– Походкой?

– Да-да, походкой. Поверь, поменять походку – значит почти полностью стать другим человеком. Перевоплотиться! Вот, смотри!

Прелестно обнаженная, Мелезия соскочила с ложа и, подбоченясь, прошлась по узкому пространству пола – от окна к двери.

– Вот так ходят гетеры! Смотри, как они выставляют напоказ свое тело… как высматривают состоятельного клиента, как стреляют глазами…

– О!!! – Лешка сглотнул слюну и протянул к девушке руки.

– Нет-нет! – засмеялась та. – То, что ты хочешь сейчас со мной сделать – пусть будет. Но – чуть позже. Пока же – смотри и учись! Вот так ходят домохозяйки…

Мелезия выпятила вперед грудь, изогнулась и смешно засеменила ногами.

– А так – молодые девушки из хорошей семьи под присмотром тетки… А вот так – без присмотра.

Лешка не выдержал, расхохотался – уж больно весело все получалось у гостьи.

Мелезия же уперла ему палец в грудь:

– Теперь ты! Вставай, вставай, поднимайся! И не надо меня обнимать… пока…

Старший тавуллярий послушно поднялся. Правда, стесняясь, натянул штаны.

– Ой-ой-ой, какие мы стеснительные!

Прошелся…

– Нет, друг мой, так ходят солдаты… или узники в тюрьмах! Расслабся! Размахивай посильнее руками, не смотри так по сторонам… нет, смотри!

– Так смотреть или нет?

– Смотри, но не так!

– А как?

– Рассеянно! А не так, будто кого-то высматриваешь! Задери подбородок повыше. Споткнись… Вот, молодец! Теперь иди сюда… Ляг рядом. Поцелуй меня… Нет, не в губы, в пупок… Та-ак… Теперь – выше… или ниже, как ты хочешь… Зачем ты только надел эти дурацкие штаны! Сними! Нет, постой – я сама сниму. Как противно скрипит кровать… надо же, я и не замечала! А что там у нас за окном… Наклонюсь, посмотрю… О! Какие у тебя сильные руки… Ох!!!

Они провалялись в постели до самого вечера – лень было спускаться даже за ужином. И все же – пришлось, когда в дверь, слегка постучав, заглянул Епифан.

– Там, внизу, пришел Николай, – ничуть не смущаясь увиденным, торопливо поведал подросток. – Ну, тот, из секрета. Я говорил о нем.

– А! – вспомнил Лешка. – Явился-таки, значит.

– Явился.

– Что, по мою душу?

– О тебе расспрашивает!

– Ладно! – вскочив с постели, Алексей быстро оделся. – Спущусь, посмотрю – что ему надобно. Мелезия, дождешься меня?

– Пожалуй, пойду к себе. Поучу новую роль. Лучше сам, как вернешься, заглядывай.

– Обязательно, душа моя, обязательно!

Спустившись по узкой лестнице вниз, старший тавуллярий нарочито громко потребовал у хозяйки еду:

– Ужас, до чего сегодня проголодался! Недаром еще великий Зенон Александрийский говорил – бытие определяет сознание!

Говорил ли так Зенон Александрийский или нет, Лешка не знал – но фразу сию ввернул нарочно для неприметного человечка в синем плаще, сидевшего у самой двери, на лавке. Обычный такой человек – не толстый, не тонкий, не молодой, не старый, увидишь – потом не вспомнишь. Только взгляд у него был знакомый – цепкий. Ну, точно – это и есть пресловутый Николай, кому ж еще тут рассиживать? Как бы теперь к нему подкатить, чтобы выглядело все естественным.

А не нужным оказались все ухищрения – человек из секрета подкатил первым.

– Вы, кажется, м-мм… философ, молодой человек?

– Ну да, ну да, – помня уроки Мелезии, рассеянно обернулся Лешка. И посмотрел, как бы сквозь сидящего. – Я приезжий. Из Мистры.

– Ого, из Мистры?! – ухмыльнулся сыскарь. – Говорят, красивый город.

– О да, очень красивый! – Старший тавуллярий растянул губы в совсем уж дурацкой ухмылке. – Правда, только здесь и начинаешь понимать всю красоту и величие столицы!

– Да, Константинополь тоже ммм… красивый город. Пожалуй, ничуть не хуже Мистры, а?

– Ничуть не хуже, это вы верно подметили, господин… э-э-э…

– Меня зовут Николай. Как святого угодника, ммм…

– Да, как святого… А я – Алексий. Алексий из Мистры.

– Да я уж понял, что из Мистры. Вы садитесь, Алексий, не стойте… Я ведь, знаете, ммм… тоже философией увлекаюсь – приятно будет поговорить.

– И мне тоже – приятно, – похлопав ресницами, закивал головой Алексей. – Может, прихватим вина да поднимемся ко мне? Тут как-то слишком уж шумно для философской беседы.

– Да-да, вы правы! – Николай явно обрадовался приглашению. – Здесь очень, очень шумно.

А никакого такого шума, на самом—то деле не было, подумаешь, о чем-то громко разговаривали зашедшие пропустить по стаканчику мастеровые. Это еще не вернулись с работы плотники! Вот уж тогда было бы действительно шумно, а так…

– Пойдемте, пойдемте, – купив у Виринеи кувшинчик вина, радостно приговаривал Алексей. – Знаете, как приятно встретить ученого человека, философа! Мы сейчас с вами, уважаемый Николай, много чего обсудим.

– Да, – согласно кивал сыскарь. – Много!

Придя в комнату, Лешка поставил кувшин на стол, с удовлетворением отмечая, что Мелезия, перед своим уходом, навела идеальный порядок. Ну – почти идеальный.

– Выпьем? – усаживаясь на колченогий табурет, предложил гость. – За праздник святого Матфея!

А разговор потом пошел вовсе не философский – Николай, иногда явно пережимая, дотошно выспрашивал Лешку о Созонтии. Мол, не видел ли, куда тот уходил, не разговаривал ли, не общался ли, случайно, за кружкой вина?

– Не, не общался, – отрицательно качал головой Алексей. – Я ж недавно только приехал.

– Да-а-а… – не скрывая своего разочарования, протянул Николай. – Видать, несладко приходится в чужом-то городе? Без друзей, без знакомых…

– Смею тешить себя надеждой, что теперь у меня все же появился хороший знакомый и любезнейший друг! – Старший тавуллярий осклабился – он давно уже понял, к чему клонит навязывающийся в друзья гость – вербует в агенты, собака!

– И кто же этот ммм… друг?

– Вы, господин мой!

– А-а-а! – Николай довольно ухмыльнулся. – Ну да – я тебе друг. Ничего, что на «ты»?

– Ничего! Какие такие условности могут быть между друзьями?

– Конечно, никаких, знамо дело! Хочу тебя кое о чем попросить, друг мой!

– Проси, о чем хочешь! – еще шире улыбнулся Лешка и тут же поправился: – Ну, если в моих силах, конечно.

– В силах, в силах, – закивал Николай. – Как тебе здешние соседи?

Старший тавуллярий наморщил лоб:

– Сказать по правде – те еще людишки!

– Вот-вот! – явно обрадовался гость. – И я о том же тебя хотел предупредить.

– Буду держаться от них подальше!

– Нет-нет, ммм… – Николай тут же скривился. – Подальше не надо – не такие уж они и страшные лиходеи. Так, мелочь. Ты бы мне о них, Алексий, рассказывал иногда. Так, по-дружески… С кем встречались, что делали, о чем говорили. Можешь с ними и выпить иногда. Только, все, что говорить будут – запоминай, после мне расскажешь!

– Все сделаю, как скажешь! Может, и у меня потом какие просьбы будут…

– Исполню, не сомневайся… Ну, за знакомство!

– За знакомство… А скажи, дружище Николай, кто тебя больше-то интересует, не могу ж я со всеми пить – никаких денег не хватит!

Гость неожиданно расхохотался и хлопнул новоявленного знакомого по плечу:

– Ай, Алексий, понятливый же ты малый. А ято думал – простак!

– Я ж философ, друже!

– Да помню, помню… Вот что, ммм…

Немного помычав, сыскарь достал из висевшей на поясе сумы несколько серебряных монет – аспр – и широким жестом протянул их Лешке:

– На вот тебе, по-дружески. Знаю, как одному-то в чужой стороне приходится. Бери-бери, не стесняйся… только вот это, ммм… расписочку мне напиши. Ты ведь грамотен?

– Обижаешь! Только вот пера и чернил у меня нет.

– Не беспокойся, я их с собой принес. Так, прихватил чисто случайно.

– Рояль в кустах… понимаю!

– О чем это ты, друже?

– Так, о своем, не обращай внимание, с нами, философами это бывает. Где расписаться-то?

– А вон, тут, с краюшка.

Лешка подмахнул, якобы не читая… на самом-то деле все четко разобрал – и обязательство сотрудничать, и сумму – двадцать аспр. Кстати, на самом-то деле серебрях куда меньше было! Ну, да бог с ним, со всем этим.