— Вики, это было её условие, — проходя на кухню за Ромой, пробормотал я. — И мне чёрный. А можно я на втором этаже полежу? Всегда мечтал поспать на втором этаже.

      — Так ты просто полежать или все же поспать на нем хочешь? — со смехом уточнил он.

      — Одно другому не мешает, — уходя в спальню, пробормотал я.

      Я, как единственный ребёнок в семье, всегда мечтал... Нет, не о братике и сестренке, эту роль всегда заменяла Вика, я всегда мечтал о бункере или своём личном штабе, а где его строить? Конечно на втором этаже, которого у меня никогда не было, поэтому первое, что я сделал, когда зашел в комнату, забрался на второй этаж, прихватил две подушки с первого и начал строить себе бункер.

      — Саш, тебе уже девятнадцать лет, — заметил Рома, видимо, зайдя в комнату.

      — Да хоть тридцать, я что, не имею право на пятнадцать минут почувствовать себя ребенком? — выпутываясь из-под одеяла, бурчу я. — У меня бункер, ко мне помощником пойдешь.

      С тридцать секунд тишины, я слышу тихую усмешку, звук отодвигаемой полки шкафа, и уже через десять секунд он забирается ко мне под одеяло и включает...

      — Фонарик? Ты за ним в шкаф лазил? — удивлено интересуюсь я.

      — Нет, в шкаф я лазил вот за этим, — улыбка чеширского кота, и передо мной падает пачка презервативов, и на меня начинают надвигаться.

      — И это все? — улыбаясь, спрашиваю я, даже не двинувшись с места.

      — Все остальное в штанах, — аккуратно укладывая меня на лопатки, отвечает он, и первый поцелуй достигает шеи.

      Легкие, нежные и очень медленные, хочется стукнуть его за эту медлительность, потому что тело уже горит, а он ещё продолжает целовать шею и ключицы. Его руки касаются ног, раздвигают их и скользят выше.

      — Вау, — удивленный возглас, и он, видимо, чтобы удостовериться ещё раз, поглаживает ту часть ног, что абсолютно голая. — А давай мы с тебя платье снимем.

      — Ага, сейчас, отпускай меня, мне в душ надо, — вырываясь из его загребущих лапок, рычу я.

      — Зачем? — а главное, сколько удивления в голосе, поэтому, не теряя времени, я убираю одеяло, которое накрывало нас и снимаю парик. — О-о-о, ясно. Тогда, конечно, сначала душ.

      Конечно в душ, на мне тонна косметики, зализанные гелем волосы, и, вообще, без парика я выгляжу страшно, конечно, душ. Поэтому, спрыгнув со второго этажа, я закрылся в ванной и начал все стирать с себя. Запоздалая мысль, в чем я пойду домой, была, как я заметил, запоздалая.

      — Блин, Ром, а у тебя будут вещи, в которых я смогу домой пойти? — заходя в комнату, интересуюсь я, поправляя полотенце на своих бедрах и кидая Викины вещи на стул.

      — Будут, марш на второй этаж, по полу дует.

      — Врешь, — залезая по лестнице на второй этаж, сообщаю я и сажусь в позу лотоса перед ним.

      — Вру, — смотря мне в глаза, отвечает он и, приподняв меня, снимает с меня полотенце.

      Аккуратные прикосновения пальцев к ключицам вызывают мурашки по всему телу. Руки скользят дальше, останавливаются на бедрах и замирают.

      — Ром, я уже морально за эти две недели подготовился, — кивая головой, взволновано приговариваю я. — Ты можешь не нежничать.

      — Ты, вообще, осознаешь, на что ты нарываешься, — укладывая меня на лопатки и пристраиваясь между моих разведенных ног, интересуется он и прикасается своими губами к моим.

      Чувствую себя странно, вроде все знаю, а все равно чувствую себя ребёнком, лежа перед ним, он все делает не так, как описывают. Он целует глубоко, страстно, его руки, кажется, были уже абсолютно везде, тело горит, а мозг отказывается здраво мыслить.

      — Да что же ты такой медленный, — хватая его за плечи и сжимая их, ною я, когда он спускается своими губами к моему животу и начинает этими гребаными мелкими поцелуями возбуждать ещё сильнее: — Рома.

      И в ответ тишина, он лишь хватает мои руки, сжимает запястья в одной своей руке. А второй закидывает одну мою ногу к себе на плечо. Мамочки, да когда он успел раздеться?

      Тихое "ах", и я стараюсь дышать глубже и не закусывать губы, когда его язык и губы перемещаются к паху. Чуть колючая щека трется о член, заставляя содрогаться от ощущений. Ещё мгновение и пальцы перемещаются с бедер на ягодицы, разводят их, гладят, поглаживают, лёгкий толчок, и он начинает медленно проникать в меня.

      — Ром, не надо, пожалуйста, — пытаясь вырвать свои руки из его захвата, умоляю я и тут же, со стоном исходящим из груди, задыхаюсь.

      Горячий язык касается головки члена, скользит дальше и секундой позже он вбирает мой член себе в рот. Меня банально выгибает, потому что одновременно с этими действиями, он полностью вводит в меня палец. Задыхаюсь, облизываю губы и подаюсь к нему ещё ближе. Хочется опять закричать на него, но он будто читает мысли, не давая опомниться, вводит второй палец, разводит, прокручивает, толкается глубже. Правду говорят, самому себя так не удовлетворить.

      Прикрываю глаза, шире развожу ноги и смотрю на своего мучителя, что, кажется, наслаждается моими мучениями. Ещё секунда, и он нависает надо мною, вынимает из меня пальцы и берет презерватив из пачки, раскатывает его по своему члену, и ложится на меня, опираясь локтями около моего лица. Под бедрами подушка, я ощущаю липкую смазку между ягодиц и твёрдый член, что скользит между ними.

      — Да ты садист, Рома, — опрокидывая его на спину и усаживаясь на его бедра, возбуждено возмущаюсь я.

      — Аккуратно.

      — Не дурак, — беря его член в свою руку и направляя его в себя, шипя, отвечаю я.

      Направить, чуть напрячь бедра и попытаться расслабиться. И задышать очень часто, когда ты понимаешь, что это только головка, а тебе уже больно и неуютно. Первый нежный поцелуй касается подбородка, поднимается выше к губам. Рома удерживает меня за бедра и даёт привыкнуть, ещё, ещё немного, и я, чуть разведя ноги, понимаю, что все же вобрал его полностью.

      — С пальцами все же проще, — нервно шучу я и прошу. — Ты пока не двигайся, я попробую сам.

      Короткие толчки со временем меняются на более уверенные. Его руки все сильнее сжимают мои бедра, опираюсь рукой на стену, пытаюсь свободной рукой помочь себе, но добиваюсь лишь лёгкого возбуждения. Ещё пара толчков, и Рома останавливает меня руками, уверено берет меня за бедра и начинает двигаться сам. Вверх-вниз, толчки глубокие, уверенные, хочется закрыть глаза от ощущений, но хочется видеть, как он плотно сжимает челюсть и глубоко дышит, продолжая вбиваться в меня и не давая ускользнуть.

      Ещё пара толчков и боль где-то там, на гране слышимости, свой собственный член твердеет и пульсирует у меня в руке, открываю глаза, смотрю на картину подо мной и кончаю только от того, что вижу, как он закусывает свою губу и смотрит мне в глаза.

      Фейерверк перед глазами, кончаю себе в руку, прикрываю глаза и вскрикиваю, когда он насаживает меня до упора и замирает.

***

      — Думаю, в следующий раз я прикуплю кляп, — поглаживая меня по голове, с усмешкой сообщают мне минут через десять.

      — Ты, кажется, офигел, — возмущено бурчу я, приподнимая голову и натыкаясь на его смеющийся взгляд. — Гад, вообще-то это больно.

      — Вообще-то, когда тебе было больно, ты молчал, а вот когда кончал...

      — Рома, заткнись, лететь два этажа, хоть и ковёр, но падать все равно больно будет.

      — Да понял я, ну, значит, придётся искать квартиру с толстыми стенами. Намёк понят? — улыбаясь, интересуется он.

      — С такими намеками обращаться только через полгода, я парень приличный, — утыкаясь лицом в свои руки, отвечаю и, кажется, краснею.

      — Я тебя обожаю, Сашка.

3

Глава 3

Эпилог или маленькая экстра. Три года спустя Вадим и Вика

      Каштановые волосы рассыпаются по плечам, лезут в лицо и рот, они жутко мешают, просто ужасно, особенно, когда тебя фактически вбивают в матрас в позе раком и трахают так, что у тебя перед глазами мелькают звездочки. Толчок, ещё один, кричу в подушку и, содрогаясь, кончаю.