— «Дункан»! «Дункан»!

— Ура, ура! — отозвались Гленарвану его спутники, бросаясь к берегу.

Действительно, милях в пяти в открытом море виднелась яхта. Предусмотрительно убрав нижние паруса, она дрейфовала под парами. Дым из ее трубы смешивался с утренним туманом. Море было бурное, и судно такого водоизмещения, как яхта, не могло без риска приблизиться к берегу.

Гленарван, вооружившись подзорной трубой Паганеля, следил за ходом «Дункана». Судя по всему, Джон Манглс, видимо, не замечал еще своих пассажиров на берегу и продолжал крейсировать, не меняя направления и подобрав паруса.

Но тут Талькав, всыпав двойной заряд пороха в свои карабин, выстрелил в сторону, где была яхта. Все прислушались. Все зорко вглядывались. Трижды карабин индейца будил эхо дюн.

Наконец с борта яхты поднялся белый дымок.

— Они увидели нас! — воскликнул Гленарван. — Это пушка «Дункана»!

Несколько секунд спустя глухой звук выстрела донесся до берега. И в ту же минуту «Дункан», переменив курс и ускорив ход, пошел к берегу.

Вскоре в подзорную трубу можно было увидеть, как с яхты спускают шлюпку.

— Леди Элен не сможет поехать, — проговорил Том Остин, — море слишком бурно.

— Ни Джон Манглс, — сказал Мак-Наббс, — он не может оставить судна.

— Сестра, сестра! — повторил Роберт, простирая руки к яхте, которую сильно качало.

— Ах, как мне хочется уже быть на «Дункане»! — воскликнул Гленарван.

— Терпение, Эдуард, — ответил майор. — Через два часа вы там будете.

Два часа! Действительно, шестивесельная шлюпка не могла в более короткий срок совершить поездку в оба конца.

Патагонец, скрестив на груди руки, стоял рядом со своей Таукой и спокойно глядел на взволнованный океан. Гленарван подошел к нему, взял его за руку и, указывая на «Дункан», сказал:

— Едем с нами!

Индеец медленно покачал головой.

— Едем, друг! — повторил Гленарван.

— Нет, — мягко ответил Талькав. — Здесь Таука, там пампа, — добавил он, широким жестом указывая на беспредельную равнину.

Гленарван понял, что индеец никогда добровольно не покинет прерий, где покоился прах его предков. Он знал благоговейную любовь этих сынов пустыни к своей родине. Он не настаивал — лишь крепко пожал Талькаву руку. Гленарван не настаивал и тогда, когда индеец, улыбаясь, отказался принять плату за свой труд.

— По дружбе! — сказал он.

Взволнованный Гленарван ничего не смог ему ответить. Ему хотелось оставить честному индейцу хоть что-нибудь на память о друзьях европейцах. Но оружие, лошади — все погибло во время наводнения. Его спутники были не богаче, чем он. Гленарван не знал, что делать, как отблагодарить бескорыстного проводника, как вдруг его осенила счастливая мысль. Вынув из бумажника драгоценный медальон, служивший оправой дивному портрету, одному из лучших произведений кисти Лоуренса, он протянул его индейцу.

— Моя жена! — пояснил он.

Талькав растроганно посмотрел на портрет и сказал:

— Добра и красива!

Роберт, Паганель, майор. Том Остин, оба матроса один за другим стали трогательно прощаться с Талькавом. Эти славные люди были искренне огорчены разлукой со своим отважным и преданным другом. Индеец всех прижимал поочередно к своей широкой груди. Паганель подарил ему карту Южной Америки и обоих океанов, которую патагонец не раз с любопытством разглядывал. Это было самое драгоценное сокровище ученого. Роберту нечего было подарить, кроме ласк, — он с жаром обнял своего спасителя, не забыв поцеловать и Тауку.

Между тем шлюпка подходила к берегу. Проскользнув через узкий пролив между отмелями, она мягко врезалась в песчаный берег.

— Что с моей женой? — спросил Гленарван.

— И с моей сестрой? — подхватил Роберт.

— Миссис Гленарван и мисс Грант ждут вас на яхте, — ответил рулевой. — Но надо торопиться, сэр, — прибавил он, — нельзя тратить ни минуты: уже начался отлив.

Все поспешили в последний раз обнять индейца. Талькав проводил своих друзей до самой шлюпки, уже снова спущенной на воду. В тот миг, когда Роберт садился в шлюпку, индеец взял его на руки и, с нежностью поглядев на мальчика, сказал:

— Знай: теперь ты настоящий мужчина!

— Прощай, друг, прощай! — еще раз сказал Гленарван.

— Неужели мы никогда не увидимся? — воскликнул Паганель.

— Quien sabe!50 — ответил Талькав, поднимая руку к небу.

То были последние слова индейца. Их заглушил свист ветра.

Лодка быстро отчалила от берега и, увлекаемая отливом, направилась в открытое море. Долго над пенившимися волнами виднелся неподвижный силуэт Талькава, но мало-помалу его высокая фигура исчезла из виду.

Через час Роберт первым взбежал по трапу на борт «Дункана» и бросился на шею к Мери Грант под несмолкаемые крики «ура» всего экипажа.

Так закончился этот переход по прямой линии через всю Южную Америку. Ни горы, ни реки не могли заставить путешественников уклониться от намеченного пути, и если этим самоотверженным, отважным людям не пришлось столкнуться на своем пути со злой волей других людей, то стихии, не раз обрушиваясь на них, подвергали их суровым испытаниям.

В первые минуты все отдались радостям встречи. Лорд Гленарван не хотел, чтобы неудачный исход поисков омрачил радость друзей, и поэтому первые слова его были:

— Будем верить в успех, друзья мои, будем верить! Капитан Грант еще не с нами, но мы твердо уверены, что найдем его!

И достаточно было этих слов, чтобы вернуть надежду пассажирам «Дункана».

Ведь за то время, пока шлюпка шла к яхте, Элен и Мери Грант успели пережить все муки сомнения. Стоя на юте, они пытались сосчитать возвращающихся на борт. Молодая девушка то теряла надежду, то вновь обретала ее: ей чудилось, что она видит отца. Ее сердце тревожно билось, она не в силах была говорить, она едва стояла на ногах. Леди Элен держала ее в своих объятиях. Джон Манглс находился рядом с Мери, молчал и пристально вглядывался вдаль. Его глаза моряка, привыкшие видеть на далеком расстоянии, не видели капитана Гранта.

— Он там! Вон он! Мой отец! — шептала молодая девушка.

Но шлюпка все приближалась, иллюзия рассеялась сама собой. Шлюпка не подошла еще на сто саженей, а уже не только Элен и Джон Манглс, но и Мери, глаза которой были полны слез, потеряла всякую надежду. Ободряющие слова Гленарвана прозвучали вовремя.

После первых объятий Гленарван рассказал Элен, Мери Грант и Джону Манглсу о всех мытарствах экспедиции и затем ознакомил их с новым толкованием документа, которое предложил мудрый Жак Паганель. Гленарван с большой похвалой отозвался о Роберте и заверил Мери Грант, что она по праву может гордиться братом. Его мужество, его самоотверженность, опасности, которых он избежал, — все было так красочно рассказано Гленарваном, что мальчик не знал, куда деваться, от смущения, и нашел приют в объятиях сестры.

— Не красней, Роберт, — сказал Джон Манглс, — ты достойный сын капитана Гранта.

Он притянул к себе брата Мери и расцеловал его в щеки, еще влажные от слез молодой девушки.

Излишне говорить о том, как сердечно были встречены майор и географ, о том, с какой благодарностью вспоминали великодушного Талькава. Элен очень сожалела, что не может пожать руку честному индейцу. Мак-Наббс после первых же излияний спустился к себе в каюту, чтобы прежде всего тщательно побриться. Что касается Паганеля, то тот порхал от одного к другому, как пчела, собирая мед похвал и улыбки. Он хотел обнять весь экипаж «Дункана» и, утверждая, что Элен и Мери Грант являются частью этого экипажа, начал с них и кончил мистером Олбинетом.

Стюард нашел, что единственный способ отблагодарить ученого за любезность — это провозгласить, что завтрак подан.