Они почти добрались до подвала (бабе Наде пришлось едва не нести Яна по воздуху), когда метрах в двадцати брызгами рванул тротуар.

Предваряющего свиста Ян не услышал.

Баба Надя успела закрыть его собой, и что-то раскровянило ей щеку. Она осела кулем. Из собранной сумки просыпались леденцы в радужных фантиках.

В следующий момент застывшего столбиком Яна сильные руки затащили в подвальную тьму, ощупали, огладили лоб.

— Жив?

Он кивнул, прижимая к животу альбом.

Хрипящую бабу Надю затащили следом, кто-то спрыгнул еще, стукнула жестяная дверь, отрезая хмурый дневной свет. Зажглись экранчики телефонов, из глубины подвала приплыл свечной огонек.

— Сюда ее, сюда! — зашипел кто-то.

Бабу Надю проволокли за осветившуюся пятном кирпичную кладку. Чувствуя страшное, Ян заплакал. Ступеньки после бабы Нади темнели красным.

— Не плачь, ты же мужчина. Ты сильный.

Какая-то женщина взяла Яна за руку и повела его во вздохи и негромкие голоса. Противная пыль летела с потолка за шиворот рубашки.

Они обогнули связку труб, обмотанных чем-то мохнатым, грязно-желтым, и очутились в небольшом помещении со сложенными из ящиков и досок скамейками, с матрасами, наваленными к стенам, и дощатым столом в центре, на котором стоял радиоприемник с подсвеченной шкалой настройки. Приемник тихо шипел.

Везде лежали или сидели люди. Между ними поблескивало стекло банок. Кто-то кашлял, кто-то кутался в плед. Дети здесь тоже были. Ян заметил девочку, спящую на коленях у мамы, а также совсем маленького мальчика, грудничка, ворочающегося в коляске.

На столе и в стенных выемках горели свечи.

— Тебя как зовут?

Женщина развернула его к себе. Она была некрасивая, лохматая и больше походила на Бабу Ягу из сказок, только лет на сто моложе, но Ян ей все же ответил:

— Меня зовут Ян. Мне пять лет.

— Это у тебя альбом?

Ян кивнул.

— Садись вон туда, в уголок. Бабушку твою ранило.

Ян кивнул снова и закусил губу. Перешагивая через чьи-то вещи, он забрался на ворох фуфаек, слабо пахнущих сыростью. Полная женщина, оказавшаяся рядом, подвинулась, давая ему больше пространства.

— Будешь рисовать?

— Да, — сказал Ян, опустив альбом на колени.

— А родители твои где?

— Мой папа — в ополчении!

— Ох, сейчас все в ополчении. Мой сынок тоже в ополчении. А мама твоя где?

— На лаботе.

Буквы «р» Ян еще не выговаривал.

— Ну, рисуй, рисуй, — вздохнула женщина.

Звуки взрывов проникали сквозь стены. Сначала бумкало далеко, потом ближе. Вздрагивало пламя свечей. Все прислушивались. Один мужчина встал и, хромая, ушел во тьму. Там что-то забренчало. Проем, как от включенного телефона, подсветился синим.

Взрывы вдруг стихли.

— Все? — спросил кто-то с пола.

— Сейчас перезарядят, и по-новой, — ответили ему.

— Сволочи! Как они могут!

Из темноты усмехнулись.

— А мы им не нужны. Мы ж террористы, все как один.

— Господи, что же Путин-то молчит?

— Какой Путин? У нас свой президент, кем-то…, избранный.

— Гореть им в аду, всем гореть в аду! И Порошенко, и Яценюку.

— Авакова забыла.

— Я надеюсь, что все это не напрасно.

— Слышали про зачистки в Лимане? Вот и у нас: кого не разбомбят, тех зачистят.

Ян отер мокрые щеки и раскрыл альбом.

Он взял черный фломастер и нарисовал неровный прямоугольник в нижнем левом углу. Это был их подвал. Затем он нарисовал в нем людей: хромого человечка с короткой ногой, полную женщину, девочку на коленях — и обвел их разными цветами. Желтые точки стали свечками.

Снова забухало.

От близких разрывов фуфайки шевелились как живые.

— Да что ж они всё!.. — простонал женский голос.

— «Гвоздиками» лупят, — сказал кто-то знающий. — А до того «васильками».

— А «гвоздика» — это что такое? — спросил Ян, подняв голову от рисунка.

— «Гвоздика», парень, — это такая самоходка, пушка на гусеничном ходу. Как танк. А «василек» — миномет, труба на станине, с сошками.

— А они фашистские?

— Знамо дело, раз по нам бьют.

Заплакал ребенок в коляске, но его сразу взяли на руки, прижали к себе, забаюкали: аа-аа-а, аа-аа-а. Ян чуть сам не заревел, но подумал, что лучше потерпит до мамы, а пока нельзя. Он, конечно, всхлипнул, но совсем неслышно.

Над подвалом в альбоме построились этажи, сужаясь к небу. Этажи накрыла крыша. Фашистскую самоходку Ян нарисовал справа — из толстого черного дула рвался огонь. Как изобразить миномет он не знал, поэтому просто рядом с самоходкой поставил черных человечков, от которых тоже шел огонь. У человечков был флаг с фашистким крестом. Несколько сине-красных колючих взрывов, будто кусты, выросли у дома.

Подвальная дверь вдруг хлопнула. Дохнуло дымом, и в помещение, пригнувшись, нырнула тень, при освещении оказавшаяся молодым парнем в камуфляже.

— Все, зарядил заразу.

Достав мобильник, он сразу подсел к столу, чумазый, с челкой, свесившейся на глаза.

— Ну и не томи уже, — опустился рядом хромой.

— Сейчас выкручу на полную.

Телефон в руке парня захрипел и заплевался помехами. Ш-ш-ш. Хромой, морщинистый, бровастый, прислушиваясь, поворачивал голову то одним, то другим ухом.

Ян тоже стал прислушиваться.

— …красная… мимо блокпоста… — неожиданно раздался голос из телефона. — На Рудакова — две воронки… Северной окраине вообще не сладко…

— Это кто? — тихо спросил Ян.

— Это пацан на крыше с биноклем передает, — ответил хозяин мобильника. — Через квартал отсюда.

Ш-ш-ш…

От долгого шипения у всех синхронно вытягивались шеи.

— …лупят «гвоздиками» по блокпостам у заправки… наши попрятались в траншее… в лесополосе перебежки…..поймешь, кто…

Даже взрывы казались тише.

Ш-ш-ш…

— Четыре танка со стороны Артемовска… бмп-2, автобус с нациками…..ля! Лупят по жилым домам! По частному сектору!

Полная женщина, сидящая рядом с Яном, вскрикнула:

— Там же мои!

Ладонь ее замерла на груди.

— Вот, возьмите, — кто-то передал женщине таблетку, — под язык.

Ш-ш-ш…

— …пара «сушек», кружит… передают, колонна техники из-под Донецка… лупят, как в копеечку…

Хромой, слушая, покачивался.

— А «сушка» это бублик такой? — шепотом спросил Ян.

— Нет, — повернул голову парень с телефоном. — Самолет это. Су.

Ш-ш-ш…

В пустом шипении Ян успел нарисовать над домом самолет с крестами. Для второго самолета не хватило места, и получились только крыло и хвост.

Что вам надо? — спросил их Ян. Улетайте. Мы вас не хотим.

— …уки! — разразился возгласом телефон. — Бьют по подстанции!..метами с холма…

Ш-ш-ш…

— …женцы, человек пятнадцать… по обочине дороги… куда-то они не туда, прямо на укропов…

Дом содрогнулся. Что-то посыпалось, зазвенело снаружи.

— Это в нас попали, в нас!

— Миной, скорее всего, по верхнему этажу.

— Ничего, ничего. Живы же.

Ш-ш-ш…

— Тише, — сказал парень, и все примолкли.

— …беженцы… — глухо прозвучал в подвале голос из телефона. — …дут, машут руками…..ля… — голос на мгновение умер и воскрес, омертвелый, клокочущий: — …треляли из стрелковки и кпвт, всех… Звери, суки штопанные! И детей!

— Твари, — сквозь зубы произнес хромой.

Кто-то зарыдал. Ян с удивлением посмотрел на свои сжавшиеся кулачки.

Ш-ш-ш…

— «Сушка» влупила… кажется, нурсами… по рынку…

— Я их зубами, — выдавил кто-то, — зубами! Никому пощады! Только увижу — всех! Не могу…

Говорящий, сутулясь, вышел наружу.

— Вот так, Янчик, — сказала полная женщина, проведя ладонью по его макушке.

По щекам ее бежали слезы.

— Не плачьте, тетя, — сказал ей Ян. — Я сейчас их всех…

Ш-ш-ш…

— Стрельба… — проговорил телефон. — Минометами еще раз по окраине… «сушки» на второй заход… Ненавижу… трупы лежат…

Ян не заметил, что тоже плачет. Он сжал фломастер в руке. Это оказался красный фломастер, самый-самый нужный.