Басистый Н. Е.

Море и берег

Воениздат

Москва, 1970 год

Глава первая. «Червона Украина»

Желания сбываются

Поезд шел из Москвы на юг. Духота в вагоне, а окон не откроешь - пыль. Стояло жаркое лето 1938 года. Разморенные пассажиры на каждой остановке бежали к буфетам, водопроводным кранам. В основном это была довольно беззаботная публика, ехавшая на отдых к морю.

В ее глазах я, может быть, выглядел несколько странно. Не вступал в разговоры, не бегал к буфетам, подолгу стоял у окна в коридоре, молча лежал на полке. Я тоже ехал к морю, но не ожидала меня там санаторная нега. Немножко тревожило предстоящее и не давало покоя недавно пережитое.

Прошло чуть больше года, как мы отправились от причалов Севастополя на пароходе, в трюмах которого находились закупленные республиканской Испанией самолеты и оружие, а на палубе - закамуфлированные пулеметы. Мы - небольшая группа военных, одетых в штатское. Лишь немногие знали, что пароход идет в Испанию. Ее берегов он должен был достичь скрытно.

Длинный получился бы рассказ о том, как мы пересекали разные моря - Черное, Мраморное, Эгейское, Средиземное, как, миновав Босфор, перекрашивали борта и меняли конфигурацию надстроек транспорта, как выбирали курсы в стороне от больших морских дорог, как над нами кружились франкистские самолеты и мы [4] старались ничем не выдать себя, как, наконец, все облегченно вздохнули, оказавшись под защитой кораблей испанского республиканского флота.

На этом флоте под именем Хуана Монтеро я целый год был советником командира полуфлотилии миноносцев, начальника морского штаба и командующего флотом. Походы, бои, радость побед и горечь поражений, тревожные мысли об испанском, германском и итальянском фашизме, поднимавшем в то время голову.

Возвращались из Испании через Францию. В Ленинграде трогательная встреча с семьей и друзьями, затем поездка в Москву, где в Наркомате Военно-Морского Флота решалась моя дальнейшая судьба. И вот, назначенный начальником оперативного отдела штаба Черноморского флота, я еду в Севастополь.

Что меня ждет там? Как пойдут дела, какие люди окажутся рядом?

За Бахчисараем поезд стал петлять в выемках, изгибаться на высоких насыпях, нырять в тоннели. На очередном повороте блеснуло зеркало бухты. Пассажиры бросились к окнам, послышались восторженные восклицания. В те годы, как и сейчас, наш родной Севастополь восхищал каждого, кто видел его в первый раз. Мне-то здесь все было знакомо. Но я тоже с волнением смотрел на просторную бухту, на маячивший вдалеке корабль, на крутые горы с белыми домиками по их склонам. Какое-то внутреннее чутье подсказывало, что на этот раз я надолго прибыл в Севастополь.

Прямо с вокзала, оставив в камере хранения немудреный багаж, направился в штаб флота, который находился в старинном здании бывшего штаба Севастопольской крепости. Дом стоял на высоком холме рядом со знаменитым собором - усыпальницей русских адмиралов Лазарева, Корнилова, Нахимова и Истомина. Оперативный отдел располагался в одной не очень просторной комнате с несколькими столами. Из окна были видны часть Северной бухты, Константиновский равелин и за ним синяя даль моря.

Когда я представился командующему Черноморским флотом Ивану Степановичу Юмашеву, он сразу же ввел меня в курс дела, познакомил с обстановкой.

- В штабе, конечно, имеются документы, составленные на случай войны, - сказал командующий. - Однако [5] не все они соответствуют нынешнему времени. У флота прибавляется сил, вступают в строй новые корабли, растут возможности авиации, береговых частей. Им должны быть поставлены четкие задачи в оперативных планах. Многое предстоит сделать, чтобы флот в нужный момент смог быстро принять полную боевую готовность.

Прощаясь, командующий выразил уверенность, что испанский опыт поможет мне в новой работе.

Не просто было втянуться в необычайно сложное дело разработки оперативных планов и документов. Не хватало умения мыслить широкими масштабами. Правда, мне немного уже приходилось сталкиваться со штабной работой - очень недолго я возглавлял отдел боевой подготовки в штабе Тихоокеанского флота. Но то был флот молодой, численно небольшой, и особых сложностей в организации его боевой подготовки не встречалось. Теперь же приходилось иметь дело со значительно выросшим Черноморским флотом - планировать использование его сил в случае войны.

Офицеры оперативного отдела, а их было всего несколько человек, упорно трудились над «планом войны», вернее, над «планом первых операций». Ложились на бумагу карты и кальки, детальные разработки оборонительных минных заграждений с подробным расписанием действий участвовавших в их постановке кораблей. Рождались, обосновывались расчетами и выражались графически замыслы ряда набеговых операций. На картах нарезались сектора воздушной и морской разведки, места боевых позиций подводных лодок.

В директивной установке, из которой мы исходили, флоту предписывалось в случае нападения врага дать отпор согласованными ударами подводных и надводных кораблей, авиации, береговой обороны. Соединения нашего флота уже формировались из кораблей различных классов - для удобства взаимодействия при выполнении оперативных и тактических задач. Таким наиболее значительным соединением на Черноморском флоте была эскадра, состоявшая из крейсеров и эсминцев разных типов. Она-то часто и владела нашим вниманием.

Немало потрудились мы и над системой готовности, начинавшей вводиться на флоте. Готовности были названы по номерам. Номер три - обычная, повседневная, номер два - более высокая, с известным напряжением [6] для людей и техники, номер один - для угрожаемой обстановки, когда техника и оружие могут действовать немедленно, а люди находятся на боевых постах.

Впоследствии военным морякам было просто говорить об этих готовностях. Их отработали, к ним привыкли. Но в первое время мы немало помучились, определяя их во всех деталях.

Этим, разумеется, занимались не только на Черноморском флоте - такая работа шла на всех флотах. И, как показали дальнейшие события, она сыграла большую роль.

Хорошие отношения наладились в тихой комнате оперативного отдела - деловые, доброжелательные. Все офицеры-операторы на равных несли нелегкую ношу своей службы. Виктор Алексеевич Ерещенко, ныне контр-адмирал, с присущей ему аккуратностью трудился главным образом над документами общего оперативного характера. Серьезный, немногословный Лисютин больше занимался тем, что было связано с боевыми действиями подводных лодок. В штаб он пришел с должности командира подводной лодки, и я вполне доверял его солидному служебному опыту. Отличными качествами штабного офицера обладал и капитан 3 ранга Тишкин. Бывало, часами сидит за своим столом, обдумывая какой-то сложный вопрос, а потом, склонившись над бумагой, начинает быстро исписывать лист за листом. Мы занимались в общем-то весьма прозаическими творениями, но Тишкин умел и сухие выкладки облечь в живую форму. И это шло от его характера - мягкого, лирического.

Наше дело требовало контактов с другими офицерами штаба, флагманскими специалистами. Однажды на несколько дней переселился к нам в комнату начальник гидрографического отдела флота Александр Викторович Солодунов. С его участием мы создавали лоцию военного времени - руководство мореплавателям на случай боевой обстановки, когда погаснут маяки и огни, а пути перекроют минные заграждения.

Говорили, что Александр Викторович суховат, трудно ладит с сослуживцами. Мне он таким не показался. Правда, резковат в суждениях, но это свойство прямой натуры - свойство, особенно ценное у военных людей.