Мне было плохо. Не просто «плохо», а ужасно. Казалось, из меня с начала вынули все внутренности, а потом по очереди начали запихивать обратно, обустраивая их внутри, передвигая с места на место, как будто подыскивая где удобней, то ли по фен шую, то ли по чьему-то извращенному вкусу. Даже дышать было трудно и хотелось пить. Мысли ворочались в голове большими булыжниками. «Я, что отхожу от наркоза после операции?»

Я вспомнила, что операция была назначена на… дай бог памяти, кажется, через две недели. Почему у меня засела вот эта фраза — «две недели?» Две недели от чего?

Я всегда отходила от наркоза очень трудно — свойство организма. А сейчас что? Глаза не открывались, я, казалось, парю в какой-то темноте. Так, надо себя напрячь, и вспомнить хоть что-нибудь.

Рядом кто-то бубнил, сбивая с мысли, я не могла разобрать ни слова, но говоривших явно было двое. Бубнеж раздражал, не давал сосредоточиться, но я упорно, казалось, цепляясь за воздух, и проталкивая его в легкие, пыталась нащупать хоть какие-нибудь воспоминания.

Я приехала с чемоданом, зашла в квартиру. А где я была? У дочери в Германии. Казалось, даже душа улыбнулась, вспомнив внуков Анечку и Сонечку. Доченька… Лицо ее я никак не могла вспомнить. Да, что это такое! Так, не волноваться. Сначала надо отойти от этого сволочного наркоза!

Я пыталась глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, но мешал мерзкий привкус чего-то тухлого. Что это я вчера съела? Я начала напрягать слух — может быть это медсестра и врач у моей постели? Прислушаюсь и пойму ЧТО со мной. Чем больше я прислушивалась, тем больше понимала, что ни чего не понимаю. Звуки никак не хотели складываться в слова. Потом меня опять поглотила темнота.

Когда я очнулась в следующий раз, дышать стало легче, но во рту сохранился все тот же привкус. Кто- то бережно приподнял мою голову и по гортани побежала струйка прохладного, пахнущего мятой питья. Я судорожно глотнула и закашлялась.

— Ну тихо, тихо! Не торопитесь. Все будет хорошо. Раз вы очнулись, то скоро поправитесь, — услышала я низкий женский голос. Казалось, он успокаивает и убаюкивает. Мне так захотелось увидеть кто это. Но веки, налитые свинцом, никак не хотели подыматься. Потом я услышала легкие, быстрые шаги.

— Ну как тут моя девочка? — раздался ласковый женский голос.

— Она уже немного настойки глотнула сама и дышит уже легче, — ответил другой, уже знакомый голос.

— О, демиурги, доченька, выздоравливай, мое солнышко!

И столько ласки и любви было в этом голосе, что мне стало даже легче дышать. Я почувствовала, как теплые и нежные губы коснулись моего лба.

— Марсия, я еще зайду, но позже. Если надо будет, позовешь Дебору. Если Терра очнется и заговорит, тот час же найди меня. Сегодня я ночую здесь.

— Да, госпожа.

Я начала лихорадочно думать. Доченька? Мне, на сколько я себя помню, пятьдесят три года, мама умерла более тридцати лет назад, а женский голос был достаточно молодым.

Марсия… Имя иностранное. Неужели дочка забрала меня к себе? Да нет, от куда у нее такие деньги?

Так, обратно возвращаюсь к воспоминаниям. Я приехала от дочери, о возможной операции ничего не сказала. Что зря волновать? В худшем случае подруга позвонит и все им скажет. Зашла в квартиру, почувствовала головокружение, пошла на кухню взять таблетки и воды. Те, что были в сумке, закончились еще в самолете. Все, провал, больше ничего не помню.

А потом эти голоса и бубнеж. Стараюсь дышать как можно глубже и медленнее. Я уже «распробовала» воздух — он такой вкусный, с ноткой можжевельника и лимонника. Неожиданно услышала, как рядом со мной отодвигается стул, очевидно человек, сидящий на нем встал и пошел. Раздался скрип двери и тишина.

Попыталась открыть глаза. «Ура!» У меня это получилось.

В комнате стоял полумрак. Я лежала на огромной кровати. Сверху над ней что-то нависало. Как это называлось в старину? Балдахин! О, мозги заработали! Слева от меня полог был опущен. Темно — зеленая ткань полностью заслоняла расположенное с этой стороны кровати.

С другой стороны был виден стул, я вспомнила исторические фильмы — белые гнутые ножки и спинка, оббивка стула была из той же ткани, что и над моей головой, золотисто-бежевый ковер на полу начинался от самой кровати. Напротив кровати — дверь, слева от нее большой шкаф, возле изголовья кровати небольшой стол с разными мензурками и красивой фарфоровой кружкой с кувшином.

Откинув одеяло, я перевела взгляд на кровать и чуть не закричала:

— Куда делся мой шестидесятый размер?

Немного присев, увидела перед собой худощавое тело, чуть прикрытое батистовой ночной рубашкой и тело, которое скорее принадлежало девушке-подростку, чем пожилой женщине. Сердце лихорадочно забилось, как будто оказалось возле самого горла.

Опустив ноги с кровати, схватилась за кружку и дрожащей рукой поднесла ее ко рту. И уже возле лица сжала ее двумя руками, боясь расплескать жидкость. Давясь, выпила все, напиток напоминал недавнее питье с мятным привкусом.

Успокоившись, попробовала встать, но ноги не хотели меня держать, но я упорно заставляла себя подняться. Наконец, мне это удалось. Держась за рядом стоящий стул, решила осмотреть комнату.

То, что это была не больница, было ясно сразу. Кровать с балдахином, интерьер богат и тщательно подобран, спальня явно не простого библиотекаря, каким я являлась. Держась одной рукой за стул, взяла в руки прядь волос. Раньше у меня была короткая стрижка, а сейчас волосы спускались ниже пояса. Поднесла ближе к глазам — светло-русые, а у меня в молодости были светло-каштановые. Руки изящные с тонкими длинными пальцами — явно не мои. Кто я?

Судя по ощущениям тела, была тяжелая болезнь или еще что-то.

Значит слушаем и молчим, ни в чем не признаемся, ничего не знаем. Я настолько увлеклась разглядыванием рук, ног, себя новой и любимой, что не услышала шагов.

Вдруг пронзительный визг, идущий от дверей в комнату, заставил меня повернуть голову и я увидела женщину лет сорока, одетую в коричнево-бежевое платье и белый фартук. На ее голове был бежевый чепец с белой отделкой. Еще крепче схватившись за стул, я пристально на нее посмотрела, она запнулась, а потом запричитала:

— Ох, госпожа, что же вы, лапушка наша встали. Господин маг да доктурос вам еще этого не разрешили. А, давайте-ка, я вас сейчас обратно в постельку уложу и матушку вашу позову! Вот уж она обрадуется!

Она осторожно уложила меня обратно в постель и выбежала из комнаты. Я судорожно вздохнула и попыталась проглотить комок воздуха, стоящий где-то в гортани. Только одно меня сдерживало от истерики — сейчас я все узнаю. Главное — это информация. И все время ожидания твердила три слова — все будет хорошо.

Потом в комнату вбежала, нет скорее вплыла стройная, молодая женщина с точно такими волосами, какими я недавно любовалась, рассматривая себя. Огромные, пронзительно-зеленые глаза ее были наполнены слезами.

Она была само очарование, прижав меня к своей груди, целовала мои щеки, лоб, руки. Потом, придя в себя, взяла мою голову двумя руками и пристально вгляделась в глаза.

— Ну как ты, Терра?

Я судорожно проглотила комок во рту и прошептала:

— Хорошо!

— А что ты помнишь?

— Ничего, ничего не помню.

— И как тебя зовут?

— Нет! — покачала головой.

— А меня ты помнишь? — В ее голосе звучала надежда и ожидание.

— Мама? — Я вопросительно посмотрела на женщину. Она прижала мою голову к себе и тяжело вздохнула: — Ничего, девочка моя, ты все вспомнишь! Верховный маг обещал, если ему удастся вернуть тебя к жизни, ты постепенно все вспомнишь. Это последствия яда фуаркаши. Принявший его, редко выживает. Хочешь есть?

Я прислушалась к себе и покачала головой.