— Я, конечно, не могу идти против желания графа, — сказал Биган конфиденциальным тоном Дику, — и, когда он на судне, должен ему повиноваться. Но все, что здесь творится эти две ночи, слишком похоже на чертовщину, чтобы предвещать что-либо доброе! Употребите на графа ваше влияние, господин Дик, и постарайтесь уговорить его, чтобы он позволил нам вернуться к пристани. Я предчувствую, что нам здесь грозит какая-то серьезная и большая беда, быть может, даже какое-нибудь непоправимое несчастье!

— Я думаю так же, как вы, Биган, — согласился с ним канадец. — Но что делать, никто не может уйти от своей судьбы!

— Конечно, но все-таки на берегу мы были бы в меньшей опасности, по крайней мере хоть видели бы ее!

Вдруг из груди капитана вырвался подавленный крик, и он чуть было не лишился чувств.

— Что с вами? — спросил Дик, поспешив поддержать его.

— Смотрите… там! — прошептал капитан заплетающимся языком и указал рукой под бокборт.

Действительно, на расстоянии менее двухсот сажен виднелся удлиненный черный выпуклый предмет, неподвижный и грозный, напоминающий спину кита или кашалота.

Дик подозвал к себе Оливье.

— Смотрите, — сказал он ему, не скрывая своего волнения, — что это, мираж или плод воображения?

— Это точное повторение вчерашнего случая; призрак это или действительность, мы это сейчас увидим! Ведь за этим мы и предприняли эту поездку. Капитан, прикажите зарядить кормовое орудие картечью!

— Мой долг повиноваться, господин граф, — отвечал суеверный бретонец, — но я должен сказать, что все мы погибли!

Командиру «Феодоровны» было отдано то же самое приказание; «Феодоровна» находилась в данный момент несколько впереди «Марии», так как последняя маневрировала, чтобы перерезать путь огню, и потому несколько отстала.

— Ле Гюэн, начинайте! — скомандовал Оливье.

Наступила минута тягостного ожидания. Канадец решился проститься с жизнью и был совершенно спокоен. «Что суждено, того не избежишь» — говорил он, как истинный фаталист, и это придавало ему мужества и бодрости.

— Слушай! Заряжай… Целься!.. Пли! — прозвучала в тишине ночи команда Ле Гюэна, и голос его звучал твердо и спокойно благодаря тому, что он сознавал, что исполнял свой долг.

Прогремел выстрел, и целый град картечи посыпался на черный выпуклый предмет. Когда же дым рассеялся, загадочный предмет остался на том же месте, и картечь, очевидно, не причинила ему ни малейшей царапины. Но прежде, чем удивленные свидетели этого факта успели обменяться двумя словами по этому поводу, вокруг «Феодоровны» забурлила и запенилась вода, подымаясь высоким столбом, и тотчас же раздался голос Ле Гюэна:

— Тонем! Помогите! Мы идем ко дну!

«Феодоровна», разрезанная надвое, стала тонуть на глазах у всех. Все это случилось менее чем в полминуты, и притом совершенно беззвучно; ничего, кроме движения воды, не предвещало катастрофы. На «Марии» все обезумели и потеряли головы; все ждали для себя той же участи, но, к счастью, этого не случилось, и Биган, сумевший в момент реальной опасности вернуть» все свое спокойствие духа, не теряя ни секунды, принял все меры для спасения погибающих товарищей. Вскоре все шесть нагарнуков, составляющих экипаж «Феодоровны», Ле Гюэн и механик Дансан были приняты на «Марию». К счастью, никто из них не был ни ранен, ни зашиблен в момент катастрофы. «Мария» была под парами, и Биган, не признававший в такую минуту никакой другой власти на судне, кроме своей, тотчас же направил яхту к берегу и стал уходить на всех парах. И что же? Громадная черная масса, все время остававшаяся неподвижною, вдруг также тронулась следом за судном и, следуя за ним в кильватере, постепенно развивала все большую быстроту, наконец опередила «Марию» и, как накануне, три раза обошла вокруг нее, затем скрылась, пойдя, как камень, ко дну.

Страшно взволнованный, Оливье был почти насильно уведен канадцем и Лораном в каюту, и только в тот момент, когда «Мария» подошла к пристани, все наконец вздохнули с облегчением.

Вернувшись в имение, Оливье собрал своих друзей на совет; в том числе были приглашены и командиры обоих судов, а также оба механика, чтобы обсудить всем вместе случившееся. Конечно, большая часть приписывала все сверхъестественному влиянию, но на стороне Оливье стояли оба механика как люди, более близко стоящие к науке и слыхавшие кое-что об электричестве. В связи со словами письма Люса эти трое сознавали, что все случившееся, то есть и огонь, горящий на воде и под водою, и гибель «Феодоровны», — все могло быть приписано электричеству.

Тукас и Дансан, конечно, были тоже люди простые и не Бог весть с каким научным балластом, но они оба прошли и окончили школу прикладных знаний по морскому делу, прошли курс механики и, так сказать, расширили круг своих познаний и в других областях науки, а также были знакомы, конечно, с электричеством и многими его применениями.

Но был один пункт, в котором сторонники сверхъестественного как будто торжествовали: каким образом могли люди, пользующиеся для всех этих фокусов электричеством, доставить сюда, на дно озера, в самое сердце Австралии, эти электрические машины, когда не было возможности появиться в буше ни одному европейцу без того, чтобы это сразу не привлекло внимания как туземцев, так и лесных бродяг?! Как же могли бы пройти незамеченными эти сложные машины, для доставки которых непременно потребовался бы целый караван мулов и погонщиков?! Кроме того, допустив, что они прошли, не будучи никем замечены, весь австралийский буш, как могли они миновать территорию нготаков, нирбоасов, дундарупов и нагарнуков, со всех сторон окружающих это озеро?!

Как и всегда в подобных случаях, эти рассуждения не привели ни к чему, и всякий остался при своем мнении, что, однако, не помешало самому искреннему единению друзей.

— Слова и взгляды ничего не значат, — заметил канадец, — важны только чувства, связывающие нас. Пусть это будут призраки, созданные нашим воображением, или механическая сила, применяемая нашими врагами, мой милый Оливье, мы с одинаковым упорством будем отстаивать против них вас и себя!

— Как бы то ни было, во всяком случае, нам предстоит борьба не с одними призраками, раз Невидимые снова собираются вступить с нами в препирательство! — сказал полушутливо Оливье.

Между тем эта борьба не на жизнь, а на смерть уже началась, но благодаря письму Люса и экспериментам Красного Капитана, желавшего испробовать все приспособления «Римэмбера» и его двух спутников, Оливье и его друзья были, так сказать, предупреждены.

В ту же ночь несколько сторожевых постов было расставлено по берегу озера и вдоль ограды поместья.

Исчезновение Таганука ничуть не нарушило программы завтрашнего дня, так как, согласно туземным обычаям, даже ближайшие родственники его могли участвовать в празднестве, и до тех пор, пока не всплывет его труп, он не признавался погибшим.

В ожидании наступления завтрашнего дня и торжества мы воспользуемся маленьким перерывом в ходе событий в жизни наших друзей и заглянем на «Римэмбер», чтобы дать некоторые пояснения к ряду фактов, закончившихся гибелью «Феодоровны».

Первая встреча Красного Капитана с судном Ле Гюэна была чисто случайная; вторая же, напротив, была заранее предусмотренная. Джонатан Спайерс совершенно правильно предвидел, что капитан маленького судна перескажет обо всем случившемся владельцу поместья и возбудит его любопытство и желание лично удостовериться в истине его слов, и потому решил задать репетицию вчерашнего представления.

Во всем этом он не видел ничего, кроме простой игры и случая проверить исправность всех деталей скомбинированных им машин. Этот каприз Красного Капитана сильно возмущал Ивановича, который не без основания утверждал, что совсем незачем делать подобные предостережения обитателям Франс-Стэшена. Он предвидел, что достижение его цели сильно затруднится, если молодой граф будет, так сказать, о многом предуведомлен заранее и будет держаться настороже. Но ввиду того плана, который созрел теперь в его голове, казак не решался даже и в самых почтительных выражениях формулировать свои соображения и опасения.