— Ты! — вскричал Оливье. — Ты хочешь бороться с Томом Поуелем! Я ни за что этого не допущу.
— Почему? — пролепетал огорченный Лоран.
— Потому что он убьет тебя с первого же кулака. Если мне не веришь, спроси Дика. Он тебе то же самое скажет.
— Граф совершенно прав, — заметил Дик. — Я вам сейчас объясню. Вы умеете фехтовать?
— Даже очень хорошо.
— Что бы вы сказали, если бы какой-нибудь человек вышел на дуэль, не умея держать в руках шпаги?
— Я бы сказал, что он сумасшедший!
— Точно так же и в боксе. Вам нечего и думать о том, чтобы состязаться с Томом Поуелем.
— Так неужели дерзкий вызов останется без ответа? — с огорчением спросил Лоран.
— Нет, мы сейчас идем на сходку в ресторан Колле, где и будет обсуждаться этот вопрос.
В назначенный час наши друзья явились на сходку. В ресторан уже собралось человек до пятисот французов. Виллиго не было с друзьями, потому что он ушел куда-то и еще не возвращался.
На собрании канадец был выше всех головою: его рост и сложение сейчас же обратили на себя всеобщее внимание и вызвали рокот восторга. В уме у всех присутствующих невольно мелькнула мысль, что ему следует быть представителем Франции.
Председателем сходки был выбран банкир Морис Голлар, который немедленно открыл совещание предложением решить вопрос: принимать или не принимать вызов? Вопрос был решен единогласно в утвердительном смысле. Тогда Голлар обратился к собранию с предостережением.
— Господа, Том Поуель противник серьезный. При выборе бойца за Францию следует быть крайне осмотрительными и не спешить, а хорошенько взвесить физические качества кандидата.
Эта краткая речь была встречена рукоплесканиями. Она предостерегала против тех людей, которые заявили бы себя кандидатами только из жадности к деньгам, так как уже была открыта подписка для награды в пользу того, кто выступит соперником английского силача, все равно, победит он или нет.
Однако этот последний был так страшен, что вызвалось только пять человек, желающих с ним померяться. Будь эта дуэль на холодном или огнестрельном оружии, их, наверное, вызвалось бы больше сотни, но бокс — искусство специально английское, в котором французы далеко не мастера.
Когда желающие начали понемногу выходить из толпы, глаза всех устремились на канадца. Собрание, видимо, интересовалось узнать, какое решение он примет. Дик обменялся несколькими словами с графом Лорагюэ. Собрание тревожно дожидалось. Но вот канадец тихо и скромно, без малейшего хвастовства направился к эстраде. Громкое «ура» и оглушительные аплодисменты пронеслись по обширной зале ресторана; прошло несколько минут, прежде чем президенту удалось успокоить митинг.
При этой дружной овации остальные кандидаты проворно спрыгнули с эстрады и, желая показать, что они охотно уступают честь Дику, тоже принялись кричать «ура», и аплодировать. То был для Дика настоящий триумф. Когда наконец водворилась тишина, президент взволнованным голосом объявил Дика Лефошера борцом за французов.
Дик поблагодарил соотечественников за единогласный выбор и тут же объявил, что всю подписную сумму он жертвует в пользу французской больницы, которую собиралось устроить местное благотворительное общество. Такое бескорыстие окончательно растрогало присутствующих, и они немедленно открыли подписку для поднесения своему борцу золотого кубка на память об этом дне.
V
Борьба. — Таинственное предостережение. — Функаль и сыщик Люс. — Слишком поздно. — Победа чемпиона Франции. — Вечер в клубе. — Еще одно предостережение. — Могила Оливье.
Между тем праздник шел своим чередом. Смотр уже кончился, мельбурнские власти завтракали на борту броненосца. «Виктория», где, между прочим, находились генерал-губернатор, адмирал и все офицеры.
За десертом пришло известие, что какой-то француз принял вызов Тома Поуеля. Головы пирующих были уже разгорячены вином, и известие было принято с шутками в британском, несколько грубоватом вкусе.
После завтрака все отправились на берег, где назначено было состязание. Подле арены, огражденной железными цепями, были устроены трибуны для почетных зрителей. Толпа теснилась кругом. Перед трибунами стояли борцы со своими дядьками; обязанность последних состояла в том, чтобы следить за правильностью ударов и вообще разрешать все могущие возникнуть вопросы о порядке боя.
Судья поединка не имел права объявлять кого-нибудь победителем; он должен был ограничиться только заявлением фактов, причем было условлено, что бой должен считаться оконченным, если кто-нибудь из противников попросит пощады или пролежит на земле более пяти минут.
Дядьками Дика были Лоран и Оливье. В первое время граф нисколько не беспокоился за Дика и был полон радостных надежд на его торжество. Но при выходе из гостиницы какой-то нищий сунул ему в руку записку и сейчас же скрылся в толпе. В записке значилось:
«Сегодня ночью лазутчик Невидимых заплатил Тому Поуелю 250000 франков за убийство Дика Лефошера».
Оливье немедленно сообщил другу содержание записки, говоря:
— Видите, они переменили фронт и принялись за вас, чтобы легче справиться со мною.
— Мистер Поуель продал шкуру еще не убитого медведя, — просто заметил Дик. — Невидимые очень хорошо попались со своими деньгами.
— Это, должно быть, господин де Функаль извещает, — продолжал Оливье.
— Только теперь, пожалуй, уж поздно.
— Напротив, теперь самая пора, — возразил Дик. — Я приму свои меры…
В глазах канадца блеснул недобрый огонек, но сейчас же потух, и он продолжал совершенно спокойно:
— Ваш батюшка сделал превосходную находку. Господин де Функаль неоценим.
Но уверенность Дика не сообщилась графу. У него защемило сердце, когда затрубили к началу боя и приступили к обычным предварительным формальностям.
Прежде всего судья поединка представил всех четырех бойцов генерал-губернатору и лорд-мэру. Глядя на могучие формы Тома Поуеля, англичане пришли в восторг и потребовали, чтобы музыка проиграла «Rule Britania» в честь героя дня.
На противоположной стороне царила глубокая тишина. Когда замолк последний звук оркестра, канадец в свою очередь выступил вперед, чтобы представиться властям. До сих пор он держался скромно, в стороне, и на него не обращали внимания, но, когда он выдвинулся вперед, шум утих среди англичан, и они поняли, что готовится бой нешуточный.
Впечатление усиливалось еще вследствие глубокой тишины в лагере французов и американцев, которая составляла резкий контраст с шумным восторгом англичан. Даже Том Поуель притих и покинул свою хвастливо-вызывающую позу. Быть может, в первый раз в жизни он почувствовал страх перед противником.
Затем приступлено было к метанию жребия, которое должно было решить, в каком порядке бойцам выходить на состязание. Том Поуель тревожно следил за этой формальностью. Он чувствовал, что если первому выходить достанется Джемсу Тайлеру, то после борьбы с этим сильным противником ему, Поуелю, будет мат, потому что с канадцем он тоже не сладит вследствие сильного утомления. Английский силач стал даже раскаиваться в своем хвастовстве, побудившем его вызвать на бой все национальности одновременно.
Но судьба смиловалась: первый номер достался негру Сэму, второй Дику Лефошеру, третий американцу, а четвертый ирландцу.
Однако он все-таки подвергался опасности. Даже если бы он и победил француза, то, во всяком случае, вышел бы из боя в таком плачевном виде, что торжество американца было бы несомненно.
Эта мысль пришла в голову всем англичанам. Том Поуель упал духом. Послали тайную депутацию к лорд-мэру, который пригласил к себе судью боя и поговорил с ним. Судья обещал после боя с Диком остановить бокс и отложить его до другого дня. Это он мог сделать собственною властью по правилам боя.