— Иди сюда, — спокойно проговорил я, подзывая парня. Дождавшись, когда он подойдет, усадил не сопротивляющегося парня к себе на колени и, достав заколку из своего кармана, заколол его волосы — с ним ее всегда с собой носить нужно, он их вечно теряет. — Артур, просить прощение за то, что выпорол тебя, я не буду, заслужил. Соврешь мне еще раз так по крупному, выпорю опять.

Полные слез глаза, шмыгающий нос и виновато опущенная голова заставляют вздохнуть и, приподняв его за подбородок, поцеловать красный от слез нос и опухшие губы. Что я творю? Отхлестал ремнем, а сейчас заглаживаю вину поцелуями?

Я даже не успел понять, как, но, когда я на секунду прервал поцелуй, на меня, возбуждено дыша, смотрел уже раскрасневшийся от поцелуев парень. Страсть и желание в его глазах, и я срываюсь, укладываю на спину и под его шипение скидываю с себя свитер и майку. Горячие худые руки подростка касаются моей шеи, скользят по торсу, застывают на пахе, и я получаю первую улыбку за сегодняшний день и, внезапно, сомнения.

— Ты же не передумаешь в сотый раз? — взволновано спрашивает Артур, легко так подкалывая меня по поводу того, что так у нас начиналось уже раз тридцать за прошедшие три месяца.

— Нет, — короткий ответ слетает с моих губ, и я склоняюсь над Артуром. Если до этого сомнения и были, то сегодняшний день начисто их перечеркнул.

Поцелуи нежные сменяются на страстные, шипение парня, когда я касаюсь его спины и ягодиц заводит еще больше. Оторвался от губ, скользнул к соскам, поцеловал, обвел ореолу и прикусил, заставив выгнутся в моих руках.

— Ром, — полный мольбы голос тонет в новом стоне когда оттянув резинку нижнего белья я лизнул и прошёлся языком по всему стволу его мелкого члена. Вобрать головку, пососать и, помогая себе руками, стянуть с него это чертово белье.

— Ром, я сейчас кончу только от твоего вида, — притягивая меня за плечи, с придыханием раздается мне в губы. — Давай.

И я, не задумываясь, опускаю руку между его ног и чувствую под пальцами смазку и легко поддающийся анус. Моя удивленно вскинутая бровь, и мне отвечают на немой вопрос:

— Я часа два назад, ну, это, на твое фото, — жутко краснея, мямлит парень.

Два пальца легко скользят внутрь, и я не ощущаю даже напряжения мышц. Еще сильнее вспыхнувшее лицо Артура стоит перед глазами. Третий палец, и он тихо стонет в свою ладошку, что прикрывает его рот. Все здравые мысли окончательно покидают голову, когда он сам начинает изгибаться, поддаваясь мне навстречу. Затыкаю его рот поцелуем и также по одному медленно вынимаю пальцы. Толчок, и член одним движением входит в тело парня. Короткие ноготки царапают спину, тело изгибается, а его ноги оплетают мои бедра, заставляя остановится. Долгие минуты ожидания, когда он прекратит кусать меня и сжиматься. И вот он уже сам сквозь шипение начинает двигаться.

Толчок, шипение, что за хрень? Взгляд на его руки, судорожно сжимающие простынь, и до меня доходит. У него вся попа исполосована ремнем. Доли секунд на размышления, и я подхватываю его за талию и встаю с кровати, не забыв взять легкое одеяло.

— На кухне нет отопления?

— Даже не вздумай, — ахает парень в тот момент, когда я делаю первые шаги с ним у себя на члене.

Он опять стонет на очередном шаге, впивается своими зубками в мою нижнюю губу, еще пара шагов, и я, не разрывая этого грубого поцелуя, толкаю дверь. Тело обдает холодом, мурашки покрывают кожу, но это фигня по сравнению с теми ощущениями, что пробивают тело, когда Артур начинает ерзать на моем члене. Кинуть одеяло и усадить парня на большой деревянный стол на кухне, услышать вскрик "Холодно!" и сразу после него "Ой как хорошо...", и парень полностью ложится на стол, приподнимает свои ножки и ставит мне их на грудь.

Теперь стоны и крики не прекращаются, абсолютно голое миниатюрное тело Артура извивается и мечется по ледяному столу. Маленькие ладошки то поглаживают себя, то зарываются в волосы, рот открывается в беззвучном крике, он выгибается, сжимает пальчики ног. Ощущения у него внутри просто великолепные — плотно облегающие плоть мышцы не дают сосредоточится. Еще один громкий стон Артура, и я как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как белесая жидкость пачкает его живот, тело изгибается в позвоночнике, мышцы сжимают еще сильнее, приоткрыт ротик и пьяные от удовольствия глаза будто мутные.

"Это невозможно, и ведь не врал, говоря, что он лучший и это докажет", — мелькает последняя мысль, и я лишь в последние секунды успеваю выйти из тела парня…

<i>Эпилог: два года спустя.</i>

— Лома, ну Лома, ну дай мафынку, — вот уже минуты две на мне прыгает этот почти трехлетний садист, которого почему-то никто и не думает спасать от меня.

Тихое копошение под кроватью дает четко понять, что Артуру все же удалось улизнуть незамеченным моим племянником. А вот чих под кроватью племянника настораживает, но спасает нас сестра, заглянувшая в комнату, и после секундного рассматривания комнаты начинает подозрительно хрюкать с намеком на смех, забирает она своего сына уже смеясь в открытую.

— И что же там такого смешного? — задаю я вопрос невидимому Артуру.

— У меня пятки из-под кровати торчат, — со смехом произносит парень, вылезает и садится на кровать.

С год назад он подстригся, заявив, что ему надоели мои вечные заколочки. Теперь предо мной сидел уже повзрослевший, но еще такой молодой восемнадцатилетний парень. Короткие черные волосы торпошились на затылке, маленькая складочка на щеке от подушки. Яркие карие глаза со смешинками и улыбка на все лицо.

Только через год после начала отношений мне удалось всеми правдами и неправдами доказать ему, что не собираюсь я его бросать и что девушки мне не нужны. Финальной точкой моего психа на его очередное грустное лицо после моего кооператива на работе стало то, что я схватил его из съемной комнаты в очередной общаге, потащил к себе домой и вывалил на шокированных родителей всё, представив им своего не менее шокированного парня.

Апофеозом всего стало сообщение Артура, что он перенервничал, и его сейчас вырвет. Но еще большей неожиданностью стало то, что мама, оттолкнув меня от парня, увела того в туалет, причитая что нельзя же так людей шокировать. Отец потер переносицу и через полчаса выдал, что все это неожиданно, но вроде как у него уже есть внук, а я не такой дебил, чтобы приводить парня домой только из прихоти, поэтому, если он это и не одобряет, то попробует понять. Единственное требование, которое нам выставили родители — это чтобы до поры до времени мой племянник и их внук не подозревал о нас. Вот именно поэтому еще год спустя на даче моих родителей Артур прячется под кроватью.

Он изменился кардинально, до неузнаваемости, нет больше забитого и вечно хмурого подростка. Есть вот такой жизнерадостный, яркий, открытый парень, что общими силами — моими, своими и моей семьи — перевелся с юридического на педагогический. Парень, что с яркой улыбкой и бурей эмоций прибегает домой и рассказывает, что они сегодня на практике весь день были в садике, и как хмурый ребенок по имени Паша сказал, что, раз он единственный среди женского коллектива, то должен быть сильным и дал ему пеньку. А воспитатель потом хвалила Артура, говоря, что Паша у них проблемный ребенок и что вообще Артуру надо идти на детскую психологию.