- Привет, - как привидение появилась моя вчерашняя гостья.

Как я и думала, свой приход в гости она будет расценивать как начало нашей дружбы. Хворостова была в той же юбке и водолазке, будто дома и не ночевала.

- Привет, - сухо ответила я, окинув её взглядом, и вновь обратилась к книге.

- Хорошо вчера посидели, правда?

- Да! Ничего!

- А ты подумай ещё раз над моим вчерашним предложением, - сказал она шёпотом.

Я на секунду отвлеклась от книги, вспомнив наш с ней странный разговор про Ника, демонов и прочую белиберду.

- О чём ты? – сделала вид, будто не понимаю её слов.

- Слышала про заговоры, привороты?

- Ну, и?

- У меня есть одна знакомая, которая может тебе помочь. Так что, если что, обращайся!

- Я подумаю! – сказала я грубо в надежде, что она отстанет от меня.

Тортилла, видимо, поняла, потому, как сразу пошла на своё место, которое находилось выше, через три ряда от моего.

До начала урока оставалось минут пять. Наташа опаздывала. Прозвенел звонок. В аудиторию вошла Вера Ивановна Воронова – наша преподавательница по литературе серебряного века. Её век серебряным назвать было нельзя. Она была самой молодой профессоршей в университете. Хотя с такими мозгами и ногами, я вообще не понимала, что она здесь забыла. Она спокойно могла бы сделать карьеру совершенно в другом месте. Вера Ивановна была на голову выше меня, наверное, под метр восемьдесят, стройная и очень эффектная. Длинные чёрные, всегда блеском отливающие волосы она собирала в высокий пучок. Больше всего мне нравились её губы: аккуратные и в меру пухлые. Цирцеи наши, наверное, от зависти, называли их «ботексными», как и грудь профессорши, которой могла бы позавидовать любая восемнадцатилетняя девчонка. Одевалась Вера Ивановна тоже всегда с лоском. Даже в строгом костюме она выглядела, как сказала бы Наташа, «сногшибательно».

Несмотря на всю строгость преподавательницы, наши мальчики просто обожали литературу серебряного века, идя на неё как на праздник. А вот для прекрасной половины нашей группы это был один из самых нелюбимых предметов.

Вера Ивановна отличалась особой пунктуальностью, заходя всякий раз в аудиторию вместе со звонком. Как и сегодня.

- Староста, кто отсутствует на уроке? – как обычно, начала она, сев на своё место и открыв журнал.

- Васильева, Кочетыгов, Блинова, Степанова и Кондратюк, - перечислила я всех отсутствующих.

- Спасибо, можете сесть на место. – Вера Ивановна поднялась с места и, облокотившись на стол, продолжала. – Итак, о чём была наша прошлая лекция, кто напомнит?

В это время раздался стук, и в дверях показалась Наташина шевелюра.

- Можно? – виноватым голосом спросила она.

- Степанова, вам не кажется, что это выше всякой наглости, - скрестив руки перед грудью, профессорша смотрела на Наташу.

- Извините, Вера Ивановна, - подруга опустила голову, - везде пробки.

- Это не оправдание. Пробки везде, сами сказали, но, в отличие от вас, все остальные студенты на месте.

Наташа не знала, что ответить.

- Ладно, в последний раз вас пускаю. Учтите: следующее опоздание буде равносильно прогулу.

- Спасибо! – довольная Наташа хотела было проскочить на место, но Воронова её остановила.

- Раз уж вы опоздали, то вам и отдуваться за всех. Напомните, пожалуйста, нашему брату тему прошлой лекции.

- Ну…. этот…. – Наташа пыталась вспомнить, - как там его… Есенин.

- Как там его? – Вера Ивановна подошла вплотную к перепуганной Наташе. – Самого народного и любимого всеми поэта вы называете «Как там его»?

Наташа покраснела.

- Садитесь на место, Степанова. Я просто не представляю, как вы сдадите летнюю сессию.

Наташа заняла своё место рядом со мной. По её лицу я поняла, у неё что-то случилось. Но, спросив её об этом, я могла навлечь на себя гнев Веры Ивановны, чего мне, явно, не хотелось. Потому как в гневе Воронова была хуже самой Церберши. Свой допрос я решила отложить до конца пары.

- Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты – в ризах образа…

Не видать конца и края –

Только синь сосёт глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя…

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою!» - «с чувством, с толком, с расстановкой» читала мои любимые строки поэта профессорша.

Я слушала Воронову, затаив дыхание. С того самого времени, как я немного начала разбираться в жизни, я полюбила Есенина всей душой. Поэта, который настолько точно и с такими чувствами говорит о своей родине, просто невозможно не любить. В домашней библиотеке у нас были все его сочинения, многие из которых я знала наизусть. После того, как я услышала песню «The Bears» на его стихи, в лице Ника я искала черты самого Есенина. А характер Домбровского: взрывной и «опасный» полностью соответствовал характеру поэта.

- Поднимите руки, кто из вас был на родине Есенина в Константиново.

Половина группы подняли руки, в том числе и я. Ещё в десятом классе мы ездили туда на экскурсию.

- Сегодня у нас будет итоговая лекция, посвящённая жизни и творчеству поэта, а в следующий понедельник – лекция выездная. Мы с вами посетим его могилу на Ваганьковском кладбище. Был ли там кто-нибудь из вас раньше?

Все молчали, кто-то покачивал головой.

- Важно не только, где человек родился и провёл своё детство. То место, где упокоилась его душа, тоже очень много значит. Я хочу, чтобы каждый из вас почувствовал близость поэта, может быть, другими глазами посмотрел на его творчество.

Студенты восприняли новость об экскурсии в столь экстравагантное место абсолютно спокойно. Все привыкли к чудачествам Веры Ивановны, которая могла принести на лекцию чучело любимого кота известного писателя или револьвер, из которого якобы застрелили другого уважаемого поэта.

Тем более, так называемые «выездные лекции» были очень популярны в нашем университете. Каждый преподаватель хотя бы раз в год да выбирался куда-нибудь со студентами. Конечно, кладбище – это что-то новенькое!

Но мне нравилось бывать на кладбище. С мамой мы часто навещали папу и бабушку. Там какой-то особенный воздух, успокаивающий.

Я вновь вспомнила бабушку, которой мне так не хватало. Слёзы наворачивались на глаза.

После звонка я приготовилась выслушать Наташину «исповедь».

- Давай присядем, – кивком головы подруга указала на подоконник, лишь только мы вышли в коридор.

- Что-то случилось?

- С Аликом поссорилась, - махнула та рукой. – А ты что, обиделась?

- С чего ты взяла? – честно говоря, я и правда обиделась на подругу, но обида уже прошла.

- Я звонила тебе два дня - ты трубку не брала.

- Прости, дела были, - не знала я, что ответить.

- Скажи честно, - подруга спрыгнула с подоконника, взяла меня за руки и посмотрела прямо в глаза. – Только честно!

- Хорошо!

- Тебе понравился Сева Макарский?

- Наташа, ну, не начинай! – я так и знала, что она заведёт об этом разговор.

- Ты обещала ответить честно! – не отпускала она меня.

- Нет! Он мне не понравился! А ты обещала, что, если он мне не понравится, то больше не будешь даже упоминать его имя, - напомнила я подруге.

- Почему он тебе не понравился? – не отставала та. – Он красивый, богатый, умный и такой нежный, заботливый, не то, что Алик, - Наташа скривила рот.

- Не знаю, не понравился и всё! – оборвала я её.

- Я знаю, почему, - наконец, отпустила мои руки подруга и вновь запрыгнула на подоконник. – Из-за Домбровского!

- И прошу тебя, не надо больше меня ни за кого сватать! – умоляющим взглядом посмотрела я на Наташу.

- Неужели ты и в правду надеешься, что он будет твоим? – ехидничала та.

Я промолчала.

- Ладно. Говорю я тебе, говорю, а ты не слышишь меня. Никогда Домбровский не посмотрит в твою сторону. У него на лбу написано - «пикапер». Он встречается только с богатыми, неужели ты не видишь этого? И то – не больше недели. Выжмет из них всё – и досвидос!