Радженда узнал о бабочке, когда закончил докторантуру по энтомологии. Коллекционер из Швеции, находящийся в стране с закупочной поездкой, пришел в университет, пытаясь найти помощь в идентификации образцов, купленных им на рынках. Его передавали из рук в руки вниз по ступенькам ученых званий, пока он не добрался до Радженды. Бабочка — женская особь, двадцать сантиметров в ширину, с черными и радужно-зелеными крыльями — очевидно принадлежала к семейству кавалеров: два задних крыла заканчивались узкими и длинными «хвостиками» или «полосками». Но были еще и сбивающие с толку особенности некоторых анатомических деталей, совсем не очевидные для случайного человека, но имеющие большое таксономическое значение: рисунок вен на крыльях и положение половых отверстий для оплодотворения и откладки яиц. Проведя все утро, копаясь в справочниках, Радженда так и не смог идентифицировать бабочку. Коллекционеру он сказал, что образец — это скорее слегка измененный экземпляр, чем представитель неизвестного вида. Он не смог придумать лучшего объяснения и не имел времени, чтобы и дальше заниматься изучением этого вопроса.

Несколько недель спустя Радженда, уже успешно защитивший тезисы своей докторской, разыскал торговца, который продал бабочку шведскому коллекционеру. После короткой беседы торговец извлек другой, точно такой же экземпляр. Не менее шести таких же пришли от постоянного поставщика в Индонезии. «Где именно в Индонезии?» В Амбоне, столице одной из провинций Молуккских островов. Поторговавшись, Радженжа опустил цену до более-менее приемлемой и отнес второй экземпляр бабочки в лабораторию.

Препарирование выявило еще ряд аномалий. Целые органы были смещены со своих обычных мест, а свойства, присущие всему отряду чешуекрылых отсутствовали или были слегка изменены. Если все эти изменения произошли из-за серии случайных мутаций, то было совершенно непонятно, как это создание смогло пережить стадию личинки и превратиться в прекрасно сформированную и идеально функционирующую взрослую особь. Можно, конечно, подвергать целые поколения насекомых воздействию тератогенных факторов, пока у половины из них не вырастут головы с обоих концов тела, но ничто, кроме миллионов лет независимой эволюции, не смогло бы осуществить эти совершенно ужасные, или, как подозревал Радженда, полезные изменения. Но каким образом эта единственная особь кавалеров могла быть изолирована дольше, чем любая другая бабочка во всем мире?

Радженда провел генетические тесты. Попытки определить эволюционную генеалогию бабочки с помощью стандартных маркеров выдали бессмысленный результат — но старым, деградировавшим образцам ДНК доверять было и нельзя. Радженда упрашивал продавца попытаться достать живой образец, но тот оказался, заявив, что ничего не выйдет, слишком много хлопот. Тем не менее, хоть и неохотно, сообщил Радженде адрес своего поставщика в Амбоне. Три письма не принесли результата.

К 2006 они наскребли достаточно денег, чтобы Радженда мог лично отправиться в Амбон и он уже достаточно освоил Bahasa Indonesia[6], чтобы общаться с поставщиком без переводчика. Нет, поставщик не мог дать ему ни живого образца, ни даже мертвого. Бабочек собрал потерпевший кораблекрушение рыбак, убивавший таким образом время в ожидании, когда его спасут. Никто не посещает обсуждаемый остров намеренно — за неимением повода — и поставщик даже не может показать его на карте.

— Рыбак откуда?

— Кай-Бесар.

Радженда позвонил Радхе: — Продай все мои книги и вышли мне денег.

При помощи ошеломленного рыбака Радженда собрал на острове несколько десятков куколок; он понятия не имел, как выглядит искомая бабочка на стадии куколки, поэтому набрал все отличающиеся образцы, которые смог найти. По дороге в Калькутту пятнадцать куколок завершили метаморфоз, и три из них принесли таинственных бабочек кавалер.

Свежая ДНК только подтвердила старые загадки, добавив к ним новые. Структурные различия в генах неотенина и экдизона, двух ключевых гормонов роста, заставляли предположить, что предки бабочки отделились от другой группы насекомых триста миллионов лет назад — примерно за сорок миллионов лет до возникновения чешуекрылых. Такое заключение являлось очевидным нонсенсом, и хотя другие гены поведали значительно более правдоподобную историю, само отклонение было поразительным.

Радха и Радженда в соавторстве написали статью, описывающую их открытия, но все журналы, куда они ее отправляли, отказали в публикации. Их наблюдения были абсурдны и они не могли предложить никакого объяснения этому. Большинство их коллег, рецензирующих статьи для журналов, должно быть решили, что они просто некомпетентны.

Одна из рецензентов «Молекулярной энтомологии» думала иначе и связалась напрямую с Радхой. Она работала на «Силк рэйнбоу», японскую биотехнологическую компанию, специализирующуюся на использовании личинок насекомых для производства протеинов, которые не удавалось производить массово с помощью бактериальных или растительных клеток. Ее работодатели были заинтригованы генетическими причудами бабочки; и хотя никакого коммерческого использования в ближайшем будущем не предвиделось, они были готовы финансировать некоторые фантастические исследовательские проекты. Если Радха будет любезна прислать ей образцы ДНК и ее собственные тесты подтвердят неопубликованные результаты, компания оплатит экспедицию для изучения бабочек в естественной среде.

Большую часть этой истории Прабир собрал по кусочкам много лет спустя — даже если бы он был достаточно взрослым, чтобы понять шумиху вокруг бабочки, в то время он не уделил ей достаточно внимания — но он очень хорошо помнил день, когда пришло сообщение из Токио. Мама схватила его за руки и начала танцевать вокруг их маленькой комнатки, напевая «Мы едем на остров бабочек!»

И Прабир представлял себе как миллионы черно-зеленых насекомых, покрывают землю вместо травы и гнездятся на деревьях вместо листьев.

Спустя месяц после переворота Прабир получил сообщение от Элеоноры. Он закрыл дверь в свой домик и улегся в гамак, примостив рядом планшет и уменьшая громкость до тех пор, пока не был уверен, что снаружи никто ничего не услышит. Сообщение оказалось, как обычно, видеопосланием, но в этот раз Элеонора не бродила с камерой по городу и не даже не рыскала по дому, доставляя неудобство своим детям-подросткам. Она просто сидела в своем кабинете и говорила. Прабир чувствовал вину за то, что не может оказать ей ответную услугу за экскурсии по Нью-Йорку, но даже если бы он признал, что у него есть подходящая камера, то не смог бы больше оправдывать чисто текстовые сообщения и выдал бы свой реальный возраст.

— Прабир, — сказала Элеонор, — я беспокоюсь о тебе. Я понимаю, что ты не хочешь прерывать свою работу — и я знаю, как сложно и дорого должно быть сейчас зафрахтовать лодку, но я все еще надеюсь, что ты передумаешь. Ты меня слушаешь?

— Я искал последний отчет госдепартамента о кризисе.

Ссылка была передана по цифровой дорожке и программа попыталась открыть ее автоматически, но наземная станция на Суматре, через которую Прабир связывался с остальным миром, заблокировала сайт.

— В Амбон были введены подразделения спецназа; я уверена, ты знаешь, что они творили в Ачехе и Ириан-Джая. А вы находитесь в месте, типичном для баз АБРМС. Я знаю, что вы там по официальному разрешению, но если ты полагаешься на то, что бюрократы в Джакарте откопают соответствующий файл и проинструктируют военных держаться от вас подальше… Я думаю, это было бы слишком оптимистично.

Элеонора печально поникла перед камерой.

— Это не закончиться за месяц или два; даже если президент вернется в свой кабинет, правительство все равно почти ничего не сможет предпринять для исправления ситуации. Последние шестьдесят лет люди в провинциях терпели правление из Джакарты, постольку, поскольку оставалось сколько-то привычного уважения к силовым структурам и поскольку выделялись какие-то средства на медицину и образование, как отдача от переданных картелям прав на лесозаготовку, рыболовство и недропользование. Но после пятнадцати лет программ экономии — когда каждая сэкономленная рупия тратилась на субсидирование стоимости жизни в крупных городах во избежание массовых беспорядков — дисбаланс стало невозможно игнорировать. Забудь о религиозных и этнических различиях — провинция выжата досуха и они больше не будут с этим мириться.