, стеснялся, что выглядит в них чересчур умным. Я считала что выглядит он, что в очках, что без них мальчишом — плохишом и ничто ему тут не поможет, дело, скорее всего, в самом лице. Оно у него, было… не знаю даже как сказать, дерзким, что ли. Еще если приписать ко всему этому темно — синие миндалевидные глаза в обрамлении длинных ресниц и высокий рост, то зубрилой его точно не назовешь.

— Привет Мартина, — улыбнулся он, увидев меня.

— Привет, — улыбнулась в ответ, и добавила: — А я как раз купила булочки с маком, чай будешь? Пошли.

— Буду, — он вскочил с лавки и отобрал у меня пакет, хотя тот был не тяжелый.

Помимо всех его достоинств, Родька был очень галантен, не знаю откуда это у него, но эта его черта мне ужасно нравилась.

— Я т — тоже шоколада набрал, — довольно сообщил он.

Дома мы заварили чай и уселись за кухонный стол. Родька молчал, поглощая булочки и всматриваясь в мое задумчивое лицо, а я размышляла о вороне из своих снов и уплетала свое излюбленное блюдо — сосиски.

— К‑как твои сны? — словно прочитав мысли, спросил он.

Я встрепенулась и удивленно посмотрела на друга. Телепат, блин.

— Снятся… — пожав плечами, ответила я, вспомнив, что что‑то говорила ему про них. — Но хоть уже не одно и то же.

— Да? Это хорошо, — задумчиво сказал он.

— А почему ты спросил?

— Да вспомнил п — просто, — Родька снова отпустил глаза вниз, задумчиво пережевывая сладости. А я внимательно на него посмотрела и подумала, что сегодня будет такой же день, как и всегда, но хотелось, чтобы это было не так.

— Родь, а пойдем сегодня погуляем? Ну, или в кино сходим? — я внимательно следила за его реакцией, Родькино лицо не выражало никаких эмоций. — Сегодня такая погода хорошая.

Видимо Инесса Егоровна оказалась права на счет изменений. Обычно меня без надобности на улицу не вытащить.

— Видимо в лесу п — последний медведь сдох, раз ты п — погулять решила, — хмыкнул он. — Пойдем конечно, я уж думал, не д — доживу до этого дня.

Весь день мы гуляли в парке и ели мороженное. Позже посетили местный зоопарк, в котором раньше мне не доводилось бывать. Я с бурным восторгом носилась от клетки к клетке, что Родька еле успевал за мной уследить. Он не выдержал, когда я начала кормить яблоками с рук горного козла. Отобрав у меня провизию и проворчав что‑то на счет отсутствия у меня чувства самосохранения, он потащил меня к выходу.

Потом мы сходили в кино на новый мультик, который нам очень понравился. Вернее мне. Родька отнесся к новинке кино весьма спокойно, в отличие от меня. Насмеявшись до боли животе и, объевшись попкорна и начоса, мы довольные, с чувством выполненного долга, взяли себе по шматку сладкой ваты и поплелись домой, все еще обсуждая этот мультфильм. Я по обыкновению трещала не замолкая, а Родька молча слушал и иногда кивал.

— Родь, а почему ты со мной дружишь? — вдруг решила поинтересоваться я.

— Что за глупый вопрос. П — почему ты спрашиваешь? — удивился он.

— Ну, я ведь знаю, что со мной не так уж и весело, откровенно говоря, даже скучно, а ты такой… ну в общем, я думаю, что у тебя куча более интересных друзей.

Родя остановился и долгим серьезным взглядом посмотрел мне прямо в глаза.

— Мартин, с тобой не скучно.

— Да ладно, — смутилась я, засунув себе в рот огромный кусок ваты, который с трудом в нем уместился.

— Решила она задать вопрос после дохренадцати лет дружбы, — приподняв брови, констатировал он.

— Весна, — пожала я плечами. — Ну, кроме меня ты же много с кем общаешься?

Он снова резко остановился и тихо спросил:

— Я н — надоел тебе?

— Нет, нет, конечно! — поспешила заверить я, вот всегда он так. — Просто интересно.

— Мартина т — ты мой друг, я тобой дорожу. Ты не такая как все, большинство людей совсем не интересны. Ты же ни на кого не похожа.

— Ну, а у меня какие интересы, кроме книг и рисования?