Таково было единодушное мнение адвокатов, прессы, высокой государственной комиссии, расследовавшей дело в течение десяти месяцев. Как смел простой лояльный американец восставать против таких авторитетов и не верить их выводам? Тем более, что выводы были столь утешительны?

И все же американцы сомневались. Число сомневавшихся все росло. Ибо принять официальные выводы — во всяком случае те, что касались поведения Руби, — означало поверить в невероятнейшую цепь случайностей и совпадений.

Случайно утром в воскресенье исполнительница стриптиза позвонила и попросила денег. Случайно Руби, который накануне отказал ей, смягчился и решил подбросить ей деньжат. Отправляясь в город на это благое дело, он случайно положил в карман пистолет и три тысячи долларов. Случайно открытое телеграфное отделение оказалось в минуте ходьбы от полицейского управления. Случайно прогуливавшийся Руби заметил толпу внутри полицейского гаража и решил посмотреть, что происходит. Случайно один из семидесяти полицейских, охранявших перевозку важного преступника, на секунду зазевался. Случайно Руби прошел мимо него и случайно никем не был замечен внутри. А тут как раз случайно выводили Освальда. А у Руби как раз из головы весь день не выходила судьба детей и вдовы Кеннеди, о которых он случайно прочитал утром в газете. Ну что ему оставалось? Только воспользоваться всем этим чудесным совпадением случайностей и всадить Освальду пулю в живот.

Возможно, во времена темного средневековья адвокатам не нужно было бы пускаться на хитрости в отстаивании этой невероятной цепи случайностей. Все было бы объяснено вмешательством Высших сил. Ангел-мститель избрал простого владельца кабаре своим орудием, укрыл его крылом и невидимым доставил к месту исполнения казни над злодеем Освальдом. Не верившие этому были бы объявлены еретиками и отправлены на костер. Недаром же сам начальник далласской полиции Карри заявил, что появление Руби в подвале так непостижимо, точно сам Господь Бог его туда доставил.

Но так как костры к тому времени были в Америке запрещены, нашлись одиночки, которые дали волю своему скепсису. Они начали вчитываться в материалы расследования и истолковывать их по-своему. Они начали смущать умы. Сомнения множились, недоверие росло. Опросы показывали, что все меньше и меньше американцев верили выводам Комиссии Уоррена. Все это привело к тому, что 13 лет спустя Конгресс назначил новую следственную комиссию — Комитет Стокса по расследованию убийств президента Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Новый Комитет пересмотрел все имевшиеся материалы, провел новые опросы свидетелей и тоже опубликовал в 1978 году отчет. Среди главных выводов этого отчета:

На основании имеющейся информации, Комитет пришел к выводу, что президент Кеннеди скорее всего был убит в результате заговора… Ни Освальд, ни Руби не были «одиночками», какими их представило расследование 1964-го года. Тем не менее Комитет откровенно признает, что он не смог обнаружить… характер и масштабы заговора… Комитету удалось получить новую информацию, касающуюся Освальда и Руби, и тем самым изменить взгляд на них; однако и убийца, и человек, который с ним покончил, предстают до сих пор на фоне необъясненных или не полностью объясненных событий, связей и мотивировок.

Выводы Комитета Стокса, хотя и сформулированные с крайней осторожностью, явились наградой тем исследователям-одиночкам, которые в течение пятнадцати лет боролись против установленных официальных версий. И хотя живы еще тысячи могущественных людей, поддерживавших в свое время эти версии и заинтересованных в том, чтобы новые данные не получили широкой огласки; хотя отчет Комитета Стокса не имел такой широкой рекламы и такого отклика, как отчет Комиссии Уоррена, ибо пресса в значительной мере игнорировала его; хотя многие американцы даже и не слыхали о нем (ведь был Вьетнам, Уотергейт и все текущие войны и убийства), — он как бы официально открыл это дело заново и санкционировал правомочность новых исследований.

Попробуем же воспользоваться благоприятным моментом и распутать — хотя бы частично — клубок «событий, связей и мотивировок», окружающий убийство Освальда.

Подойдем к этому делу самым естественным образом: поставим себя на место Руби. Представим себе, что это не ему, а нам (вам, мне) в субботу 23 ноября 1963 года стало абсолютно ясно, что убийство Освальда — единственный выход для нас в сложившейся ситуации.

Не будем пока задумываться о мотивах. (Большие деньги? Страх разоблачения? Угроза возмездия со стороны сообщников за невыполнение приказа?) Каковы бы ни были мотивы, они оказались достаточными, чтобы заставить Руби пойти на смертельный риск. Ибо риск действительно был велик. Руби мог сам быть подстрелен полицейскими в момент покушения. Он мог быть осужден на долгий срок. Он мог умереть на электрическом стуле. (Вспомним, что присяжные приговорили-таки его к смертной казни полгода спустя.) Все это он отлично понимал и, тем не менее, решился. Что может означать лишь одно: альтернативой для него была неизбежная гибель. Этот важнейший факт, это «или-или» (или успешное совершение убийства, или собственная гибель) мы должны твердо помнить на протяжении всего исследования.

Теперь попробуем представить себе, какие сведения Руби и его сообщники имели накануне воскресенья о готовящейся перевозке. Могли они быть уверены, что шеф полиции сдержит обещание, данное журналистам, и станет ждать до десяти утра? Сами журналисты, например, думали, что их обманут и Освальд будет тихо, без кинокамер и толпы, переправлен ночью. Не были ли ночные звонки с угрозами в адрес арестованного попыткой заговорщиков заставить полицию отказаться от этого варианта? Ибо угрожая нападением толпы, они заставляли власти думать о необходимости иметь большой отряд охраны, который ночью собрать было нелегко.

Так или иначе утром стало ясно, что Освальд все еще в здании. В этот момент я — потенциальный убийца — должен принять решение, как действовать. Да, конечно, мне очень хочется представить будущим присяжным дело таким образом, будто я случайно приехал в центр города, случайно оказался вблизи полицейского управления и случайно поддался минутной вспышке ненависти к убийце президента. Для этого поездка на телеграф с целью отправки денег Маленькой Линн — чудный предлог. Будут свидетельские показания, будет документ с проштемпелеванным временем. И все же, и все же… Оправдательные мотивировки, доказательства непреднамеренности, психологическое алиби — все это очень желательно. Но не так важно, как сам акт убийства. Даже ради самого чудесного набора объяснений я не могу поставить свое главное дело под угрозу срыва. Ибо если я не убью — я погиб.

Руби не мог позволить себе такой роскоши: болтаться где-то у телеграфного отделения за три минуты до вывода Освальда в гараж. Тем более не мог сидеть дома, дожидаясь десяти часов. С самого раннего утра он должен был находиться либо где-то рядом, либо в самом здании полицейского управления — затаиться в засаде, ждать. Даже если у него был надежный сообщник среди полицейских (что вполне возможно), который бы согласился известить его о начавшейся перевозке, было бы чистым безумием рассчитывать, что никакая случайность не остановит его на пути от окошка телеграфного клерка до гаража, охраняемого десятками вооруженных людей. Любой рационально мыслящий убийца должен был проникнуть в здание полицейского управления с утра, предоставив своим помощникам заботиться об устройстве алиби для него.

На первый взгляд может показаться, что эта версия, хотя и самая логичная по сути, не сможет выдержать напора имеющихся свидетельских показаний. В 8. 30 утра уборщица Элнора Питс звонила в квартиру Руби и говорила с хозяином. В 10. 19 звонила Маленькая Линн из Форт-Ворта (город в сорока минутах езды от Далласа), просила денег. Сожитель, которого Руби пригласил делить с ним квартиру за три недели до описываемых событий, Джордж Сенатор, показал, что хозяин ушел около одиннадцати. На квитанции телеграфного перевода, найденной в вещах Руби при обыске после ареста, стоит штемпель 11.17. Убийство было совершено в 11.21.