"В течение лета 1894 года лорд Релей и я вели почти непрерывную переписку,-- сообщал Рамзай,-- и 18 августа, когда британские естествоиспытатели собрались в Оксфорде, мы сообщили об открытии новой составной части атмосферы ... аргона".
Рамзай определил атомную массу аргона: 40. Следовательно, его надо было бы поместить между калием и кальцием. Однако там не было свободного места! Что же делать? Нашлось немало критиков, отрицавших элементарный характер нового элемента аргона именно потому, что его некуда поместить в периодической системе. С большим искусством и упорством Рамзай продолжал свои опыты для того, чтобы разрешить это противоречие. Вскоре он обнаружил, что аргон еще более инертен, чем азот, и, очевидно, вообще не реагирует с каким-либо другим химическим веществом, то есть справедливо оправдывает свое греческое имя аргон -- инертный.
Рамзай вспомнил о сообщении доктора Гиллебранда из Института геологии в Вашингтоне. В 1890 году американский ученый обратил внимание на то, что при разложении минерала клевеита кислотами выделяются значительные количества газа, который он считал азотом. Теперь Рамзай хотел проверить -- быть может, в этом азоте, связанном в минерале, можно было бы обнаружить аргон!
После длительных поисков ему удалось приобрести у продавца минералов две унции редкой породы. Он разложил ее серной кислотой, однако изучение собранного газа отложил на время, ибо его увлекли другие исследования. Только через полтора месяца, в марте 1895 года, английский ученый нашел время для изучения спектра этого газа. Он был необычайно поражен, когда обнаружил сверкающую желтую линию, отличающуюся от известной желтой спектральной линии натрия. Однако прошло некоторое время, пока Рамзай полностью поверил в это открытие. "Со стыдом сознаюсь,-- сказал он в докладе,-- что я разобрал свой спектроскоп, ибо скорее мог поверить в его неисправность, чем в присутствие нового газа".
Это был новый газ, не известный до той поры газообразный элемент. Вильям Крукс, который в Англии считался первейшим авторитетом в области спектрального анализа, сообщил своему коллеге, что пресловутая желтая линия -- та же, что была замечена Локьером и Жансеном в 1868 году в спектре Солнца: следовательно, гелий есть и на Земле.
Заслуга Рамзая еще и в том, что он нашел способ, как разместить оба вновь открытых газа в периодической системе, хотя формально места для них не было. К известным восьми группам элементов он добавил нулевую группу, специально для нульвалентных, нереакционноспособных благородных газов, как теперь стали называть новые газообразные элементы. Такое смелое расширение периодической системы весьма удивило самого Менделеева[45]. Незадолго до своей смерти в 1907 году великий русский ученый сказал, что Лекок де Буабодран, Нильсон и Винклер только укрепили периодическую систему; Рамзай же подтвердил ее справедливость[46].
Когда Рамзай разместил благородные газы в нулевой группе по их атомной массе -- гелий 4, аргон 40, то обнаружил, что между ними есть место еще для одного элемента. Рамзай сообщил об этом осенью 1897 года в Торонто на заседании Британского общества в докладе, которому дал многообещающее название: "Об одном еще не открытом газе". Оглядываясь на прошлое, Рамзай вспоминал: "По примеру нашего учителя Менделеева я описал, насколько возможно, ожидаемые свойства нового газообразного элемента, который должен был заполнить "дырку" между гелием и аргоном. Я мог бы предсказать еще два других газа, однако полагаю, что с прорицанием надо быть поосторожнее..."
У Рамзая были явные основания для осторожности: ни один человек не знал, где искать эти газообразные элементы. Лишь после многих неудачных опытов Рамзаю пришла в голову мысль искать их в воздухе. Тем временем немец Линде и англичанин Хемпсон практически одновременно опубликовали новый способ сжижения воздуха. Этим изящным методом и воспользовался Рамзай и, действительно, с его помощью смог обнаружить в определенных фракциях сжиженного воздуха недостающие газы: криптон (затаившийся) и неон (новый).
"Спиритическая химия"
Нулевая группа периодической системы, состоящая из благородных газов, казалась безупречной. Ничто не изменилось, собственно говоря, когда американец Браш на конференции естествоиспытателей в Бостоне в августе 1898 года сообщил об открытии еще одной составной части воздуха -- элементе этерии[47]. Браш объявил, что плотность этерия составляет всего лишь одну десятитысячную плотности водорода. Вследствие легкости этерия и большой скорости его молекул этот диковинный газ стремится испариться в мировое пространство. Чудо, стало быть, что его вообще обнаружили на Земле!
Даже Менделеев стремился дать истолкование такого гипотетического мирового эфира. Он назвал элемент ньютонием и поместил его, а также ложный элемент короний в своей таблице перед водородом. Существование таких экзотических элементов не могло быть экспериментально доказано; отдельные ученые считали, что некоторые новые спектральные линии северного сияния, солнечной короны и звездных спектров следует приписать ньютонию, коронию или еще одному элементу -- небулию. Значительно позднее выяснилось, что эти чуждые спектральные линии можно объяснить ионизацией кислорода и азота, но ни в коем случае не новыми элементами.
В связи с загадочным, необъяснимым и трудноуловимым мировым эфиром высказал свои особые идеи инженер Адольф Вагеман. Он полагал, что все вещества при абсолютном нуле, то есть при --273 °С, должны превратиться в этот индифферентный эфир, который является не чем иным, как философским камнем. Ведь если привести этот эфир в соприкосновение со следами золота или, еще лучше, осторожно нагреть, пока его атомы не начнут совершать "энергетические колебания", соответствующие золоту, то все материальное, соприкасающееся с ним, должно превратиться в золото.
Удивительно простым казался процесс получения золота инженера Вагемана. Однако все это были пустые измышления. Абсолютный нуль не является реальной величиной, к ней можно только приблизиться, не достигая ее. Следовательно, таким философским камнем овладеть нельзя. Это было уязвимое место нового "процесса производства золота", который обещал человечеству огромные богатства. Тут следует еще добавить: всего несколькими годами позднее, в 1906 году, физико-химик Вальтер Нернст сформулировал 3-е начало термодинамики, и стало понятным поведение веществ при приближении к абсолютному нулю. Теперь можно было и теоретически оценить процесс Вагемана и ... отбросить его. Те, кто интересуются "техническими подробностями", могут найти их в брошюре Вагемана, появившейся в 1901 году под заманчивым заглавием: "Искусственное золото! Открытие процесса для превращения веществ, исходя из новых научных воззрений. Изложено общедоступно".
От всеобщего наступления на последние недостающие элементы не хотели отстать приверженцы алхимии и вновь воскресшего спиритизма. Они также занимались поиском новых элементов и изложили "экспериментальные результаты" в своего рода учебнике, который мы пролистаем. "Спиритическая химия. Ряд наблюдений ясновидцев о химических элементах"-- таково его заглавие.
Началось это летом 1895 года в Лондоне, когда члены европейской секции общества теософов[48] по окончании "рабочего дня" прогуливались вдоль берегов Темзы. Кто-то задал вопрос, нельзя ли исследовать состав воздуха при помощи потусторонних сил. Очевидно, налицо была "конкуренция" с Вильямом Рамзаем, чьи поразительные открытия были в то время у всех на устах.
Те члены общества, которые еще раньше приобрели "способность увеличения образов", тут же упали в траву и уставились в голубой эфир. Действительно, они могли видеть отдельные атомы газообразных составляющих воздуха! Их способность "увеличительного зрения" должна была быть невероятной. Даже с помощью современных высокоразрешающих электронных микроскопов мы можем получить лишь весьма приблизительное оптическое изображение атомов. Через несколько лет на своем конгрессе общество постановило систематически продолжать изучение спиритической химии. Мистер Лидбитер и мисс Анни Безант, авторы упомянутого "учебника", начали исследование атомарного строения элементов. У них была своя собственная методика. Благодаря их способности к ясновидению и особой "увеличительной возможности", которая удивительным образом могла "ввинчиваться вверх и вниз", они ясно видели перед собой атомы и могли даже сосчитать их кирпичики -- "пра-атомы"! Это срабатывало даже для самых редких элементов, ибо достаточно было только интенсивно представить себе эти элементы. Конечно, такой процесс таил в себе и опасности: так, Безант чуть не "задохнулась", когда путем ясновидения исследовала ядовитый хлор.