Хотя на этом пиршестве всего было в изобилии, начиная от имбирного супа и кончая печеньем на десерт, все же Паганель счел нужным дополнить десерт плодами дикого апельсинового дерева, росшего у подножия соседнего холма. Надо признаться, апельсины эти были довольно безвкусны, а их семечки обжигали рот, подобно кайенскому перцу. Географ из любви к науке упорно ел эти апельсины и так сильно ожег себе небо, что не мог отвечать майору на его многочисленные вопросы о своеобразии австралийских пустынь.

На следующий день, 26 декабря, не произошло ничего примечательного. На пути попались истоки реки Нортон, а вскоре полувысохшая река Мекенэи. Погода стояла прекрасная, не слишком жаркая. Дул южный ветер, навевавший прохладу, как северный ветер в Северном полушарии. Паганель обратил на это внимание своего юного друга Роберта Гранта.

— Это очень благоприятно для нас, — сказал он, — ибо средняя температура более высока в Южном полушарии, чем в Северном.

— Почему? — спросил мальчик.

— Почему, Роберт? А разве ты никогда не слышал, что Земля зимой ближе всего к Солнцу?

— Слыхал, господин Паганель.

— И что зимой холод вызывается тем, что лучи солнца падают на землю более косо?

— Да, господин Паганель.

— Так вот, мой мальчик, по этой причине в Южном полушарии более жарко.

— Не понимаю, — с удивлением ответил Роберт.

— Подумай хорошенько, — продолжал Паганель. — Когда в Европе зима, то какое время года в Австралии, на другом полушарии?

— Лето, — ответил Роберт.

— Так вот, если в это время года Земля находится ближе всего к Солнцу… понимаешь?

— Понимаю.

— Значит, лето Южного полушария жарче лета Северного полушария именно благодаря близости к Солнцу.

— Теперь мне все ясно, господин Паганель.

— Итак, когда говорят, что Земля ближе всего к Солнцу «зимой», то это верно лишь в отношении нас, жителей Северного полушария.

— Вот это никогда не приходило мне в голову, — промолвил Роберт.

— Ну так больше не забывай этого, мой мальчик.

Роберт с большой охотой выслушал этот маленький урок космографии и в заключение узнал, что средняя годовая температура в провинции Виктория достигает +74° по Фаренгейту (+23,33° по Цельсию).

Вечером отряд сделал привал в пяти милях от озера Лондейл, между горой Друмонд, поднимавшейся на севере, и горой Дройден, невысокая вершина которой вычерчивалась на южном небосклоне.

На следующий день в одиннадцать часов утра фургон добрался до берегов реки Уиммери, у сто сорок третьего меридиана.

Река, шириною в полмили, катила свои прозрачные воды между двумя рядами высоких акаций и камедных деревьев. Там и сям великолепные миртовые деревья простирали на высоте пятнадцати футов свои длинные плакучие ветви, пестревшие красными цветами. Множество птиц — иволги, зяблики, золотокрылые голуби, не говоря уже о болтливых попугаях, — порхали среди зеленых ветвей. Внизу, на глади вод, плескалась пара черных лебедей, пугливых и неприступных. Эти редкие птицы австралийских рек вскоре исчезли в излучинах Уиммери, причудливо орошавшей эту пленительную долину.

Между тем фургон остановился на ковре из зеленых трав, свисавших словно бахрома над быстрыми водами реки. Ни моста, ни парома нигде не было. А перебраться было необходимо. Айртон начал искать удобного брода. В четверти мили вверх по течению река показалась ему менее глубокой, и он решил, что в-этом месте можно перебраться на другой берег. Сделанные им в нескольких местах измерения показали, что глубина реки тут не превышала трех футов. Фургон мог, не подвергаясь никакому риску, пройти по такому неглубокому месту.

— А нет ли иного способа переправиться на тот берег? — спросил Гленарван у боцмана.

— Нет, сэр, — ответил Айртон, — но эта переправа кажется мне безопасной; Как-нибудь переберемся.

— Следует ли жене и мисс Грант выйти из фургона?

— Ни в коем случае. Мои быки крепки на ногу, и я берусь вести их по верному пути.

— Тогда отправляйтесь, Айртон, — сказал Гленарван, — я полагаюсь на вас.

Всадники окружили тяжелый фургон и смело вошли в воду. Обычно, когда переправляют повозки вброд, то к ним прикрепляют непрерывную цепь пустых бочек, чтобы поддерживать их на поверхности воды, но здесь этот спасательный пояс отсутствовал, и надо было положиться на чутье быков и на осторожность Айртона. Последний, сидя на козлах, направлял упряжку, майор и два матроса рассекали быстрое течение, пробираясь в нескольких саженях впереди. Гленарван и Джон Манглс держались по обеим сторонам фургона, готовые ежеминутно прийти на помощь путешественницам. Паганель и Роберт замыкали шествие.

Все шло хорошо до середины Уиммери. Но тут глубина увеличилась и вода поднялась выше осей. Быки, отнесенные течением в сторону от брода, могли потерять дно под ногами и увлечь за собой качавшийся фургон. Айртон отважно соскочил в воду и, схватив быков за рога, заставил их вернуться к броду.

В эту минуту фургон неожиданно натолкнулся на что-то, раздался треск, он накренился, вода залила ноги путешественниц, и, несмотря на все усилия Гленарвана и Джона, уцепившихся за дощатую стенку фургона, его начало относить течением. Минута была опасная.

К счастью, вся упряжка быков мощно рванулась вперед и потащила за собой фургон. Вскоре быки и лошади ощутили под ногами подъем, ведущий к берегу, и животные и люди, промокшие, но довольные, очутились в безопасности на другом берегу.

Однако от толчка у фургона сломался передок, и лошадь Гленарвана потеряла передние подковы.

Надо было немедленно исправить эти повреждения. Путешественники смущенно переглядывались, не зная, что предпринять; тогда Айртон предложил съездить на стоянку Блек-Пойнт, расположенную в двадцати милях севернее, и привезти оттуда кузнеца.

— Поезжайте, конечно, поезжайте, милейший Айртон, — сказал Гленарван. — Сколько вам потребуется времени, чтобы съездить туда и обратно?

— Часов пятнадцать, не больше, — ответил Айртон.

— Ну так отправляйтесь, а мы в ожидании вашего возвращения расположимся лагерем на берегу Уиммери.

Несколько минут спустя боцман верхом на лошади Вильсона исчез в густых зарослях мимоз.

Остаток дня прошел в разговорах и прогулках. Путешественники бродили по берегам Уиммери, беседуя и восхищаясь красотою местности. Пепельно-серые журавли, ибисы взлетали с хриплыми криками при их приближении, птица атлас искала приюта в верхних ветвях дикого фигового дерева, иволги, чеканы-каменщики и epimaques порхали между великолепными стеблями лилейных растений, а зимородки прекращали обычную рыбную ловлю, и лишь более цивилизованные попугаи — bluemonutain, и сверкающий всеми цветами радуги маленький рошил с пунцовой головкой и желтой грудкой, и лори с красно-голубым оперением, сидя на вершинах цветущих камедных деревьев, продолжали свою оглушительную болтовню.

То лежа на траве у тихо журчащих вод, то блуждая наудачу по рощицам мимоз, путешественники любовались этой чудной природой до самого заката солнца. Ночь, наступившая после коротких сумерек, застигла их в полумиле от лагеря. Они вернулись к нему, руководясь не Полярной звездой, невидимой в Южном полушарии, а созвездием Южного Креста, сверкавшим на горизонте. Мистер Олбинет приготовил ужин в палатке. Все уселись за стол. Наибольший успех имело рагу из жареных попугаев, ловко подстреленных Вильсоном и искусно приготовленных стюардом.

Покончив с ужином, стали искать предлога подольше не ложиться спать в эту чудесную ночь. Леди Элен, к общему удовольствию, попросила Паганеля рассказать о знаменитых путешественниках, исследовавших Австралию, что было им уже давно обещано.

Паганель не заставил долго себя просить. Его слушатели растянулись у подножия великолепной банксии; вскоре дым сигар забелел в листве, тонувшей в ночном мраке, и географ, полагаясь на свою неистощимую память, начал рассказ: