— Все, возвращаемся, вылетаю, рейс такой-то!

А я ему:

— Эдичка, у нас девочка!

— Не может быть, — закричал он в трубку. — Ведь еще рано!

Тут моя мама Леночку к трубке поднесла, она ему первое «мя!» и сказала.

В это время и у Виктора Аничкина родилась девочка, так они вместе прямо в Аэропорту это радостное для обоих событие и отпраздновали.

Приехал Эдик домой, глянул на дочку, а потом улегся на кровать и, наверное, часа два лежал, смотрел в потолок — такой у него шок был. Лена ведь малюсенькая родилась, крошечная, а Эдик-то богатырем на свет появился. Вот, скорее всего, он свои пять кило с ее двумя килограммами семиста граммами и сравнивал. Но ничего, к году она всех своих сверстниц переросла — двенадцать килограммов!

А после английского чемпионата мира мы в трехкомнатную квартиру перебрались, ее нам лично Машеров выделил. Там у нас тоже сперва обстановка очень скромная была — один ковер лежал. Пока Эдик на сборы и международные матчи ездил, мы там с девочками из институтской группы не раз собирались, готовились вместе к экзаменам, а заодно и праздновали их сдачу. Когда я закончила институт, Леночке было уже три года.

Потом у нас Анютка родилась. Эдик вообще-то не хотел вторую девочку. Я когда забеременела, он все говорил: «У нас никого не будет!» Я отвечаю: «Буду рожать, хоть выгоняй!» А он за свое: «Я знаю, будет девчонка, а девчонка нам не нужна!» Вот так общались, а точнее, на эту тему месяцев шесть вообще не говорили. Лишь потихонечку он с мыслью о втором ребенке свыкся. Но действительно родилась девочка, и опять его не было дома — как он возвращался в такси с вором-рецидивистом, Эдик уже рассказывал. А там и Катюша появилась, самая маленькая, теперь его любимица.

Такая жизнь была… Были, конечно, ссоры, и ссорились мы очень сильно, и страсти бушевали…

Эдик, безусловно, был звездой, по всем статьям. А значит, поклонницы надоедали письмами и звонками. Потом как-то все улеглось. Но я уже институт закончила, а все приходилось сталкиваться с пересудами по поводу нашего семейного положения. Как-то на работе моя коллега рассказала, что ее дочка принесла в дом такое известие: Малофеев с женщиной живет не расписанный, дети незаконнорожденные, и то да се. Так что страсти женские вокруг него долго не утихали.

Но мы оба ревнивыми оказались, поэтому «жарких бесед» хватало. Хотя, с другой стороны, мы все время вместе были, Эдик никуда без меня не ходил. И я ни один футбольный матч не пропустила, хотя сперва футболом не увлекалась. А теперь, за столько лет, мне кажется, что я уже стала что-то соображать в этой игре. Во всяком случае, недавно коллега Эдика мне сказал, что у меня вовсе не «кухарское» мнение о футболе, а аргументированное и терминологически выверенное, вот так. Если же говорить об эмоциях, то у меня на футболе душа поет, особенно когда вижу яркую зеленую поляну. А если она еще и пострижена хорошо!..

Я не могу усидеть дома, когда играет команда моего мужа. Правда, первое время очень нервничала, переживала, мне даже плохо делалось, а вот дома усидеть все равно не могла. И на тренировки, когда Эдик в детской футбольной школе работал, всегда ходила. Он ведь был директором, а поэтому отсматривал не только свою команду, но и все остальные. Мы тоже с Леночкой и Анюткой «отсматривали» — игры-то в основном в выходные дни. Брала я с собой детей, три термоса и шла на стадион. Так девочки около футбольного поля и выросли.

А как в Бресте все начиналось! Вроде бы величина, знаменитость, а не заладились отношения с руководством клуба. Звонит мне как-то Эдик ночью в Минск — не встретили, гостиницы нет, ночует на вокзале. И голос дрожит. Я на следующий день с работы уволилась, поехала к нему. Первое время жили в какой-то захудалой гостинице. Ему психологически там было очень тяжело — я и про команду говорю, и про бытовые условия. На сборы приехали, так на базе ни кроватей, ни матрасов, брали в соседнем санатории. На первую игру я не поехала: женщина в автобусе — к беде, примета такая. Но и без меня они проиграли. Тяжелый у него тогда разговор с начальством случился, очень тяжелый. Потом пошли одни победы.

Чтобы не было недоразумений с судейством, Эдик с собой все время кинокамеру возил — она была без пленки и, честно говоря, вообще не работала, но он с камерой для устрашения судей весь матч вокруг поля бегал и делал вид, что снимает.

Я с командой где только не побывала! Всю Прибалтику объездила, до Мурманска добралась. Детей мы отправили к маме в Коломну, а сами жили на небольшую зарплату в гостинице.

А в середине первого круга за Эдиком ребята из минского «Динамо» приехали… В общем, мы снова в Минск отправились. Причем только-только в Бресте квартиру получили и порядок в ней навести успели. Я вернулась работать на кафедру в технологический техникум, преподавала механику, сопромат, детали машин.

Конечно, все свои переживания, волнения, связанные с минским «Динамо», Эдик приносил домой. Возможно, рассказы о них, о принятии того или иного решения, помогали ему утвердиться в собственной правоте — я всегда была лишь «слушателем проблем», но никогда и не пыталась стать советчиком в футбольных делах. Мне кажется, я понимаю, почему Эдик отказывался работать вторым тренером, начальником команды — он сам должен был принимать решения и отвечать за них, такой уж у него характер.

Что же касается дома, то за время поездок он вообще отвыкал от него. В наших отношениях появлялась какая-то настороженность. Но я не обижалась, понимая, что это от застенчивости и чувства ревности. Вот приедет Эдик, встанет у окна и стоит. Пока его расшевелишь, пока хоть какой-то контакт найдешь…

Если говорить о праздниках, они, конечно, были. После игр обязательно собирались. Сложился у нас постоянный круг участников таких празднований: мы, Савостиковы, Васильевы, Кузнецовы, Янковские. Собирались именно по кругу — сначала у нас, потом у Савостиковых, затем у Васильевых… На следующий день после веселых посиделок — в Стайки, в баню. Поехали как-то на машинах в Прибалтику. Ленка наша маленькая еще была, так мы ее на заднее сиденье положили, на подушку. Едем — мы и Женя Толейко со своими двоими. Пеленки сушили прямо в пути, прижав их стеклами на дверцах. Наверное, наши машины со стороны эффектно смотрелись! Приехали вечером в Палангу — ну как же, идем в ресторан! С нами ездила и Женина мама, так мы всех детей с ней оставили. Возвращаемся, а там, боже, что творится! Наша дочь, видно, так орала, что ее тошнить начало, всю машину нам перепачкала. Ездили мы отдыхать и на Брославские озера, на Нарочь. В лесу три машины кругом ставим, фары включаем, костер разводим, шашлыки жарим.

В Минске вся команда была на удивление дружная. Нигде потом я такой дружбы и футболистов, и «женского состава» не встречала! А в женском коллективе «Динамо» большую роль играла Лидия Дмитриевна, жена Севидова. Она возле себя как-то умудрялась всех нас собирать. Я когда к ним попала — все женщины вязали — спицы стала осваивать. Конечно, мы вместе ходили на футбол. Я сейчас смотрю: женщины мало ходят на футбол, когда их мужья играют. Удивляюсь — как можно не жить интересами мужа, ведь для мужчин это их работа. На матчах я часто, несмотря на запреты Эдика, ругалась с болельщиками. А что оставалось, если они такую ерунду несли о ребятах, об их жизни вне команды?! У нас все крутилось — от игры к игре. Проиграли — значит, неделя траура, выиграли — тогда праздник.

Что же касается моей работы в техникуме, в преподавательском коллективе я была явно не «советским» человеком. Потому что ни в каких мероприятиях не участвовала — звонок прозвенел, хватаю сумку и бегу домой, не дай Бог задержаться! Я даже «на картошку» только единственный раз ездила, когда «по семейным обстоятельствам» отказаться было нельзя. Так я на эту «картошку», как другие в Крым, поехала — в неизведанную романтическую даль.

Отдыхали мы после футбольного сезона в Кисловодске, каждый год в санатории «Эльбрус» МВД СССР. Кроме всего прочего, это место приглянулось нам тем, что туда не ездили футболисты. Эдик к концу сезона уставал от профессионального общения, а по окончании чемпионата вдобавок начинались всевозможные банкеты — один за другим, вспомнить страшно… В общем, муж получал путевку, мы ее делили пополам и ехали на двенадцать дней. Нам там очень нравилось. Поэтому и время работы Эдика в Кисловодском «Асмарале» я вспоминаю как сказку. А вот за границу я впервые поехала на свадьбу дочери, когда Анютка замуж за поляка выходила. И раньше хотелось съездить, но когда я заводила разговор на эту тему, побывавший, наверное, на всех континентах Эдик говорил: «Чего там смотреть? Нечего там смотреть! То же самое, что и здесь!» Я побурчу, мол, та поехала, эта поехала. Побурчу и успокоюсь. А он мне: «Погоди, мы с тобой еще в Швейцарии, в Женеве побываем». Я все жду, жду — чувствую, дальше пригородного Вачманова так и не уедем.