Итак, необходимое условие успеха насильственного захвата власти при любом общественном строе есть разложение армии, лишение ее возможности или желания защищать существующее правительство. Соответственно попытки такого разложения являются убедительным свидетельством существования подобных намерений. Государство, в котором сохраняется боеспособная армия, твердо намеренная защищать существующий государственный строй и правительство, не может быть разрушено ни в каком случае. Ни одна политическая сила не может сравниться с армией по сплоченности, дисциплинированности и централизации руководства. Как показывает опыт, регулярная армия, если она монолитна и находится под единым, решительным руководством, обычно побеждает любые нерегулярные формирования. Но именно в случае, если армия едина. Армия не может устоять перед восстанием, если она уже деморализована, лишена единой воли, если профессиональная уверенность в себе и нравственная сплоченность военнослужащих подорваны в результате неудачных войн, либо благодаря целенаправленной работе по ее разложению, либо по причине нерешительной, противоречивой политики властей в отношении ее использования. Когда армия выступает на стороне оппозиции или даже сохраняет нейтралитет — это означает обычно конец существующей власти.

Характерный пример в этом отношении представляют обстоятельства революции в Иране в 1979 г. Оппозиция постепенно захватывала реальную власть в Тегеране в свои руки, уже Хомейни беспрепятственно прибыл в город и создал параллельное правительство, а правительство Бахтияра все не решалось предпринять решительные меры или передать власть армии. Между тем военное командование было еще уверено в способности восстановить порядок. Но по мере того как оппозиция наступала, а правительство только оборонялось, часть вооруженных сил (ВВС) начала переходить на сторону оппозиции, и когда наконец, шахская гвардия попыталась атаковать мятежников, было уже поздно: остальная армия ее не поддержала — высший военный совет принял решение о нейтралитете и приказал войскам возвратиться в казармы. Иранские генералы в последний момент решили перейти на сторону Хомейни, возможно рассчитывая сохранить свои позиции (впрочем, совершенно напрасно: все они были смещены, а многие расстреляны). Иногда, впрочем, подобные ожидания оправдываются (но в том случае, если армейское руководство едино и способно за себя постоять: на Филиппинах в 1988 г. Ф. Маркос был свергнут после того, как высшее армейское командование отказало ему в поддержке и признало К. Акино).

События последнего времени также показывают, что режим падает тогда, когда либо не решается прибегнуть к силе армии или когда решается, но армия его не поддерживает (как в Румынии в 1989 г.). В тех же случаях, когда власти решительно используют военную силу и армия при этом остается им верна (как в том же году в Китае) или когда правительство в условиях кризисного развития ситуации фактически передает власть армии, то карты оппозиции всегда бывают биты. (Пример последнего типа дают события в Бирме в 1988 г. Когда развитие событий там в результате массовых демонстраций и выступлений оппозиции вышло из-под контроля правительства и оппозиция уже контролировала целый ряд городов, власть взяла в свои руки непосредственно сама армия, и в кратчайший срок спокойствие было восстановлено, а оппозиция, уже торжествовавшая победу и даже сформировавшая свое правительство, потерпела полный крах.) Так или иначе, но позиция армии всегда является решающей (не случайно во время румынских событий советское заявление о поддержке «справедливого дела румынского народа» было сделано не раньше, чем стало очевидно, что это дело поддерживает румынская армия).

И вот в период кризисного развития вступила наша страна. Стали происходить вещи, казавшиеся немыслимыми всего год-полтора назад. Целые регионы, отказывающиеся признавать «московскую власть», сотни убитых в межнациональных погромах и резне, сотни тысяч беженцев, многотысячные отряды вооруженных боевиков, противостоящих друг другу на линии фронта, которых пытаются «разъединить» воинские части, уподобляясь войскам ООН где-нибудь в Ливане, соглашения «о прекращении огня» — таковы реалии последнего времени. Угроза гражданской войны, о которой недавно говорили как о самом страшном пугале (сами не очень веря в ее реальность) эмоциональные публицисты, стала фактом. А что же армия?.. А нужна ли нам армия?

Вопрос этот ставить, впрочем, довольно бессмысленно, и дискутировать на эту тему бесполезно, потому что он изначально решен разными силами в соответствии со своими целями. А цели, естественно, не могут быть изменены под влиянием каких бы то ни было аргументов. Для чего существуют вооруженные силы? Для защиты от вероятного противника. Понятно, что противник этот — не Финляндия. По крайней мере, так принято было считать. Однако в последнее время выяснилось, что не только финны, но и американцы (а вместе с ними и все западноевропейцы) являются чуть ли не лучшими друзьями нашей перестройки и жаждут всячески облагодетельствовать ее — то ли созданием совместных предприятий и допущением нашей страны в международные финансовые организации, то ли участием в борьбе с «врагами перестройки». Разумеется, без применения нацеленных на наши города ракет. И против этих-то благодетелей и помощников держать армию? Их-то считать «вероятным противником»? Да с этой точки зрения существование нашей армии не только бесцельно — оно просто преступно. Ну а, как известно, «с точки зрения внутренней политики Советский Союз не нуждается в армии» (уж коли десятилетиями нам это внушали, то сейчас, в «золотую пору» всеобщей демократизации, это, надо думать, и подавно справедливо), она была нужна, «пока существует мировой империализм»… Но раз оказалось, что и он на самом деле наш искренний друг, то необходимость содержания армии, да еще такой большой, по-видимому, вовсе отпадает.

Совершенно естественно, что политические силы, ожидающие часа, когда народы «в единую семью соединятся» под руководством мирового капитала во главе с каким-нибудь Бильдербергским клубом, полагают, что армия наша представляет величайший вред для дела «мирового прогресса» и, стало быть, чем слабее она будет и чем раньше деградирует, тем для этого самого дела лучше. Эти антигосударственные силы (а сильная национальная государственность есть главное препятствие для упомянутого дела), конечно, прекрасно осознают все те реальности, связанные с ролью армии в государстве, о которых шла речь выше, и всемерно способствуют ее разложению. Антиармейские силы — прежде всего силы антигосударственные, и любые антигосударственные силы не могут не быть антиармейскими.

Наступление на армию развертывается по нескольким направлениям, и антиармейские проявления весьма разноплановы. Они проводятся очень разными людьми и течениями, многие из которых субъективно никак не связаны с упомянутыми выше силами, но существенно то, что объективно они работают на результат, желанный этим силам. Пацифистское движение существует во многих странах, но нигде не представляет опасности для боеспособности армий, поскольку тем, кто определяет военную политику, не приходит в голову прислушиваться к его требованиям, а в условиях устоявшихся политических реалий оно не может повлиять на приход к руководству тех или иных экстремистских сил. Другое дело у нас: в обстановке анемии управленческих структур, истеричности «общественного мнения», склонности его бросаться из крайности в крайность и полной непредсказуемости результатов голосований (зависящих подчас от совершенно случайных обстоятельств) умело подогретые в нужный момент страсти (а поводом может быть любая крупная катастрофа или какое-либо ЧП в Вооруженных Силах) способны послужить толчком для принятия драматических решений.

В последнее время получила широкое распространение мысль о ненужности армии по причине провозглашения примата общечеловеческих ценностей, международного права, идеалов мира и гуманизма, вслед за чем должна будет неминуемо воцариться всеобщая дружба народов. А для приближения этого светлого часа необходима полная демилитаризация общества. При этом не имеет существенного значения то обстоятельство, что в других странах с этим как будто не спешат (и даже вопроса так не ставят): ведь должен же кто-то быть первым! Почему бы нашей стране не подать пример и не разоружиться первой — тогда и другие сделают то же самое, ведь их-то политика строится на приверженности демократии и гуманизму, и как им не последовать такому примеру? Но нет, не следуют…