Налет был внезапным. Зенитки, сопровождавшие колонну, открыли огонь только тогда, когда «илы» сделали уже по три захода. Но это не остановило смельчаков. Штурм продолжался. Черноморцы уничтожили много боевой техники и живой силы противника. Задачу выполнили и возвращались назад.

В это время старший лейтенант Талалаев заметил, что один ИЛ-2, охваченный пламенем, стал резко снижаться и приземлился. Из горящего самолета выскочил летчик. Кругом расстилалась степь, изрытая бомбами и снарядами. Талалаев развернулся, снизился до предела и полетел к месту происшествия. Там он увидел младшего лейтенанта Николая Николаева. Пилот стоял недалеко от «ила», скрестив над головой руки, показывая, что его положение безвыходное: рядом фашисты, а укрыться негде.

Старший лейтенант Талалаев немедленно доложил по радио ведущему: «Я - «Шарик - двадцать один», «Шарик восемь» подбит и сел в степи. Самолет горит. Летчик жив».

А над капитаном Кичигиным и остальными его ведомыми нависла серьезная опасность: на них напали появившиеся «мессершмитты».

У командира эскадрильи не было возможности ответить по радио и дать указание подчиненному, как поступить.

«Что же делать? - раздумывая Талалаев. - Ведь нельзя бросить товарища на верную гибель!»

На войне нередко бывает так, что боец должен самостоятельно принимать решения. Подобная обстановка как раз и создалась для коммуниста Талалаева. Он считал, что его долг - спасти товарища или разделить с ним испытания судьбы. И он пошел на этот рискованный шаг.

- Я решил сесть и забрать Колю с собой. Ну, а если не удастся, то ведь недаром говорят, что один в поле не воин, а про двоих этого сказать нельзя, - вспоминал потом отважный воин. - Я внимательно осмотрел местность, выпустил шасси, тормозные щитки и пошел на посадку. Когда самолет остановился, я открыл фонарь кабины. Колю ждать не пришлось. Он подбежал ко мне, быстро вскочил на крыло штурмовика, открыл ножом верхний люк фюзеляжа и влез в самолет. Чтобы использовать при взлете колею, проложенную во время посадки, я опять сделал разворот, дал полный газ и начал разбег. Вдруг увидел две автомашины, которые мчались справа, стремясь пересечь линию взлета. Только бы успеть взлететь! [23]

И Талалаев взлетел. Лишь после того, как ИЛ-2 оказался в воздухе, по нему ударила пулеметная очередь. Самолету она большого вреда не причинила. А вот за судьбу однополчанина пришлось сильно поволноваться. Ведь Николаев находился в слабо защищенной части фюзеляжа и его запросто могли ранить и даже убить.

Маневрируя, самолет уходил на юго-запад. В районе Сак его атаковали два «мессершмитта». Отбиваясь от них, летчик пересек береговую черту и оказался над морем. Однако «мессеры» и там продолжали преследовать. На подходе к Севастополю Талалаев по радио услышал, что над городом патрулируют наши истребители, и передал им: «Ястребы», «Ястребы»! Я - «Шарик». Севернее вас в море меня преследуют два «худых» (так наши летчики называли МЕ-109). Через минуту два «яка» внезапно атаковали «мессеров». Поблагодарив товарищей за помощь, летчик взял курс на аэродром. Теперь его беспокоило одно - состояние Николаева. Жив ли он?

А на аэродроме тоже переживали. Капитан Кичигин доложил о результатах удара Губрию:

- Задание выполнено. Но не вернулись два летчика - Талалаев и Николаев.

- Почему?

- Вероятно, сбиты.

- А точнее?

- Эх, Алексей Антонович, если бы я знал…

Капитан Губрий нахмурился. Взглянул на часы и с горечью сказал:

- Плохое начало. За один вылет, по сути дела первый, потерять два экипажа.

Тяжело переживал первую неудачу весь личный состав.

Внезапно над аэродромом появился ИЛ-2, развернулся и пошел на посадку. Все, кто находился поблизости, устремили туда взоры. А воентехник Павел Яковенко буквально впился глазами в замедляющий скорость штурмовик и первым увидел на нем цифру «21». Он быстро вскочил и радостно крикнул:

- Да ведь это мой «ильюшин»! Вернулся! Верну-у-у-л-ся! - и побежал встречать его.

Самолет подрулил к стоянке. К нему со всех сторон спешили люди. Михаил Талалаев выключил мотор, открыл фонарь кабины, спустился на плоскость и с тревогой смотрел на фюзеляж, пробитый пулями. Но вот из люка появилась голова Николаева. Жмурясь от яркого солнца, летчик с опаской озирался. [24]

- Жив, Коля! У-ф-ф! - облегченно вздохнул Талалаев. - Ну вот мы и дома.

Конечно же, сразу начались расспросы. А произошло вот что. Во время последнего захода на штурмовку в самолет Николаева попал зенитный снаряд и повредил мотор. Загорелось масло. Все попытки погасить пожар ничего не дали.

После памятного дня Н. И. Николаев продолжал успешно громить врага до конца обороны Севастополя. Потом в рядах этого же полка участвовал в освобождении города, командуя эскадрильей.

…На прибрежной дороге Саки - Севастополь воздушная разведка обнаружила большую вражескую колонну с пехотой. С аэродрома Херсонес на штурмовку этой колонны вылетела семерка ИЛ-2 во главе с командиром звена В. Н. Куликовым.

Виктор Николаевич был уже обстрелянным воином. Он начал свой ратный путь в рядах 9-го истребительного полка. Храбро сражался в небе южной Украины.

В один из августовских дней четыре летчика второй эскадрильи Андрей Берестовский, Валентин Маркитанов, Виктор Куликов и Павел Закорко вели воздушный бой с двенадцатью МЕ-109. Трех стервятников они сбили. Но был подбит и самолет младшего лейтенанта Закорко. Летчик не успел выпрыгнуть с парашютом и сел на территории, захваченной немцами.

Вернувшись на аэродром, лейтенант Куликов доложил о случившемся командиру эскадрильи капитану Аксенову и попросил разрешения выручить однополчанина. Получив «добро», Куликов полетел на учебном самолете У-2 за линию фронта. Сесть в тылу врага, найти летчика, попавшего в западню, и спасти его - дело весьма рискованное. Но те, кто знал Витю Куликова, его смелость, отвагу и летное искусство, не удивились, когда уже через час Павел Закорко находился вне опасности.

Бывший командир 9-го полка майор Малинов рассказывал про Куликова уже после войны:

- Однажды мне позвонил заместитель командующего авиацией генерал Ермаченков. Он сообщил о решении сформировать новый штурмовой полк и дал задание подобрать двух-трех летчиков-истребителей из числа наиболее смелых. «Есть у вас такие?» - спросил генерал. «Есть», - ответил я. И первым назвал Куликова.

Но вернемся к ноябрьскому дню. Штурмовики шли над морем. Их прикрывали десять истребителей. Севернее мыса [25] Лукулл повернули к берегу и, оказавшись над сущей, увидели, что вражеская колонна приближалась к деревне Николаевке.

Куликов дал сигнал к атаке. Гитлеровцы были застигнуты врасплох. Зенитные автоматы, установленные на автомашинах, открыли огонь с опозданием. Наши летчики сделали шесть заходов на штурмовку и повернули на свой аэродром.

Местный житель Е. Н. Ткаченко был очевидцем разгрома колонны. Гораздо позже он сообщил некоторые подробности: «Мне тогда было двенадцать лет. В тот день я находился в поле, собирал подсолнухи. По дороге шла колонна автомашин с фашистскими солдатами. Они горланили какие-то песни. И вдруг со стороны моря появились самолеты со звездами на плоскостях и стали штурмовать фашистов. Потом гитлеровцы несколько дней хоронили убитых, расчищали дорогу и засыпали воронки»…

В этом дерзком налете был подбит самолет лейтенанта А. Ф. Борисова, и летчик произвел вынужденную посадку недалеко от деревни Ивановки, занятой врагами. Жительница этой деревни колхозница Ольга Ефимовна Лозенко с помощью старенькой матери Анны Денисовны и 15-летней дочери Глаши, рискуя жизнью, укрыла летчика, дала ему гражданский костюм. Здесь черноморец провел несколько суток, потом, пробираясь по тылам, попал в партизанский отряд С. А. Ковпака, где находился восемь месяцев, а летом 1942 года вернулся в авиацию.

В апреле 1944 года, когда фашисты были прижаты в Севастополе, Алексей Федорович посетил деревню Ивановку, встретился с семьей Лозенко и поблагодарил ее еще раз.